Страница 3 из 9
– Отлично! Уже трое отпали. Осталось только четыре. Давай следующего! – Кирилл начал входить в азарт.
– Ты плохо считаешь. Я сказал, что рыцарей в Москве семь, но я не сказал, что домов с рыцарями семь. На доме Филатовой их двое.
– Еще лучше. Четыре отпало, остались трое.
– Совершенно верно. Следующий доходный дом Рекка. Построен в 1911 году. Находится на углу Пречистенки и Лопухинского переулка. Поскольку дом стоит на углу, главный вход его также угловой. И рыцари на самом верху здания тоже выходят на угол. Более того, как и в доме Демента, они расположены выше окон этажей, на фронтоне, и увидеть их можно только с улицы, но никак не из квартир.
– Погнали дальше. Осталось два объекта.
– Опять ты ошибся. Я же сказал, рыцари. Их там тоже два. Так что, с ними вместе шестеро у нас отпадает и остается один – доходный дом Эпштейна в Гусятниковом переулке. Дата постройки – 1912 год. Рыцарь один, стоит на небольшом постаменте на уровне второго этаже.
– Это наш?! – воскликнула Кира. – Поехали смотреть.
– Не торопись. Я уже съездил и посмотрел.
– Ну и?
– Тоже не подходит.
– Почему?
– Потому что в письме врач пишет, что, дойдя до угла дома, он может увидеть в дальнем углу переулка эркер ее комнаты. Во-первых, у этого дома как такового угла нет, справа и слева к нему плотно прилегают другие дома. Во-вторых, если встать на одном углу дома, то на противоположенной стороне улицы вообще никаких переулков нет, а если встать на другом углу, то Большой Харитоньевсий переулок с этого места не виден. Вернее, виден только первый дом. Сейчас это кирпичный восьмиэтажный дом постройки советских времен, но это ничего не меняет. От угла дома переулок не просматривается.
– Ну все, это тупик. Видимо дом снесли, и мы никогда не узнаем, где он жил, – расстроилась Кира и отвернулась к окну.
Ей так хотелось найти потомков этих людей и отдать им письма. А еще круче было бы найти настоящий клад.
– И что, больше ничего полезного в письмах нет?
– По большому счету, нет. Там еще упоминается, что у нее туберкулез, и он бабушкины драгоценности припрятал именно для того, чтобы всем вместе перебраться жить в Крым, где ей будет легче.
– Интересно, где можно спрятать целый сундук с сокровищами, чтобы его никто за сто лет не нашел?
– А кто тебе сказал, что это сундук? – удивился Кирилл.
– Ну, а как же? Если бабушкины драгоценности, то в сундуке. На худой конец, в большой шкатулке.
– Почему ты вообще решила, что шкатулка должна быть большой?
– В большую шкатулку больше помешается, чем в маленькую. А если они хотели уехать жить в Крым, значит, хотели купить дом. А дом приличных денег стоит. Получается, что шкатулка должна быть большой.
– Не получается.
– В каком смысле?
– В прямом. Поясню свою мысль на примере. Фирму Картье знаешь?
– Наслышана. Вроде, часы выпускают.
– Не только. Еще и ювелирные украшения. Так вот, в 1917 году Луи Картье предложил сделку миллионеру Мортону Планту – он отдаст ожерелье всего лишь из двух ниток жемчуга в обмен на пятиэтажный особняк в стиле Ренессанс на углу 5-й Авеню и 52-ой улицы в Нью-Йорке. И Плант согласился. В этом здании до сих пор находится бутик фирмы Картье. Так что, шкатулочка может быть и маленькой.
– Мда. Идиот этот Плант. Ладно, такая версия принимается, как жизнеспособная. Но это мало что нам дает.
– Вернее, пока ничего.
– Какая, в принципе, разница – большая шкатулка или маленькая, если мы дома найти не можем?
– А архитекторы на что? – удивился Кузьмич.
Глава 2
Алла, как обычно, встала раньше остальных. К тому времени, как проснулась сестра, она уже успела приготовить завтрак, погладить для нее и племянницы несколько вещей, полить цветы и собраться на работу. Мила вошла на кухню ленивой, чуть шаркающей походкой, сладко потягиваясь, как кошка. Опустившись на стул, она потянула носом.
– Что у нас сегодня, сырники?
– Да. Бери сама.
– Угу, – кивнула головой Мила, но не пошевелилась.
– Как там у тебя дела с Ильей? – поинтересовалась Алла, бросая вещи в сумку.
– Все, как обычно, – зевнула сестра. – Вырвался от своей мегеры в командировку. Меня, естественно, берет с собой.
– Он от жены собирается уходить или нет? Сколько времени он уже раскачивается.
– Ты такая странная. Он же тряпка и подкаблучник. Ныть будет долго и усердно, но ничего делать не будет. Его даже друзья называют «нельзя жалеть».
– Так пугни его, что бросишь его, если не решится.
– Не хочу я его заставлять. Да и замуж за него не хочу.
– Послал же Господь в сестры дуру! – воскликнула в сердцах Алла, грохнув о стол чашкой. – Я же тебе тысячу раз объясняла, что для нас это единственный способ вырваться из этого клоповника. Ты бы хоть об Варе подумала!
Алла, сколько себя помнила, все время заботилась о сестре. Сначала родители оставляли ее за старшую, когда уходили куда-нибудь по вечерам, и тогда ей приходилось пятилетнюю Милу самой купать, кормить и укладывать спать, хотя ей самой в то время было только 10 лет. Но когда Алле было двенадцать, из семьи ушел отец, и тогда присмотр за сестрой стал ее прямой обязанностью, да и не только это. Матери приходилось очень тяжело, она работала на двух работах, да еще пыталась подрабатывать по выходным. Старшая дочь, несмотря на свой возраст, все понимала и старалась помочь всем, чем могла. Несмотря на то, что она отводила и забирала Милу из школы, делала с ней уроки, ходила в магазин и убиралась в квартире, Алла училась хорошо и по окончании школы поступила в медицинский институт. В принципе, это было не удивительно. Родители Аллы и Милы дали им из своего хромосомного набора поровну – одной ум, другой красоту. Алла – с нескладной фигурой, грубыми, но какими-то смазанными чертами лица, тусклыми и реденькими волосами – не пользовалась у молодых людей успехом. Тем более, она была очень умна. Это их отталкивало еще больше. Она прекрасно отдавала себе отчет, что на бурную личную жизнь рассчитывать не приходится, относилась к этому философски и, вместо того, чтобы по вечерам бегать на свидания, сидела за учебниками. Мила была полной ее противоположностью. Уже в 14 – 15 лет она знала, что обладает соблазнительной внешностью. Ростом она, пожалуй, была низковата, зато сложена была идеально. Но это было не самое главное ее достоинство. Милино лицо сложно было назвать красивым в классическом смысле этого слова, но широко поставленные глаза, высокий чистый выпуклый лоб и остренький подбородок делали его очень притягательным за счет своей детскости, которая с возрастом не проходила. Иногда сестры вместе подходили к зеркалу и рассматривали свои отражения.
– Создал же Бог такую красоту! – веселилась Мила, любуюсь на себя со всех сторон.
– Кого-то из нас точно подменили в роддоме, – задумчиво сообщала своему отражению Алла.
– Или нас обеих, – заливалась смехом сестра.
Не удивительно, что, начиная с детского сада, у Милы всегда были поклонники. А когда она вошла в девичий возраст, от них просто не стало отбоя. Как ни странно, такое повышенное внимание ее не испортило. Ей, безусловно, нравились все эти ухаживания, наивные признания в любви, цветы и приглашения на свидания. Но она, несмотря на это, не стала от этого капризной и избалованной. Под стать лицу был и характер – все происходящее вокруг она воспринимала как игру, ничего особо глубоко не задевало ее чувств.
Когда же Миле осталось доучиться в школе всего один год, а Алла была уже студенткой четвертого курса, у мамы обнаружили рак щитовидной железы. Обнаружили, к сожалению, уже слишком поздно, метастазы были уже в костях, легких и головном мозге. Лечить ее в таком состоянии было совершенно бессмысленно. Врачи, конечно, старались что-то сделать, чтобы хотя бы уменьшить страдания, но толку от этого было немного. Мама через четыре месяца умерла. Сестры тяжело это переживали, но инфантилизм Милы сработал и здесь. Она быстрее оправилась от потери и, почувствовав свободу, пустилась во все тяжкие – ночные клубы, поездки на все выходные к кому-нибудь из друзей за город, ежедневные поздние приходы домой. Алла пыталась с ней серьезно поговорить. Школу сначала надо закончить, а потом личной жизнью заниматься. Никуда она не денется, впереди еще целая жизнь. Но Мила только хихикала, чмокала сестру в щеку и с восторгом рассказывала про очередного воздыхателя, который очень наивно и трогательно признался ей в любви. Кто-то проходит через такой этап бурной молодости без серьезных проблем и последствий, но Миле не повезло, она забеременела. Признаться сестре сразу было страшно, она прекрасно знала какой за этим последует скандал и полоскание мозгов, поэтому долго откладывала. Но все равно пришлось рассказать, на четвертом месяце стал уже заметен живот. Скандал, конечно, был, но Алла понимала, что одним криком не поможешь, как-то надо выкручиваться из ситуации. Она сначала проконсультировалась у своих кафедральных преподавателей, затем и у врачей в больнице, где проходила практику. Но все в один голос заявили, что на таком сроке нерожавшей женщине аборт делать очень опасно, все может закончится бесплодием. Пришлось смириться с тем, что ребенка придется оставить. Тогда она решила, что надо быстрее отдать Милу замуж за ее кавалера, пусть отвечают за свои поступки сами – рожают, воспитывают, зарабатывают. Но тут оказалось, что Мила толком и не знает виновника своего положения. Познакомились у друзей на даче, чудно провели время, она оставила ему телефон, чтобы продолжить отношения в Москве, но он не позвонил. Искать его через друзей Мила категорически отказалась. Ситуация была просто катастрофическая – сестра решила бросить школу, не ходить же туда с животом, а Алла не могла на старших курсах медицинского института перевестись на вечернее отделение, чтобы днем где-нибудь работать. До этого они жили на деньги от продажи дачи. Когда маме поставили диагноз и пусть жестоко, но честно, сказали, сколько ей осталось, она сразу решила продать дом, чтобы у ее девочек были средства хотя бы на первое время. Но этих денег могло им хватит, от силы, на пару лет. Алла рассчитывала, что как раз к этому времени закончит институт и выйдет на работу, начнет зарабатывать сама. Ребенок же требовал намного больше. И даже если жить очень экономно, то все равно через год встанет все тот же вопрос – где взять деньги? Отправить Милу куда-нибудь учиться на курсы? А какой в этом смысл? Устроиться на работу она все равно не сможет. Через несколько месяцев родится ребенок, и она сядет с ним дома. А сама Алла работать может только по вечерам, днем она в институте. Но кем она может работать? Диплома у нее пока нет, врачом ее никуда не возьмут, а в Макдоналдсе много не заработаешь. Она регулярно просматривала объявления, но везде или требовался человек на полный рабочий день, или готовы платить так мало, что это не решало проблему. Как-то ей вспомнилось, что один из сокурсников подрабатывал по вечерам после института тем, что частным порядком ездил по клиентам и выводил из запоя. Перспектива общения с алкоголиками ее совершенно не радовала, но натолкнула на одну идею.