Страница 66 из 68
Язык, разумеется, многое говорит об устройстве и истории мира: уже в первом квэнийском словаре есть Эну Илуватар, Отец Небесный, создавший Валар, «счастливый народ», ангелов или, по мнению людей, богов. Название их обиталища Валинор Толкин переводит как «Асгард»; действительно, в ранней мифологии Валары гораздо сильнее напоминают скандинавских богов, чем в итоговом «Сильмариллионе». Эльфы, некогда обитавшие в городе Кор на скалах Эльдамара, ушли в большой мир – чтобы научить смертных людей песням и праведности; но потерпели неудачу и вернулись на Одинокий остров – или истаяли на берегах Старого света, став «народом тени». Неудивительно, что в европейских языках находится столько перекличек с эльфийскими наречиями (а Толкин довольно быстро понял, что существует несколько взаимосвязанных эльфийских языков).
Два Древа, освещавших Валинор, пока что существуют лишь как фон – ни сказание, ни песня ничего не говорят об их судьбе. Но уже есть «Бог Зла» Мелько, демоны арауке, князь котов Тевильдо (позже его место займет Саурон!), Паучиха Ночи Унгвэ-Туита и владыка драконов Фентор, которого сразил герой Турамбар.
Эльфы знают, что Бог троичен (Атар, Ион, Са – Отец, Сын и Пламень); в квэнья есть даже слова «Евангелие» (эвандильон), «распятие» (анатарвеста), «монах» и «монахиня» (анустар, квиндэ)… Контраст между «мифологическим» и «христианским» слишком очевиден, и Толкин вскоре отказался от непосредственного привнесения религиозных понятий в свои произведения. Даже рассказ о сотворении мира Богом и Его Ангелами, хотя и пройдет сквозь все редакции «Сильмариллиона», во «Властелине Колец» будет лишь «фоновым знанием», неявным для многих читателей. Для этого у Толкина были прежде всего эстетические основания: так, он критиковал средневековые романы о рыцарях Круглого Стола, поскольку «артуриана не только связана с христианством, но также явным образом его в себе содержит», в то время как истинная волшебная историяможет на него только намекать. Но христианские образы и концепции – вопреки только что приведенным словам, – вернутся в «легендариум Средиземья» в 1950-е годы.«Господь – владыка ангелов, и людей, и – эльфов», а значит – мифология не может обойтись без Его присутствия, тем более мифология истинная, какой Толкин полагал собственную. («Я давно перестал придумывать… – напишет он в 1956 году, – я дожидаюсь, пока мне не покажется, будто я знаю, что произошло на самом деле. Или пока оно само не напишется». Действительно, и «Сильмариллион», и «Властелин» создавались именно так.)
Но в раннем словаре квэнья находятся слова, которых эльфы точно не знали; зато нетрудно понять, откуда они взялись. Томпо-томпо – «шум барабанов или пушек»; Калимбан – «Варварство, Германия» (скорее всего, отсылка к шекспировскому Калибану); калимбо – «дикарь, нецивилизованный человек – великан, чудовище, тролль», калимбарди – «немцы». Не забудем при этом, что семейство Толкин – выходцы из Германии; писатель об этом прекрасно помнил и «привык гордиться своей немецкой фамилией»[161], даже во время мировых войн.
«Калимбарди» вошли маршем на эльфийские земли как раз после того, как младшего лейтенанта Дж. Р.Р.Толкина отослали во Францию и он в составе 11-го батальона полка ланкаширских стрелков в качестве связиста принял участие в чудовищной битве на Сомме. (К этому времени сборник стихов «Трубы Фаэри» был предложен издательству «Сиджвик и Джексон» – и отвергнут.) Толкин не надеялся выжить, но понимал, что, если уцелеет, обретенный опыт будет бесценным.
Время от времени выдавались передышки – относительные. В августе 1916 года Толкин обедал в пикардийском городке Бузенкур с двумя другими оксфордцами; один из них по случаю подарил ему поэму Уильяма Морриса «Рай земной». Посиделки закончились германским обстрелом; а книга великого прерафаэлита послужила образцом для построения структуры «Книги Утраченных Сказаний», над которой Толкин начал работать в конце 1916 года, вернувшись в Англию с «окопной лихорадкой».
И не случайно первым из сказаний была повесть о падении Гондолина: мир Толкина начинается с войны.
Как и в поэме Морриса, морестранник прибывает на далекий западный остров и выслушивает удивительные истории. Они знакомы всем, кто читал «Сильмариллион», – и все-таки не вполне знакомы. Здесь – сотворение мира, пробуждение эльфов, создание сияющих камней, Сильмарилей, и война за них, и великие герои Первой Эпохи – Берен (эльф, а не человек!), Турин, Туор, Эарендэль… не «Эарендиль», да и эпоха – не первая, а пока что единственная. Шесть с половиной тысяч лет до чаепития в норе господина Бэггинса не заполнены ничем – они попросту не существуют.
«Выяснение» всегда было главным методом Толкина-филолога и Толкина-писателя. Он очищал миф, как статую – от «лишнего» мрамора. Яркий, живой образ являлся ему мгновенно, – а вот его смысл и связи могли долго оставаться неясными. (Достаточно сказать, что в черновике «Властелина Колец» Черный Всадник, преследовавший хоббитов, оказывался Гэндальфом, а роль Арагорна исполнял хоббит по прозвищу Ходяга.) Поэтому и Валары в «Книге Утраченных Сказаний» куда ближе к языческим богам, чем к ангелам; и Великого Врага они пленяют обманом в духе скандинавского Локи; изгнан же Враг из мира следующим образом: боги срубили огромную сосну, на верхушку которой он взобрался, и теперь Мелько «восседает вовне, грызя ногти и вглядываясь в мир с гневом…». Даже эльфы – не только грозные витязи, но и крохотные создания; вместе с Валарами в мир пришли малые духи, обитатели цветов и милых домиков (о которых Толкин впоследствии будет говорить с таким презрением) – «брауни, феи, пикси, лепреконы и другие, что не имеют имен, ибо число их весьма велико».
Основа же «выяснения» – реконструкция. Почти все элементы толкинской мифологии знакомы читателю, но обретают новую достоверность: писатель являет нам их прообразы, некую протомифологию, из которой произросли остальные, подобно тому, как в европейских языках нет-нет, да и обнаружатся древние эльфийские корни. Реконструкция (вымышленной) реальности осуществляется на всех уровнях текста – от лексического до сюжетного. С какой же целью?
Здесь нужно процитировать знаменитый, известный всем ценителям Толкина фрагмент из письма 1951 года – без него не обойтись:
«…Меня с самых юных лет огорчала нищета моей любимой родины: у нее нет собственных преданий (связанных с ее языком и почвой), во всяком случае того качества, что я искал и находил (в качестве составляющей части) в легендах других земель… Я задумал создать цикл более-менее связанных между собою легенд – от преданий глобального, космогонического масштаба до романтической волшебной сказки; так, чтобы более значительные основывались на меньших в соприкосновении своем с землей, а меньшие обретали великолепие на столь обширном фоне; цикл, который я мог бы посвятить просто стране моей, Англии… Одни легенды я бы представил полностью, но многие наметил бы только схематически, как часть общего замысла. Циклы должны быть объединены в некое грандиозное целое – и, однако, оставлять место для других умов и рук, для которых орудиями являются краски, музыка, драма. Вот абсурд!».
Проект романтический – в прямом значении слова: именно романтики восстанавливали (или создавали) национальную мифологию, которую в дальнейшем разрабатывали их духовные наследники. «Калевала» Лённрота и «Германская мифология» Якоба Гримма появились одновременно, в 1835 году: примеры самые знаменитые, но далеко не единственные. Толкину, конечно, была памятна гораздо более древняя «История бриттов» Гальфрида Монмутского, основа артурианы: несуществующая «книга на языке бриттов», на которую ссылается Гальфрид, стала прототипом «Книги Утраченных Сказаний» и, десятилетия спустя, «Алой Книги Западного Края».
161
Там же. – С. 45 (№ 30).