Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 23



Глава 7

Интермеццо шестое

— Слухи о том, что милиционеры носят в кобуре огурец, не подтвердились. Судя по форме кобуры, они носят в ней маленький рояль!

Керту Дирир смотрела на замерших в священном ужасе девочек и по-матерински улыбалась. Она была в этом здании уже раз десять. Визы и загранпаспорта им, солисткам группы «Крылья Родины», выдавали не где попало, и не кто придётся, а именно здесь — в этом помпезном сталинском здании на Смоленской площади. Вежливые пожилые женщины проводили их до кабинета с огромными дверями, и там они за несколько минут расписались в бумагах и получили документы. Далее всё в обратном порядке — опять вежливые женщины сопроводили их до самого выхода.

Керту вполне себе осознавала, что рядовой житель СССР к этим новым красным корочкам такой быстрый и безболезненный путь пройти не мог. Там будут и очереди, и куча справок, и проверки различные. Испытывала ли она к ним сострадание? Так нет. У каждого своя дорога. И она точно знала: столько, сколько работают певцы и музыканты «Крыльев», не работает никто в мире. Ну, разве вот ещё их команданте.

На них оглядывались — ну, это понятно. Да даже не оглядывались — люди проходили мимо, свернув шею, потом останавливались и глазели, раскрыв рот. И рядом останавливался следующий. Ещё. Ещё — и вот уже вокруг целая толпа. Керту в больших каплевидных очках и косынке они пока не узнали — так и без узнавания было на что посмотреть. Надо отдать Димке Габанову должное — он опять сотворил шедевр. Шедевры! Четыре одинаковых белых брючных костюма, которые просто великолепно подчёркивали фигуру — а ещё эта ярко-зелёная вышивка на белом. Так сейчас никто не шьёт. Разве на концертных сарафанах и рубахах она видела в народных ансамблях вышивку — но там унылый крестик, а тут прямо штришок к штришку. Словно и правда травинка, а на ней жилки видны.

Как сказал бы Пётр Миронович, какому-то одесситу подражая: «Посмотрите на ему. Какой он сильно красавчег!».

Наконец, из здания бегом вприпрыжку выскочил молодой человек и, схватившись рукой за грудь, прохрипел:

— Простите, перевод делал, увлёкся — вот бегом бежал.

А вежливая дама подошла бы спокойно и сказала: «Good afternoon, здравствуйте. Пройдёмте со мной». Вот она, молодёжь!

Керту улыбнулась. Как над ними Маша прикалывается: «Вы, тётки, бронзоветь начинаете, пороть вас пора!».

— Ничего, молодой человек — мы тут пока воздухом дышим, народ веселим.

— И правда, толпа целая! — мидовец сделал серьёзное начальственное лицо и красивым голосом, зычным таким, гаркнул:

— Расходимся, граждане! Что, иностранцев не видели? Не позорьте страну.

Ну, так чтоб вжик, и все рассосались, не получилось — но дорогу к министерству довольно быстро расчистили.

— Пойдёмте, а то опоздаем к Андрею Андреевичу. Он строгий в этом вопросе.

Богатиков, когда его торопят, тоже вставляет их одесские поговорки. Вот сейчас бы ввернул:

— С откуда ты такой взялся? И чего б тебе обратно не зайти?

А вот в кабинете министра Керту стало не до смеха. Громыко посерел лицом и сполз на большой резной стул — кресло прямо царское.

— Ваш Тишков смерти моей хочет… Вы вот так собираетесь ходить по Нью-Йорку и Лос-Анджелесу?

— А что не так, товарищ министр? — Керту подошла, взяла графин и налила Громыко стакан тёплой воды.

Пить он не стал.

— Извини, Керту, но ты — негритянка, а эта миленькая девочка — азиатка. Да вас там на куски порвут ещё в аэропорту! Там всех азиатов сейчас по тюрьмам и концлагерям распихивают, а негров в большие города вообще не впускают. Только по специальным пропускам, если есть гарантированная постоянная работа. А одежда!!! Ещё бы в купальниках вышли, или голые! Да за вами толпы ходить будут…

— Такая цель и стояла.

— Цель!.. Мне Пётр Мироныч сказал, что вам нужно уговорить трёх подростков переехать на учёбу в Алма-Ату.

— Четырёх.

— Ну да, четырёх. Вас вон, как мушкетёров. Нет! Я вас в таком виде не выпущу. Это что, единственная ваша одежда?

— Нет. Только лучше вам тогда остальной не видеть, — Керту представила их, окружающих Громыко в коротких вечерних платьях.



Министр всё же взял стакан, отпил чуть, поморщился, нажал на кнопку. Вбежал торопыжный молодой человек.

— Саша, позови Зою Фёдоровну.

— Андрей Андреевич, это что же будет? Так ведь нельзя! — высокая, почти с Керту, сухая седая женщина осуждающе оглядела девчонок. Остановила взгляд на эфиопке.

— Зоя Фёдоровна, вы ведь представляете, что сейчас творится в Нью-Йорке — три дня как оттуда. Что будет, когда они вот в этом зайдут в аэропорт, или пройдутся по какой Пятой авеню?

— Арестуют сразу! А в участке и избить могут.

— Вот вы себе и ответили.

— Чрезвычайный и полномочный посланник второго класса?

— Советник министра. Мои советники.

— Они хоть совершеннолетние?

— Зоя Фёдоровна, прекратите! И самому тошно. Их надо одеть в тропическую форму Чрезвычайных и полномочных посланников второго класса. И подготовить все документы.

— Это же генеральские звания! В восемнадцать лет!..

— Зоя Фёдоровна!!! — зарычал — ну, почти зарычал Громыко.

— Андрей Андреевич. Над нами весь мир смеяться будет, — женщина готова была броситься на амбразуру.

— Так лучше. Смотрите, какие красавицы. Убьют! А так можно с ними и охрану хоть в сто человек от Белого Дома потребовать.

— А как они будут этих школьников в такой форме уговаривать? Да там сразу весь департамент сбежится — и не выпустят детей.

— Да с точностью до наоборот! Они, чтобы их быстрее из страны выпихать, этих ребят сами упакуют и в самолёт занесут.

— Может, хоть советников первого класса?..

— Товарищ Во… Зоя Фёдоровна, вы отлично знаете, что советникам первого класса форма не полагается.

— Знаю. И кортики им выдать?

— К парадной одежде кортик положен?

— Положен, — всхлипнула седая и строгая.

— Гайдар вон в шестнадцать полком командовал. Полковником, значит был.

— Гайдар?

— Гайдар. Всё, Зоя Фёдоровна! Ведите их в наше ателье — сколько им понадобится времени?

— Все силы бросить?