Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 28



Работа закипела, и Верочка преобразилась. Теперь на освещенной сцене стояла не посредственная артистка Ника Изверова, а способный начинающий режиссер. Может, поэтому все вдруг увидели Веронику другой: искренней, светящейся изнутри, живой. Синим огнем светились её глаза, глубоким, проникновенным голосом произносила она реплики за актеров.

– Вероника Андреевна, – закричали из-за кулис, – вас к телефону.

Звонил Борис Львович, который был уже в курсе метаморфозы, произошедшей с Изверовой.

– Верочка, – нарочито ворчливым голосом наставлял режиссер молодую помощницу, – во второй сцене обратите внимание на диалог героя со своим отцом. А в конце первого акта Павловской никак не удается сцена расставания. Помогите ей, я на вас надеюсь.

Верочка только головой кивала, словно режиссер мог увидеть её. Потом спохватилась:

– Обязательно, Борис Львович. А вы выздоравливайте поскорее, – заботливо произнесла она под конец разговора.

Она лукавила. Ей хотелось, чтобы Борис Львович как можно дольше находился в больнице, пусть съездит в санаторий, наконец. Иначе все кончится, снова потянутся унылые серые будни слабой артистки.

Штатным расписанием театра не была предусмотрена должность помощника режиссера, значит, ей останется лишь завидовать тем, кто получит в очередной раз роли, а на её долю останется как всегда пара фраз, да и то незначительных – можно и без них обойтись.

Но забивать преждевременно голову печальными перспективами Вероника не хотела. Положив трубку и улыбнувшись вахтеру, она ласточкой порхнула на сцену. При её появлении артисты собрались, настроились на работу.

– Начнем сразу с четвертой сцены, – негромко произнесла она, усаживаясь на место режиссера. – Володя, начали.

Репетиция покатилась своим ходом. Иногда ей приходилось что-то изменять в тексте, благо пьеса была современного и не именитого драматурга. Изменения практически всегда шли на пользу всей пьесе, и за это артисты были ей тоже благодарны.

Выполнять указания Вероники Андреевны было несложно, потому что они были разумны и высказывались корректно (чего не скажешь о самом Борисе Львовиче, который в запале мог такое словцо отпустить, что святых выноси). Был у неё еще один прием, который действовал безотказно там, где режиссер никак не мог добиться от артиста абсолютной психологической точности и проникновенности. Впервые Вероника применила этот прием в сцене, которая никак не удавалась молодой и, без преувеличения, талантливой Ксении Павловской.

На взгляд многих, Ксения была в этой сцене органична, играла безукоризненно, на подъеме. Но Вероника Андреевна в который раз останавливала артистов, снова объясняла, что хотела бы видеть. Результат был прежний. Измученная Ксения стала проявлять недовольство:

– Ты бы так сыграла, как я, – бубнила она, но так, чтобы Изверова не слышала. – Придирается она ко мне.

Некоторые соглашались, другие пребывали в ожидании. Вдруг Вероника вышла на сцену.

– Володя, давай со мной, а ты, Ксения отдохни минуту.

Партнер начал говорить, а на глазах у изумленных коллег их милая Верочка вдруг неуловимо стала превращаться в прежнюю Нику Изверову, тяжеловесную, унылую, закомплексованную артистку. Она не ходила по сцене, а волочила ноги, не говорила, а гнусила, её улыбка манекена сбивала с толку Володю Кремлева, и он даже опаздывал с репликами. Так прошло несколько минут.

– Ксения, – повернулась неожиданно Изверова к артистке, – я утрирую, но в целом это твоя игра.



И пошла к своему креслу. На сцене стало так тихо, что стало слышно, как бубнит себе под нос старый вахтер в дальнем коридоре. Павловская, как загипнотизированный удавом кролик, вышла на середину сцены, и, повернув к Кремлеву голову, начала диалог. В её голосе появилось нечто другое, что заставило всех посмотреть на неё. Партнер быстро включился, задвигался, в ответ на слова партнерши он так выдал фразу, что у многих мурашки по спине побежали. И вот уже сцена летит на всех парусах, и всем ясно: вот она вершина таланта.

Ах, как они играли! Как сверкала Павловская! А Кремлев?!

Вероника незаметно вытерла нечаянную слезу. Она сегодня добровольно взошла на эшафот, чтобы другая наполнила сцену жизнью. Она довела свой неталант до крайности, чтобы вызвать к жизни талант других.

Поэтому, когда сцена завершилась, артисты дружно, от души захлопали, но не Павловской и Кремлеву, а ей, Веронике Изверовой. Она впервые слышала аплодисменты в свой адрес, не считая тех давних восторженных хлопков Кости-кирпича.

Уже дома, лежа рядом с мужем, Верочка вдоволь наплакалась в подушку. Конечно, она давно поняла, что артистка из нее не вышла, и никакие годы упорного труда не изменят ситуации.

Глядя на игру света и тени на потолке, Вероника безжалостно прокручивала свою жизнь в театре. Вначале она не замечала удивленно-озадаченных, а то и просто насмешливых взглядов своих коллег, когда со сцены уходила в кулисы. Но со временем поняла, что Изверова на репетиции это не то, что Изверова на сцене. Разница огромная!

Вот только что в гримерной она прогоняла сцену со своей партнершей. Валечка-костюмерша восторженно смотрела на молодых артисток, била в ладоши и предрекала успех у зрителей. А после подходила только к партнерше и избегала её, Веронику, при встрече глаза в сторону отводила, делала вид, что торопится. Каких еще доказательств надо? И Вера честно призналась себе, что ошиблась с профессией, и надо подумать, куда двигать из театра.

Неожиданная болезнь главного режиссера и его поручение продолжить репетиции без него открыли перед Изверовой новую дорогу. Она нужна театру и с радостью будет служить ему до конца своих дней.

Через полтора месяца вышел на работу Борис Львович.

– Верочка, дайте я вас обниму! – режиссер с удовольствием обнял помощницу за талию. – Спасибо, что выручили. Наслышан, наслышан о ваших успехах. Мои поздравления!

Он слегка отстранился, окинул Верочку внимательным взглядом из-под кустистых бровей.

– Скажите, голубушка, как вам удается сохранить свою талию в неприкосновенности? Откройте тайну старику, – шутил он, хлопая себя по тугому животу.

Вероника действительно со времени студенчества мало изменилась, хоть и родила ребенка. Она была стройна, подвижна, одевалась дорого, но не броско. Туфли предпочитала на невысоком каблуке, но только фирменные. Единственно, что она изменила во внешности, так это стала укладывать волосы узлом на затылке. Сделанные на заказ заколки едва удерживали русое богатство Вероники.

Муж Костя очень любил распускать волосы жены, перебирать гладкие тяжелые пряди, пропускать между пальцев, любуясь их серебряным отливом. Но он также любил огненно-рыжие волосы дочери Юльки, которая обещала вырасти необыкновенной красавицей.

Жизнь Кирпичовых-Изверовых катилась, как по накатанной дороге. Бизнес мужа процветал, Юльку устроили в престижный детский сад, где с детьми занимались танцами и рисованием. Часто навещали они родных, устраивали пикники на природе, дарили друг другу дорогие подарки, ездили вместе отдыхать к морю, а потом и за рубеж.

После удачного дебюта Вероники в качестве помощника режиссера, Борис Львович вышел с ходатайством к руководству театра с тем, чтобы дать ей должность в соответствии с её образованием и неожиданным умением работать с артистами. Должность помощника режиссера, намекал Борис Львович, будет в самый раз, но её назначили завлитом. Вероника Андреевна не возражала, а в перестроечные годы сыграла важную роль в сохранении труппы, которая чуть было не распалась.

Долго еще будут вспоминать в театре трудные годы – конец восьмидесятых-середина девяностых. Зарплату не платили, новых спектаклей не играли, у театра накопились долги, начиная от электриков и кончая налоговыми органами. Некоторые помещения администрация начала сдавать мелким фирмочкам, которые бойко торговали цветами, подарками, велосипедами и прочим. В боковом приделе даже кафе открылось, но продержалось недолго и уступило место мастерской по ремонту бытовой техники.