Нулевой мир 8. Мера человек: Зов

Глава 8. Отцы и дети

Этого Танцующего Журавля звали Готто. Зверь, третье перо, был десятником в своём племени, а по совместительству и охотником, и разведчиком.

— Нас не так уж много, — качал головой Готто, отмеряя шаги впереди меня, — Ласточки правят хорошо, и, конечно, великий наместник, да отмерит ему Небо положенную меру. Но…

Зверь вдруг замолчал, будто жалея о минутной слабости.

«Давай уже убьём его и побежим, у тебя же мера позволяет! Какой тебе смысл во всей этой звериной возне?» — бес тоже время зря не терял, но, как оказывалось, моего мысленного приказа хватало, чтоб его заткнуть.

Правда, ненадолго.

Наш путь длился уже около двух часов, и всё это время зверь рассказывал о непростой жизни в их краях. И вот так обрывал себя на полуслове, не решаясь нагружать пришлого человека проблемами своих земель.

Я слушал его вполуха, подмечая для себя действительно важное. Уже скоро, по словам того же Готто, должны были кончиться земли Ласточек, и начнутся владения Чёрных Крокодилов.

— Я помню ещё времена, когда Совет Племён решал, как жить зверям. И великий приор Рэджин, да одарит его Небо, всегда прислушивался к Совету, — вполголоса бормотал Готто.

— А сейчас как?

— А мы не знаем, гонцы из столицы только к старшему племени ходят. Оракулов наших забирают. Конечно, у Ласточек оракул говорит с дымом на пустыре, но…

— Что «но»? Зверь, говори, я требую. Быть может, именно твои слова вернут былую жизнь в эти земли.

Готто обернулся:

— Нехороший это дым. Да ты ж видел его, великий мастер.

«Любой дым, идущий из земли, берёт начало в Тенебре. Да тот демон, который надоумил зверей на это, просто гений!» — Хродрик не уставал комментировать, и в его словах я тоже иногда находил дельные мысли.

Как оказалось, вылез я из Пещеры Правды, и Готто с тем юнцом видели это, охотясь рядом. Оба владели завидной дальнозоркостью, как тот же Фолки, поэтому я их и не почуял — на меня смотрели издалека.

Вот этот вот дымящийся пустырь, где находился вход у неё, издревле считался у них священным местом. Поэтому Готто и не хотел рассказывать — где ж это видано, что про священное место плохо говорят.

«Священное место, ну надо же. Черви безмозглые!»

— Святы только предки, — буркнул я, и поймал благодарный взгляд зверя.

Разговорившись, зверь рассказал про их Пещеру Правды. Я и так многое знал, но не перебивал. Птенцы, достигая второго пера, обязаны были пройти посвящение, доказывающее, что они прирождённые воины.

— Вот только чудовище там появилось, — вздохнул Готто, — Уже двое птенцов пропали, а завтра пойдёт и мой.

—Твой сын?

Зверь кивнул:

— Ты его отправил со своим словом.

Я кивнул, не решаясь больше ничего говорить про бревно с надписью «ВЕСТЬ». И дураку понятно, что с таким «посланием» его сын дойдёт до Ласточек не скоро.

Готто отнюдь не выглядел таким уж неотёсанным дубиной, и глаза, белевшие на темнокожем лице, светились проницательностью. Он понимал, в чём заключалась хитрость, но не решался об этом мне сказать.

Ведь, по законам Неба, ничего не нарушено. И старшее племя… кхм… оповещают, и звери не ослушались человека.

— Надеюсь, твоему сыну ничего не грозит?

— Нет, наше племя верно служит Ласточкам, — Готто уверенно покачал головой, — Да и кто может перечить человеку?

Я усмехнулся. Видел я таких зверей, которые не то, что человеку — они ангелов с демонами ни во что не ставят.

— Ласточки говорят, что посылали туда воинов, и беды больше нет. Вот только…

До меня не сразу дошло, что Журавль всё ещё говорит о Пещере Правды.

— Говори, зверь, что тебя мучает? Ты знаешь, я иду к наместнику.

Готто резко развернулся:

— Прошу, не надо говорить великому мастеру!

Я на всякий случай махнул: мол, не беспокойся.

Зверь зашептал:

— Не видел я, великий мастер, чтобы воины Ласточек туда ходили. Оно и ясно, их птенцам не скоро на посвящение, а о наших они не думают. Вот мы и мозгуем с соседями, как быть. С Попугаями говорили, с Суррикатами…

Он перечислял своих соседей, а я думал над услышанным. Как быть, как быть. Будь я зверем, можно было бы и помочь. Но зверем я уже пробовал здесь пройти, и меня быстро отправили… в пещеру.

Нет уж, теперь у меня, как человека, чуть более глобальные проблемы. Пусть звери сами решают.

«И правильно, великий господин. Я тебе об этом уже два часа говорю. Может, прав был Белиар?» — задумчиво добавил бес.

Пустырей, почти выжженых солнцем, становилось всё меньше, а вот заросшие деревьями и кустарниками озёра попадались всё чаще. И иногда, поднимаясь на холмы, мне казалось, что впереди волнуется море. Только зелёное.

Такое чувство, как будто я снова в Шмелиный Лес возвращаюсь.

— Великий мастер, почему ты не захотел встретиться с Ласточками? — вдруг спросил Готто, когда я стоял на одном таком холме.

Он на миг обернулся, и стало ясно: вопрос дался ему с трудом. Едва заметное движение пальцев ко лбу, он зашевелил губами, испрашивая прощения у Неба.

Очень, очень трудно даётся зверям в этой глубинке самостоятельность. Он никак не мог понять, что его старшая стая может уже давно не чтит законы. А иначе почему Ласточка Мози меня в пещере завалил?

«А может, они просто трусы? Даже бесы имеют больше воли, чем эти черви!»

Впереди, в полукилометре, действительно возвышалась стена леса, будто настоящие джунгли. И деревья здесь все были тропические.

Джунгли шумели, и даже отсюда было слышно крики экзотических животных. Некоторые деревья возвышались гораздо выше собратьев, с ветвей свисали лианы, и на них можно было видеть какое-то движение.

Эх, мне б такое зрение, как у этого зверя. Вздохнув, я убрал руку от лба и посмотрел на Готто.

— Не всё гладко сегодня в Инфериоре, — спокойно сказал я, — Мне предстоит говорить с наместником о больших делах. О Престоле Ордена, о прецепторе.