Командирские

 - Часы хорошие! - Чёрт переминался с ноги на ногу, просительно глядя на продавца. - Классные часы, мужик. С автоподзаводом! Возьми, а?

  Он тряхнул потертыми "командирскими", сквозь мутное стекло которых стрелки еще было видно, а вот цифры - уже не очень. Концы ремня, торчащие из кулака, в полутьме станции напоминали крылья пойманного случайно жука-мутанта.

  Хотя таких и не бывает.

  Продавец приложил часы к уху и довольно осклабился:

  - А чего! Тикают, гады...

  Улыбка у него была глуповатая, детская, она больше подошла бы предмету торгов - щуплому пацану лет десяти, наряженному в сшитую из мешков одежку. И штаны, и рубаха были ему маловаты, делая парня еще более убогим на вид.

  Да и улыбки на сморщенном - не по возрасту - лице не было. Вряд ли кто стал бы улыбаться, когда его продают. Точнее сказать - меняют. На часы.

  - Забирай! - сказал продавец. Он так и держал хронометр возле уха, радуясь одному ему слышимой мелодии.

  Тик-так. Тик...

  Чёрт взял веревку, привязанную к ошейнику пацана, и поспешил отойти: передумает еще любитель часов. Наслушается и передумает. Всю жизнь одни огорчения, не тянет испытать новое здесь и сейчас. Так что - поправить ремень автомата за спиной, захлестнувший лямку рюкзака, - и домой.

  Станция "Безымянка" бурлила базаром. Пусть раз в неделю, но со всех окрестностей сюда волокли все - старые книжки, одежду, патроны, грибы в самодельных корзинках, сплетенных из проволоки от электрокабелей, обувь из автопокрышек и пахнущий плесенью чай со "Спортивной".

  Рабами тоже торговали, не без этого: не афишируя, но и не скрываясь.

  - Звать тебя как? - спросил Чёрт. Не то, чтобы его это волновало, но дорога долгая, а говорить "эй, ты!" неохота.

  - Слава... - пробурчал мальчишка. Вид у него был кислый, торчащая из ворота рубахи тонкая гусиная шея вся покрыта какими-то складками и наростами. Как бы больной не оказался, старик тогда не возьмет. - Святослав, если полностью.

  - А я - Чёрт, - усмехнулся покупатель. - Меня все так зовут. У нас, на "Советской".

  - Злой, что ли, поэтому? - уточнил пацан. Веревка не давала ему отойти в сторону, так и прыгал вплотную, почти наступая на ноги мужчине.

  Но не наступал, умудрялся как-то обойтись без этого.

  - Нет, не злой, - хмыкнул Чёрт. - Говорят, серой изо рта воняет. Я-то сам не чую.

  Мальчишка пожал плечами. Говорить было недосуг: кто-то пролил остро пахнущую грибовуху прямо на перрон, не вляпаться бы. И не порезаться - среди лохмотьев браги в свете оставшихся плафонов блестели осколки стекла.

  "Богатая станция, торговая..." - подумал Чёрт, давя сапогами мусор. - "А живут как на помойке. Ни освещения толком, ни порядка. И грязно везде".

  Платформа заканчивалась. С ней сперва поредели, а потом и вовсе исчезли продавцы всего на свете, вот уже лестница вниз виднеется. Часовой стоит, недовольный как пьяница без бутылки.

  - Жену прикупил? - заржал он.

  - А, это... ну, в рыло? - набравшись храбрости, спросил Чёрт. - У нас на "Советской" с мальцами не балуются, это вы тут... свободных нравов. Притон разврата.

  Часовой смерил его взглядом, плюнул в сторону, но больше не придирался. Отвернулся вовсе.

  Спустились по ржавой лесенке: Слава впереди, его временный хозяин - за ним. Чёрт брезгливо посмотрел на лысоватую макушку пацана; сквозь редкие волосенки - скорее, пух какой-то - просвечивала темная кожа, тоже бугристая, как после ожога. Точно, не особо здоровый...

  Эх, влетит от старика.

  По спине мальчишки шла косая полустертая надпись Date of manufacture... А вот самой даты не было: неровный шов на отвороте дырки для правой руки.

  Возле первого же узкого и довольно низкого - не в пример потолку самой станции - тюбинга Чёрт натянул веревку. Пацан едва не упал, но остановился молча. Терпеливый. Это хорошо.

  - Я зажгу факел, - ковыряясь в пропахшем паленым рюкзаке, сказал Чёрт. - Ты понесешь. И чтобы без фокусов, понял?

  - Да куда я денусь... - пожал узкими плечами мальчишка. - Одна дорога-то.

  - Да хрен тебя, дурака... - нащупывая спички, протянул хозяин. - Рванешь еще. В спину пальну, не думай!

  Факел трещал, но горел. Теперь его - пацану, веревку лучше привязать к лямке рюкзака, автомат - в руки. Так и идти.

  - Не думаю, - равнодушно сказал раб. - Выстрелишь, конечно.

  Станция скрылась за спиной, со всем ее шумом, вонью, сбивающей с толку торговой возней, хитрыми лицами продавцов и облупленной плиткой стен. Шли они не то, чтобы быстро, нормально шли.

  Чёрт поглядывал вперед, иногда скашивал взгляд правее, на тянущуюся между рельсами и стеной канаву для отвода воды. Пахло сыростью, плесенью и пустотой. Есть у нее свой запах здесь, в метро. Тревожный, но по-своему притягательный. Понюхаешь - и как в ствол автомата заглянул.

  Не надо бы, а еще хочется.

  На самом деле раб лично Чёрту был даром не нужен. Самому бы прокормиться, а тут еще один рот - к чему? Да и не понимал он детей. Не понимал и не любил. Редко они рождаются сейчас, убогие все, до Катастрофы таких бы инвалидами назвали. А родителям платили пособие, копейки, конечно, но все-таки.

  При этом отцовские часы, провалявшиеся эти двадцать лет на дне опустевшего чемоданчика, он отдал не зря.