Страница 2 из 9
– У нас хороший колледж искусств, поэтому… А эта картина одна, как и все остальные, авторы не повторяются в рисунках, у каждого свой стиль, – Захария преподносила информацию, как отличный продавец (если этот термин уместен в галерее), когда потенциальный покупатель пылает от страсти к «товару».
– Да, я вижу, – соврала я: ничего я не видела, просто хотела, чтобы Захария помолчала. – А кто автор этой работы?
– О, маки, – так странно прозвучало «маки»: на рисунке только один мак, – нужно посмотреть на оборотной стороне номер, и я загляну в журнал поступления. – Она развернула холст, – хм, нет номера. Подождите, в другом месте посмотрю, вы пока посмотрите другие, а если конкретное хотите, скажите, что ищете, я помогу найти. – Я не ответила, продолжая искать глазами.
На стенах висели маленькие картины, а на полу лежали большие. И ничего похожего не было. Были ромашки, убитые олени – несколько вариантов, подсолнухи… «Как банально», – подумала я. Только отдельная стена была выделена под сюрреализм, выбирать было из чего. Стояла длинная картина, где изображена эволюция человека, а в самом конце цепи был робот, просто робот после человека разумного. Именно эту стену видела в окно с улицы.
– Я ищу по описанию картины, – перебила моё исследование Захария, – если нет номера приёма на оборотной стороне, то…
«Номер, номер, – крутилось у меня в голове, – конечно, как же сразу не подумала».
– Маки, – искала вслух девушка, – вот, нашла «Чёрный мак», а я говорю «маки», так странно. Имя автора вряд ли вам что-то скажет, здесь нет именитых художников, таких не держим в подвале.
– Я ищу автора одной картины, которую купили здесь, схожего по стилю. Так вот… – я сомневалась, говорить или нет о картине номер «28» или попробовать найти связь и выйти на него. – Посмотрите номер 28, – даже не успела подумать, губы сами всё сказали. Утешаю себя тем, что это было правильное неосознанное решение. Хотя всё неосознанное – осознаннее неосознанного.
– Номер 28 будет в журнале.
Пока Захария искала номер «28», я развернула к себе журнал без номеров, с описанием и нашла «Чёрный мак» – автор Максимилиан, двадцатое апреля 2019 года, и на этом всё. Всё. Тупик, больше никаких данных.
Передо мной положили другой журнал, этот ненамного толще, и расписано больше страниц. Номер 28 – описание: «собака, поводок, мужчина». Да, она, одиннадцатое февраля 2019 года. Автор «просил не указывать имя» – пометка на полях журнала, в скобках буква М.
– Что значит буква М?
– Это, – посмотрела на страницу Захария, – это подсказка по имени, наверное, может, первая буква имени.
– Ни возраста, ни адреса, ни имени – как можно принимать такие работы без личных данных? – я была возмущена провинциальной простотой и профессиональной недальновидностью.
– Да, согласна. Раньше мой дедушка работал здесь. Это он открыл галерею, если, для вас это галерея, конечно. Он всех знал в лицо… знает. Журнал стали вести последние годы, потому что запоминать имена стало проблемой.
Я не хотела и не привыкла сходить с полпути: таких поисков были десятки в моей жизни. Я попросила Захарию познакомить с дедом, возможно, он прольёт свет на мои поиски.
– Почему вам нужен именно он? – спросила Захария, пока мы шли по улице вниз, как оказалось, к её дому.
– Почему вы думаете, что художник мужчина?
– Ну это же очевидно: большинство картин у нас написаны мужчинами, очень мало художниц. Быт съедает всё, понимаете?
– Вы хотите сказать, что выпускницы и ученицы местного колледжа искусств рожают детей и уходят в семейные дела, забросив рисовать? – я могла бы и не спрашивать, ответ был очевиден.
В провинциях молодые девушки, которые не уехали в большие города, могут только выйти замуж и завести детей, это один из способов уйти из родительского дома: таким образом, на один рот в одной семье меньше, в другой больше. Так женщины во всем мире уходят от иждивения из одних, попадают к другим. Кто им дал право быть независимой?
– Этот мир принадлежит мужчинам. Видите ли, когда-то они воевали, охотились на опасных зверей – так за ними и остались все права, как добытчика. Вой ны давно кончились, охота не средство пропитания, а мы всё равно считаем их главнее. – Захария прервалась. – Здравствуйте! – поздоровалась с прохожим по улице Ив. – Вот почему именитых художниц нет так много, как мужчин. Вряд ли из-за отсутствия таланта.
Интересную мысль высказала Захария о культе мужчин в нашем мире, используя местоимение «мы». Действительно МЫ их считаем культом, женщина в воспитании ребёнка занимает ключевую роль. Это женщина внушает мальчику, что у него прав больше, а девочке – что она вторая. Да, это мы, мы, женщины, создали такой мир, где девочка растёт с целью получить образование для удачного брака. Делать многочисленные операции на лице и на теле, чтобы не стареть и нравиться мужчинам. Ходить на каблуках, потому что так более привлекательно, эстетично.
Не мы ли создали эти иллюзии соблазна? Мы в погоне за вниманием противоположного пола истязаем своё лицо и душу, лишь бы нас желали, предпочитали другим. Мы утверждаем, что делаем всё это для себя, но нет – это всё делается для других, чтобы другим нравиться. Себе я должна нравиться и в обносках, и без пышной шевелюры, без мейкапа, без длинных ресниц и ноготков. Какая разница, как в нас влюбляется мужчина, главное – как мы в себя влюбляемся. Извини, дорогой читатель, меня унесло не туда.
Глава II
Захария познакомила меня с дедушкой, который и основал галерею. Тридцать лет назад Салом обошёл всех чиновников города, чтобы получить разрешение на дело своей жизни.
Это был нестарый человек, всего 65 лет. Я упущу детали знакомства с ним и коротко расскажу о сведениях от него про человека, которого ищем. Дедушка Салом посмотрел на снимки картины номер 28 и сразу узнал, на всякий случай, я показала также снимок «Чёрный мак» на экране телефона, сделанный в галерее, хотела убедиться – один и тот же автор или нет. Салом узнал сразу. Подтвердил:
– Обе картины приносил один и тот же человек. Его зовут Максимилиан, вид у него был всегда болезненный, – описал Салом того, кого я искала. – Про него можно узнать в колледже искусств, я дам адрес, сходите. Он учится там, или учился, не следил за ним.
– Но почему без имени и подписи, разве автор не хочет оставить своё имя в истории искусства? – спросила я.
– Найдите его, пусть он сам расскажет, – старик опустил глаза, как подсудимый, но за что, не ясно. – Последний раз, когда я его увидел, – это был день, когда он принёс «Чёрный мак», парень попрощался со мной, я помню, потому что это был мой последний день в галерее. Тогда я решил, что он, как и многие голодные художники, решил больше не писать, или, как часто бывает, не находя себе места в этом городе как художник, уехал обратно, домой.
– Художник становится в цене после смерти, – добавила я.
– Зачем умершему слава? Он превратился в пепел, в пыль, ничего больше не имеет смысла, кроме детей и близких, которые пожинают плоды. – Это было цинично,
но правдиво. – Захария, ты должна его помнить, он работал осенью в мастерской у моего друга Иго, но недолго, что-то произошло, Иго больше не звал его.
Захария прищурилась, вспоминая.
Попрощавшись с ними, я отправилась к художественному колледжу, куда меня и отправил Салом, так как владелец галереи не смог мне дать никакой информации о Максимилиане.
Глава III
В коридоре колледжа были вывешены работы самих студентов: пейзажи, портреты, батальные сцены в миниатюре, анималистка, натюрморты, сюрреализм. Свет в коридоре был погашен. Окно в конце коридора в пол хорошо освещало коридор вечерним естественным светом. Тени от картин падали справа налево, и это придавало дополнительный объём рисункам, будто картина уходит вглубь или, наоборот, выдвигается вперёд – это как посмотреть на тени. Я услышала шаги: судя по цоканью каблуков, женщина. Она шла ко мне со стороны длинного окна в пол, свет за её спиной затемнял её черты, лица разглядеть было невозможно, только фигуру.