Останний день

– Ишь ты! – цокнул языком я. – Любопытно как. Вот что мне нравится в моей теперешней жизни, так это то, каждый день что-то новое узнаешь.

И я не вру, так оно и есть на самом деле. Кстати, я знаю, что именно зарою в землю, если удастся выпутаться из этой истории живым. Предметы, которые с таким трудом добывал, вот что. Покажу Великому Полозу, и если он их себе не заберет, то зарою прямо под заветным дубом. Мне самому они не нужны, а кому-то другому я их сроду не отдам, слишком уж дорогой ценой эти вещички мне достались.

Жалко, что серьги помещицы так и остались в Отделе, без них коллекция не полная получается. Хотя, с другой стороны, как раз с серьгами особой мороки не было. Увидел, нарисовал, получил – вот и все.

– Если я в чем тебе и завидую, так это как раз твоему умению удивляться новому и радоваться сущим мелочам, – вздохнул Шлюндт. – Увы, с возрастом эта счастливая способность нас покидает, на смену ей приходят пресыщенность, равнодушие и категорическое неприятие перемен. Ты все видел, все знаешь, а то, что не укладывается в привычные каноны, не радует, а раздражает, поскольку ставит под сомнение твою компетентность в тех или иных вопросах. И все те, кто эти перемены собой олицетворяют, тоже вызывают не самые лучшие чувства, потому что исподволь, где-то в глубине души, невероятно завидуешь их молодости, азартности, бескомпромиссности, всему тому, что с тобой уже когда-то случилось, но, увы, больше никогда не повторится.

– Вы человек эпохи Возрождения, Карл Августович, – торжественно заявил я. – Вы застряли здесь случайно, по недоразумению. Искусство, философия и умение видеть великое в мелком свойственны тем прекрасным временам, а не теперешним меркантильным дням.

– Ты льстишь мне, Валерий, – рассмеялся антиквар. – Но мне приятно, не скрою. Ладно, пойдем к гостям, не будем давать им дополнительную тему для пересудов.

Он, как всегда, не ошибся – наше появление из курительной комнаты вызвало очередную волну перешептываний. Сдается мне, что твердь моей и без того изрядно подмоченной репутации пополнилась еще одной брешью. Впрочем, меня и до того не слишком беспокоило, кто что обо мне думает, а теперь и вовсе на это начхать. Как, кстати, и моим родителям. Мама всегда была выше подобных мелочей, а отец… Деловая репутация для него все, и это мне известно лучше, чем кому-либо другому, но о такой ерунде, как мнение соседей, он и не задумывался никогда. Да, собственно, он и по именам-то не всех местных обитателей знал, преимущественно женскую часть народонаселения. В силу того, что мужская как заселилась, так тут и жила, а вот женская время от времени менялась. Как правило, по мере выхода в тираж.

Шлюндт куда-то испарился, я даже не заметил, как и когда, мамы и Стеллы тоже видно не было, и я оказался предоставлен сам себе. Скажу честно: соблазн улизнуть из этого своего дома в другой свой же дом был невероятно велик, еле-еле с ним справился. Мама, может, и поймет, но вот Воронецкая опять обидится, а мне постоянная грызня с ней изрядно поднадоела за эти месяцы. Тем более что мы вроде на финишную прямую выходим – и по количеству оставшихся предметов, и элементарно по срокам. Что там осталось до дня «Х»? Всего ничего.

Потому я отошел в уголок, уселся на пуфик, которого раньше вроде не было в доме, прислонился спиной к стене и только было собрался, прикрыв глаза, погрузиться в легкую полудрему, как в кармане пискнул смартфон, извещая меня о том, что кто-то стукнулся в «Вотсап».

«Кем-то» оказался Михеев. Уж не знаю, совпало так, или все же они за мной каким-то образом следят, но он интересовался, пообщался ли наконец я с господином Шлюндтом.

«Таки да, – отбил я ему сообщение. – Ему не понравилось услышанное. Что-то еще?»

Ответ пришел не сразу – только минут через пять:

«Если бы ты в следующий понедельник нашел часок-другой и заглянул к нам на Сухаревку, мы были бы рады».

Я ответил, что постараюсь изыскать внутренние резервы, но наверняка обещать ничего не стал. Если эти выходные выйдут по образу и подобию прошлых, то до понедельника – бездны времени. Плюс прикрепил к сообщению изображение разыскиваемой броши, рассудив: почему бы и нет? А вдруг?

Смартфон снова пискнул, я глянул на экран, будучи в полной уверенности, что увижу там сообщение от Михеева, что-то вроде «Ок» или «Договорились», но ошибся, не он один, оказывается, хотел нынче вечером со мной пообщаться.

«Добрый вечер. Долг вежливости матери уже отдан, время платить по другим счетам. Через пять минут будь у входа в дом, я за тобой заеду. Марфа»

Как всегда, все изложено четко и ясно, правда, обычно глава ведьминского ковена все же старается в общении со мной смягчать акценты, а тут прямо категорично так написала, в приказном стиле.

Может, у нее сегодня день не задался? Или просто ждать от меня какой-то инициативы надоело?

Прозвучит странно, но я даже рад, что все обернулось таким образом. Нет, серьезно. Я лучше клад для ведьмы буду искать, чем сидеть на пуфике в отчем доме, слушать шелест пересудов за спиной и изображать, что у меня все хорошо, что я рад снова вернуться сюда, в Петрово-Среднее, и стать одним из них. Почему? Потому что это ни фига не так. Не рад я. Не видел я их всех столько лет, и еще столько же не видеть.

Нет, мое место там, в темной прохладе, где светляки кружат над могучими дубами, где звезды рисуют на черном небе странные знаки, где земля готова открыть мне тайны, которые скрывала от всех веками. Там я свой, а не здесь.

Надо только Воронецкую позвать. Вернее, предложить ей составить мне компанию, а там пусть она сама решает, как поступить: идти в ночь, или остаться здесь, в компании любителей изящных искусств и холодных закусок.

Но лично мне точно пора. И это здорово!

Глава третья

Почти сразу же после того, как мы со Стеллой вышли за пределы придомовой территории, нам мигнул фарами черный «гелендваген». Нет, положительно хорошо живут ведьмы. Позавидовать можно.

– Не хочется тебя одного отпускать, – сообщила мне Воронецкая, зябко поежилась и обняла себя руками за плечи. – Как бы ты опять каких глупостей не натворил.

– Так поехали. – Мотнул я головой в сторону массивного внедорожника. – В чем же дело?

– Сказано же – Марфа не велит, – хмуро ответила она. – Как видно, совсем я у нее из фавора вышла. И все из-за тебя!

– Воронецкая, ты повторяешься, – рассмеялся я. – Ладно, давай так. Будем считать, что ты за нас двоих тут отдуваешься. Я сбежал, а ты отважно и героически приняла удар на себя, чтобы спасти мою и без того уже почти пропащую репутацию.

Фары «гелендвагена» снова моргнули, таким образом мне давали понять, что я его пассажиров задерживаю и это не есть хорошо.

Я подошел к машине, после повернулся и сказал Стелле:

– Слушай, ты меня не жди, я сюда точно не вернусь. Как надоест, так уезжай. И еще раз перед мамой извинись, ладно?

– Вали, – хмуро буркнула ведьма и пошла обратно в дом.

Ну а я забрался в теплое нутро машины. Однако точно осень на носу: днем жара стоит, как и раньше, но как только солнышко за горизонт завалится, так сразу холодом тянуть начинает нешуточно. В Москве эти перепады особо пока не ощущаются, там везде асфальт, который какое-то время после заката отдает тепло, накопленное за день, а тут, в пригороде, это хорошо заметно. Вон, на мне вроде и пиджак надет, а все руки гусиной кожей покрылись.

– Милый домик, – сообщила мне Марфа, на этот раз выбравшая одежду в стиле «бабуля собралась за грибами». Разве что только резиновых сапожек не хватало. – У твоих родителей хороший вкус. Да и место славное, защищенное.

– В каком смысле «защищенное»? – заинтересовался я. – Вы же не охрану имеете в виду, верно?

– Если ты об обалдуях в камуфляже на въездной группе, то нет, – ответила верховная ведьма. – О другом речь, разумеется. Видишь ли, когда-то очень давно на том месте, где сейчас стоит ваш поселок, находилась лесная поляна, да не простая, а особенная, причем настолько, что не всякий ее увидеть мог, не говоря уж о том, чтобы по травке-муравке тут побегать и землянику поесть. Что ты удивляешься? Есть такие места и посейчас. Ты, к примеру, его приметишь, а кто другой как ни в чем не бывало пройдет мимо. Вот и та поляна эдакой невидимкой была. А все почему? Потому что на ней в начале всех времен любила отдыхать одна из берегинь. Собственно, она ее для себя и создала, вложив в труд сей часть своей благостной силы. Ты знаешь, кто такие берегини были?