Святой (ЛП)

— Например, кто?

Я делаю паузу. Все ее вопросы кажутся мне странными. Почему она задает мне так много вопросов о школе и людях, которых я знаю? Она никогда не удосуживалась спросить меня об этом, когда я училась в своей старой школе.

— Откуда такой внезапный интерес к моей общественной жизни, Дженн?

Ей требуется несколько мгновений, чтобы ответить, что я истолковываю как знак того, что у нее нет готового вранья.

— Просто удивлена, что ты продержалась так долго. Мне было интересно, были ли у тебя люди, которые тебе в этом помогли.

Оскорбление задевает меня сильнее, чем, вероятно, следовало бы, ведь каждая критика звучит намного хуже, когда она исходит от моей собственной матери.

— Что это значит?

Она вздыхает.

— Послушай, милая, я знаю, что ты была умной в своей старой школе, но твоя старая школа была дерьмом. Ангелвью — это совсем другая лига, малышка. Эти дети выросли с репетиторами и лучшим образованием, которое можно было купить за деньги. Было бы понятно, если бы ты, ну, отставала.

Я немедленно ощетиниваюсь.

— Я не отстаю

Сначала Сэйнт и его дружки, теперь моя мама. Почему так много людей думают, что я должна уехать из этого места? Что я не способна выжить здесь?

Я им всем покажу. Я не просто выживу, я буду процветать!

— Уверена, что у тебя все будет хорошо, малышка.

— Не называй меня малышкой, — огрызаюсь я.

Это звучит неискренне, по сравнению с теми моментами когда так меня называет Карли. — Ты не можешь исчезать на месяца, а потом звонить, как будто в этом нет ничего особенного, и называть меня малышкой, как будто тебе на самом деле не наплевать на меня.

— Я не виновата, что мне пришлось исчезнуть, помни — шипит она в ответ. — Это не моя вина, что мне пришлось скрываться, чтобы защитить твою глупую задницу. Перестань обвинять меня в том, что я плохая мать, когда ты единственная, кто не могла..

— Ты плохая мать! — Кричу я, перебивая её.

— Если бы ты не убила этого чертова футболиста, мы бы не оказались в такой ситуации!

Я вешаю трубку и выключаю телефон. Не хочу больше её слушать, я в ярости, что она так заговорила со мной о Джеймсе.

— Чертова сука — кричу я, слезы наворачиваются на глаза.

Моя кровь закипает, а сердце бешено колотится. Сейчас я напряжена и зла, как обычно бывает после разговора с Дженн. Знаю, что, черт возьми, мне ни за что не удастся заснуть этой ночью, если я не сожгу часть этой тревожной энергии. Есть только одна вещь, которая приходит на ум, и я не колеблюсь. Встав, иду к своему шкафу, чтобы взять купальник.

Тепло и запах бассейна помогают успокоить мои нервы, когда я переступаю порог комнаты. Я делаю глубокий вдох, и мои глаза сканируют воду в поисках Лиама, словно движимые инстинктом. Когда я замечаю большое тело, рассекающее воду, мне требуется мгновение, чтобы осознать, что это не тот парень, которого я ищу. На мускулистой спине и руках нет никаких татуировок, и у него светлые волосы, хотя они потемнели от воды.

Это не Лиам выходит подышать воздухом у стены бассейна.

Глаза Лиама темные, а не льдисто-голубые.

Это Сэйнт, и он ухмыляется мне.

— Черт. Это слово вылетает у меня изо рта прежде, чем я успеваю его остановить.

Двигаясь к лестнице, он вылезает из воды, я не могу удержаться, чтобы не посмотреть на него. Его тело… святое дерьмо. Я не могу думать, даже не могу пошевелиться, когда он неторопливо идет ко мне. Голос в моей голове говорит мне убегать, но я не слушаю. Я как моряк, которого сирена соблазняет на гибель, но вместо прекрасной русалки, зовущей меня, это сексуальный демон, который покажет мне мое падение.

— Нравится то, что ты видишь, Эллис? — спрашивает он, останавливаясь прям передо мной. Он весь мокрый и не утруждает себя взять полотенце, так как, кажется, выставляет своё тело напоказ. Высокомерие заставляет его глаза сиять, а рот все еще скривлен в жестокой, злой усмешке.

Мне удается стряхнуть оцепенение и напомнить себе, почему я его ненавижу. Я думаю о том, что он сделал с Ником, что он продолжает делать со мной, и даже вспоминаю, как злюсь на свою маму только для того, чтобы дать моей ярости дополнительный небольшой пинок. Вместо того, чтобы ответить на его глупый вопрос, я сужаю глаза, поворачиваюсь без слов и вылетаю обратно из бассейна.

Конечно, он следует за мной.

— Эллис! — кричит он, как будто произнесение моей фамилии угрожающим голосом принесет ему какую-то пользу.

Я продолжаю идти, мои шлепанцы шумно шлепают по виниловым плиткам, когда я возвращаюсь по коридору. Внезапно, как только я подхожу к одному из больших ящиков с трофеями, выставленных по всему зданию, его пальцы обхватывают мой локоть, и он дергает меня, заставляя остановиться.

Я поворачиваюсь к нему.

— Убери от меня свою руку.

— Кем ты себя возомнила? — спрашивает он, полностью игнорируя мои слова.

— Кем я себя возомнила? — Я повторяю в ответ, как какой-то чертов попугай. — Кем, черт возьми, ты себя возомнил?

Не сводя с меня глаз, он указывает на коробку с трофеями. Нахмурив брови, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, на что он указывает. Там есть большой трофей, датированный десятилетиями назад, но он не указывает на него. Он указывает на его основание, где лежит старая фотография. Она выцвела и сложена с одной стороны, но на ней изображены четыре мальчика, гордо улыбающихся в камеру, а за ними школьные ворота. Я прищуриваюсь и изучаю фотографию ближе, один из мальчиков похож на Сэйнта, только с темными волосами.

— Кто они такие? — спрашиваю я, оглядываясь на него.

— Мой папа и его друзья, когда то тоже были здесь, — легко отвечает он, отпуская мой локоть.

Я смотрю на него и на фотографию, сходство завораживает.

— Ну и что? — говорю наконец, несколько сбитая с толку. — Хорошо это твой отец, но какое это имеет отношение к нам сейчас?

— Я владелец этой школы — усмехается он, делая шаг ко мне. — Точно так же, как мой отец, который был владельцем до меня.

Он сейчас слишком близко. Его размеры ошеломляют меня, а его тепло и запах обволакивают. Я не хочу, чтобы мое тело реагировало на него, но ничего не могу с этим поделать. Я сжимаю ноги, чтобы унять пульс, который начал биться в моем сердце, я так противна себе, что меня тошнит.

Скрестив руки на груди, я отвожу от него измученный взгляд.

— Как будто мне не все равно, — огрызаюсь я. — Как будто мне не плевать на то, кем и чем, по-твоему, ты владеешь. Я не должна и не буду, стоять здесь и терпеть твое дерьмо больше ни секунды.

Я поворачиваюсь, намереваясь убежать, но его рука снова хватает меня за локоть, он разворачивает меня обратно. Следующее, что я помню, я прижимаюсь к его груди, и его рука запутывается в моих волосах, заставляя мою голову откинуться назад, чтобы я встретилась с ним взглядом. Легкий вздох срывается с моих губ, прежде чем я успеваю остановить его, я парализована страхом и желанием, когда смотрю в его холодные глаза.

— Вот тут ты ошибаешься, — говорит он. Его другая рука обнимает меня за талию, его пальцы растопырены на моей пояснице. Слишком низко. И медленно опускаются ещё ниже.

— Тебе действительно придётся смириться с моим дерьмом, потому что у тебя нет выбора. Это моя школа, я устанавливаю правила. Выбираю игры и то, как мы в них играем, и я еще не закончил играть с тобой.

— Ты социопат, — шиплю я и сосредотачиваюсь на дыхании, когда его пальцы уходят все дальше на юг. — Меня от тебя тошнит. Я знаю, что ты сделал с Ником, сукин ты сын. Неужели причинять боль людям действительно для тебя так весело?

К моему удивлению, его черты темнеют. Он и до этого был зол.

Но сейчас? Сейчас он в ярости.

— Ты действительно тупая сука, если веришь, что я имею к этому какое-то отношение.

Его голос низкий и опасный. Я не могу не подумать о хищнике, рычащем в темноте, предупреждающем свою жертву о том, что ее время на исходе.

— Конечно, ты будешь это отрицать, — парирую я. — Но не так уж сложно представить, что ты нападаешь на кого-то подобным образом. Только посмотри, через какой ад ты меня всегда заставляешь проходить!