Война номер четыре

Остаток дня он проспал — потом опять не дадут отдохнуть, что-нибудь да начнётся. Угадать здесь оказалось несложно — перед закатом его разбудил Полидоро и подал записку от командира эскадрона разведчиков. Орсо развернул бумажку, в прежней жизни бывшую наклейкой на пачку табака; в записке говорилось: «Боронский сын говорит знаит как избавица от замку».

Командиру понадобилась целая минута, чтобы понять идею. Задачу «избавиться от замка» он вообще-то не ставил, но мысль, что опасность со стороны артиллеристов можно как-то уменьшить, безусловно, заслуживала внимания! Он послал за Альберико.

Младший Джустино явился, полный достоинства, и был явно переполнен гордостью за пришедшую к нему блистательную мысль. Дождавшись позволения говорить, он начал без предисловий:

— В замке стоит артиллерийский полк, и до Поллены ему совсем близко. Если оттуда придёт курьер, пушки смогут подойти им на помощь за несколько часов, верно?

— Да, от трёх до шести часов в зависимости от погоды, — кивнул Орсо.

— А если захватить замок заранее?

— Мы думали об этом, но на штурм у нас не хватит сил, а с артиллерией там можно неплохо обороняться…

— Штурм не нужен! — победно заявил баронский наследник. — В замок можно пройти подземным ходом!

— Будьте любезны, подробнее! — Орсо жестом послал вестового в штабную хижину за Родольфо — пусть тоже послушает.

— В замке есть подземный ход, — охотно объяснил Альберико. — Не очень длинный, до мельницы. Там меньше мили. Но он исправен! Я сам по нему проходил в последний раз месяца два назад, всё было в порядке.

Орсо усилием воли заставил себя не вскакивать с места. Ах, если бы это было правдой! Ах, только бы это было… Но пришлось придать лицу выражение сомнения:

— А как можно быть уверенными, что айсизцы уже не проведали про это?

— А кто бы им рассказал?

— Слуги, например.

— Слуги о ходе не знают, знал только камердинер отца, а он уехал с ним в Кобалью.

— И никому больше не рассказал? Стал бы он так хранить чужие тайны?

— Не чужие, а хозяйские! — Альберико смотрел на командира так, словно тот не понимал очевидных вещей. — Если бы Томазо болтал языком о чём не просят, отец давно бы его выгнал. А он уже двадцать лет служит беспорочно. Я в нём уверен.

Он уверен, и хоть трава не расти. Спесь аристократа превыше логики… Ну да ладно, если артиллеристы в самом деле не знают этого секрета, то появляется шанс…

Подошедший Родольфо выслушал сообщение о замковой тайне, почти не выдав бешеного волнения, только левая рука вцепилась в рукоять трофейной сабли так, что пальцы побелели.

— Послать разведку? — осведомился он старательно спокойным тоном.

— Нет времени. Посылать нужно сразу большие силы. — Орсо обернулся в баронскому наследнику:

— Насколько широкий ход?

— Два человека пройдут рядом.

— Отлично! Можете начертить, где он начинается и куда в замке выходит?

Альберико, брызгая чернилами с растрёпанного пера, принялся рисовать план, а Орсо вполголоса отдавал Родольфо инструкции:

— Отправь полк Микелино и для срочной связи придай им третий эскадрон. Если что пойдёт не так, хотя бы доскачут назад и доложат нам… Гранаты пусть берут все, какие у нас есть, я сам скажу Форине. Если захватят замок, там полно гранат, если нет — они нам уже не помогут…

— Всё так плохо?

Орсо пожал плечами: с другом можно не притворяться.

— С угрозой нападения артиллерии за спиной мы Поллену не возьмём. Они-то тоже знают про пушки и смогут протянуть время до их подхода. А из Кобальи — ничего!

Родольфо положил руку ему на плечо:

— Придут! Просто собирают силы. Зиналы же говорили, что легче передать сообщение туда, чем получить ответ.

— Я помню… — Орсо вдруг схватился за голову и тихо застонал. — Помилуй Творец, куда я вас втянул?!

— Тише! — Родольфо потряс его за плечи и кивнул на Альберико, сосредоточенно скрипевшего пером. — Брось! Никуда ты никого не втянул, мы сами пошли драться. И мы будем драться! — Молодой Треппи сжал кулаки. — И ещё посмотрим, кто тут хитрее всех!

Хитрее… Много бы Орсо дал сейчас за толику хитрости полковника Тоцци. Вот уж кто старый хитрый лис, его в ловушку не поймаешь… Ладно, чего нет — того нет, а есть серьёзная задача, если её правильно решить — многое станет проще! Надо пытаться — разве он когда-нибудь проходил мимо удачного шанса?

— Вот, — Альберико показал нацарапанный им план. Ход и правда был недлинный — начинался у мельницы за деревней, а вёл в винный погреб. Ну правильно, куда же ещё-то!

— А погреба не заперты? — уточнил Орсо.

— Конечно, заперты, я приказал всё запереть, — дёрнул плечом баронский сын. — Но замки там там не навесные, а врезные, и ключи есть внутри, прямо в подвале.

— А если дверь снаружи завалена?

— Выбьем, — уверенно заявил хрупкий наследник.

— Гранатами взорвут, — добавил Родольфо.

— Что ж, это план. — Орсо набросал на обрывке газеты приказ, отдал Родольфо. — Приписать рядового Джустино к ударному полку в должности проводника. Все свободны.

Альберико неторопливо, с достоинством удалился. Родольфо посмотрел ему вслед:

— Ты ему веришь?

— Вообще-то нет. Но в засаду он не приведёт — не того поля ягода. А если он попросту наврал про подземный ход, Микелино зря натопается, и всё. А этого потом повесим за обман.

— Ты серьёзно? — Изумление в глазах Родольфо было неподдельным. Не ожидал от тихого доброго приятеля?..

— Серьёзнее некуда. Мы тут не шутки шутим, пусть все выучат, наконец. А то у нас половина часовых дрыхнет на постах, я замучился их ночами будить! Совсем страха не имеют, кошкины дети…

— Ну… тогда будем надеться, что наш мальчик не набрехал, — осторожно подытожил начальник штаба.

— Пусть служит, барон драный, — усмехнулся Орсо. — Сортовой аристократ, тоже мне… Жил бы он в столице — наверняка сидел бы в первых рядах «интереснейшего общества», слушал «брата» Мауро с разинутым ртом!

Ночь и следующий день прошли в торопливых сборах; вечером, в лёгких летних сумерках вся Освободительная армия числом уже в восемь тысяч бойцов, не считая дозоров, остающихся охранять дороги, двинулась на юг.

Жара уходила, отпускала пыльные долины и оливковые рощи из своих объятий. Когда солнце опустилось за горы, на стены глинобитных домиков, нагретые за день, выбежали гекконы и захлопали пастями, ловя вечерних мошек. Переливчатый свист гекконов-самочек наполнил воздух. В садах по сторонам дороги осыпались абрикосы — в этом году некому было их убирать, садоводы или вступили в Освободительную армию, или укрылись в горах. Падающие на землю перезрелые плоды поедали мелкие шустрые черепашки, иные сами величиной не больше абрикоса. Зелёные, серые, бурые ящерицы убирались с дороги, из-под шагающих ног, оставляя в пыли волнистые следы. В последних солнечных лучах, брызнувших из-за кромки гор, пронёсся на закат стремительный канюк, мелькнуло белое брюхо, и самые зоркие успели разглядеть, что в его мощных лапах трепещет мышь. В рощицах по берегам ручьёв распевались краснохвостые соловьи — их звонкие песни, падающие, как хрустальные капельки, отчётливо неслись сквозь вечный шум старых кривых олив. Осро вдруг вспомнилось, что в столице соловьи другие — они не звенят, а свистят, неожиданно и резко, там никто не считает их вопли пением… От реки наползала прохлада, уютно пахла дорожная пыль, фыркали лошади, то здесь, то там в марширующих колоннах затягивали песню, и всё было мирным, домашним, как будто не было настоящей опасности и все военные дела — словно игра, понарошку… Каким-то не своим, извне пришедшим чувством Орсо понял, что многие уже завтра поплатятся за это игривое, пустяшное настроение. И одним из них может быть он сам.

Откуда же это берётся? Что за картины виделись ему, когда они в гостинице беседовали с Адой? Что за мысли преследовали, когда он бежал по ночной Саттине после выстрела в брата Родджио? Его — и чужие, понятные — но не до конца, созвучные моменту — но не полностью, будто бы он должен всё это помнить, но откуда?.. Он никогда не бывал на войне, но знал, как выглядят залпы орудий, как шипит в воздухе ядро, летящее прямо в него, как грохочет и звенит, бросаясь в атаку, волна кирасир, как разом поднимается дымок над каре, только что сделавшим слитный залп… Сидя на своей смирной лошадке, которой не требовалось управление, чтобы спокойно топать в колонне, он ощутил на руках жирную чёрную грязь — землю, перемешанную с кровью, почуял острую кислую вонь сгоревшего пороха, различил по содроганию земли далёкий, как прибой, гром барабанов, рассыпающих дробь сигнала «атака в галоп»…