В ожидании рассвета

— Как же ты оставила брата одного? — спросил он.

— Младший маг присматривает за ним. А я пришла за ответом, который до сих пор не получила.

— Единственный ответ в том, что это морок, или криалиновая галлюцинация. Ты ведь не пила опять..?

Судья только переступил порог подвала, как змея на его шее свилась в узкое кольцо, перекрывая воздух. Норшал потянулся к ней рукой, чтобы сорвать, но тут же огромный поток энергии из источника хлынул в его сторону, заставив позабыть обо всём во Тьме. Должно быть, он сейчас был наедине с той самой пустотой, о которой мечтал Фарлайт.

Судья был оглушён, но это, конечно, не могло заставить его развоплотиться. Тогда фраоки открыли под ним портал, в который тело судьи тут же провалилось.

Демоны видели глазами судьи нечто жёлто-алое, раскалённое, ужасающее своей яркостью, они чувствовали, как в блаженную пустоту судьи ворвался дикий ужас, столь мощный, что они оцепенели и сами, неготовые к такому зрелищу.

Фарлайт понял, что ещё мгновение — и он не выдержит, что его сердце разорвётся от ужаса, что его сознание сгорит вместе с телом Норшала, — и разорвал канал.

Мужчина с распущенными, слегка волнистыми волосами возлежал на высоком ложе, одной рукой смачивая длинные стебли в сладком соусе стоящей на полу чаши, а другой — обнимая прижимающуюся к нему девушку. В комнате были ещё две девушки — одна из них массировала сибариту ступни, другая сидела рядом с вазой и пела. Не фьеллрие эсхлеком на леинре, а обычными словами общего языка, как поют земные женщины. Прятать такой голос за звенящим звуком леинры было бы преступлением.

Мужчина вдруг ошарашенно подскочил и застыл, тяжело дыша.

Звуки застряли в горле певицы.

— Нель, ты толкнул меня! — недовольно произнесла любимая наложница — та, что лежала подле хозяина.

— Вы чем-то недовольны, повелитель? — испугалась массажистка. Тот пробормотал пару невнятных фраз в ответ и бросился к выходу.

— Ты пойдёшь в таком виде? — в голосе лежащей проснулась нотка удивления. — Даже не оденешься?

Она нежно дотронулась указательным пальцем до плеча хозяина, но тот отдёрнулся, будто его коснулось чудовище, а не одна из первых красавиц. Он поспешно натянул синюю мантию на голое тело и выскочил из комнаты.

— Я знала, — злорадно прошептала массажистка. — Знала, что скоро ты, Лимесвиа, станешь ему неприятна. Даже не безразлична, а мерзка, отвратительна! — закончила она с торжеством.

Лимесвиа хищно потянулась к массажистке и прошипела ей на ухо:

— Если это твоих рук дело, ты пожалеешь, что имеешь плоть в этом мире!

— Когда я стану фавориткой повелителя, тебя бросят в темницу, и ты ничего мне не сделаешь, ничего!

Лимесвиа набросилась на массажистку и вцепилась длинными когтями ей в лицо, та схватила вазу и ударила соперницу, рассекая её щёку. Лимесвиа ослабила хватку и дотронулась рукой до лица, скривившегося от боли.

— Ты заплатишь за это! — она повернулась к стене, на которой висело большое зеркало, ужаснулась и заплакала. Массажистка тоже сотрясалась в рыданиях — она увидела своё отражение немного раньше. Ярость обеих триданок немедленно сменилась отчаяньем. Ни одна из них не помнила, что они так дрались почти каждый месяц — а потом Нельжиа отравлял их к сморту-врачевателю, и воспоминания о расцарапанных лицах и выдранных волосах вскоре растворялись в тумане, напоминая отголосок ночного кошмара, что всякий раз ускользал, стоило попытаться на нём сосредоточиться.

— Из-за твоего эгоизма теперь никто из нас не будет любимицей Великого! Ах, что же мне делать?

— Нужен целитель… Ах, Мельрие, позови целителя, срочно!

Но певички Мельрие и след давно простыл. Она пробежал через широкий зал, полный испещрённых орнаментами вещиц. Её цель скрылась за одной из дверей, куда она и последовала.

— Мастер, что случилось? — спросила она. Слишком бесцеремонно для женщины из четвёртого круга приближённых, но Нельжиа это понравилось.

— Проблемы мира не должны тебя интересовать, — уклонился он. — Зачем мучиться, если в жизни столько удовольствий?

— Ах, я не буду спокойна, пока не узнаю, что вас волнует. Позвольте мне разделить вашу боль.

— Умер один мой знакомый.

— Он был вам другом?

— Нет.

— Врагом?

— Иногда.

— Так что же вас печалит?

— Сам факт его смерти. Я желал её, но всё-таки не верил, что она возможна…

— Кто-то умирает, кто-то рождается, — задумчиво проговорила Мельрие. — Да, я всегда хотела узнать, у Верховных Судей могут быть дети?

— Поэкспериментируем? — таинственно произнёс Нельжиа, закрывая дверь на ключ. Триданы не умеют долго беспокоиться — вне зависимости от причины этого беспокойства.

— Вот видишь, справились и без всяких Каинахов, — услышал Фарлайт голос Ламаша сквозь сон. — Он нам был не нужен.

— Ага, и выжило только трое фраоков. Стоило того? — ответил ему кто-то.

Фарлайт открыл глаза и узнал говорившего — фраока Энгира, с которым они были почти незнакомы. Энгир выглядел жалко, словно побитый человечишка. Его волосы, прежде чёрные, теперь побелели. Ламаш же был помят, но доволен.

— Ещё бы. Пожертвовать собой ради такой великой миссии… О, мы будем помнить имена наших братьев… Я прикажу выбить их на колоннах моего игалли.

И Фарлайт понял: Ламашу плевать на тех, кого он зовёт братьями.

— Что случилось? — подал он голос.

— Другие фраоки, не успевшие разорвать канал с судьёй-магом… В общем, нас осталось только трое.

— Сгорели?

— Стали пятнами на светиле земного мира. А Норшал — самым большим пятном, — усмехнулся Ламаш.

Гнев заклокотал в сердце Фарлайта. Такой идеальный план пошёл прахом: сначала всякие асаги не могут правильно рассчитать энергию, потом сбегают каинахи, которым должно было сыграть ключевую роль, и под конец ламаши решают выбросить жертву в земное Солнце, не предусмотрев, что фраоки и сами могут сгореть. Нет, всё-таки больше всех виноват обсчитавшийся Асаг. Если бы они взяли на одну-две души больше, всё шло бы по плану…

И вдруг демон застыл, словно его самого удушила змея на шее. Асаг не обсчитался! Фарлайт ведь сам отпустил Рема, которого как раз хватило бы, чтобы заполнить брешь…

Вдалеке послышалось эхо шагов и возбуждённые голоса.

— Пора уходить. Вставай, Нергаль! — и Ламаш открыл портал за город на всех троих.

Стоило Фарлайту закрыть глаза, как пламя вновь вспыхнуло перед ним — смертоносное, готовое разрушить всё и вся, не признающее правил и рангов. Он вздрогнул и вскочил на постели, удостоверившись, что находится в своей комнате в Цваргхаде — в темноте… но без Тьмы.

— Я уничтожил одного из судей, — прошептал он. — Не самолично, но всё же… Разве я недостоин от Тебя хотя бы коротенькой весточки?

Зашуршали шторы: Нинур вновь явилась на его окно.

— Все празднуют вашу победу, — сказала бесовица. — Песни, банкет, пафосные речи. А ты лежишь в своей комнате.

— Что там праздновать? Выжило только трое фраоков. Трое! Это провал. Мой план был идеален… Но они всё испортили.

Нинур перепорхнула к нему на кровать.

— Трое? — переспросила она.

— Я, Ламаш, Энгир. А что?

— А где Каинах? Он умер?

— Думаю, да. Почему тебя волнует именно Каинах?

— Ненавижу этого ублюдка. Это из-за него я…

Нинур не закончила свою мысль, но Фарлайт так и не переспросил, не уточнил, и горничной пришлось продолжить.

— Семья продала меня Каинаху в виварий. За долги. Он там всё пытался вывести каких-то особых потомков… Я не знаю. В общем, я сбежала. Меня поймали. В виварий не вернули, но наказали и заставили отрабатывать долги вот так… Служанкой. Будто я человек. А ведь это даже не мои долги.