В ожидании рассвета

Маг опустился на землю. Перед ним остался один предводитель взвода — дагат с двойником уже давно успели смыться.

«Прибьёт», — подумал тат-хтар.

— Такие фокусы демонята показывают на пер-р-рвом кур-рсе!

— Что?

— Так могут даже бр-родячие ведуньи!

— Думай, прежде чем говорить, демон!

— Шар-р-рлатан! На большее ты не способен!

— Никто! Никогда! Не смеет говорить так со мной! — прогремел над долиной голос мага, настолько чужой и неестественный, что он сам испугался своих слов. Он вспомнил, что когда-то так говорила Тьма… — На колени, грязный демон, проси прощения!

Демон, чего Фарлайт никак не ожидал, встал на колени, ухмыльнулся и начал что-то тихо напевать. Грубая, неритмичная песня.

— Пр-рости меня, Тьма, пр-рими в объятья свои… Будь милостива к сыну своему, отпусти всякий гр-рех, тебе одной молюсь, Тьма, ты одна — моя мать…

Фарлайт почувствовал, что его гнев резко утих, будто унесённый порывом ветра. Он попытался сосредоточиться снова, но долина поплыла у него перед глазами. Магу показалось, что тело его растворяется в словах песни; он не мог более управлять своим телом и сделал шаг вперёд, как под гипнозом, движимый только одним желанием — прикоснуться к тат-хтару, обнять его и пообещать милость.

Демон осёкся, он никак не ожидал, что совет судьи — петь эту песнь — окажется настолько действенным. В этот момент маг очнулся и схватил горло тат-хтара удушающей петлёй, чтобы тот больше не мог проронить ни слова. Маг сжал пальцы в кулаки. Земля под ногами вздрогнула.

— Молиться надо было не мне, а своему мастеру, может, он бы тебя и спас! Ты хотел воспользоваться моей милостью, ублюдок! Ты мне не сын! — вскричал маг чужим, почти женским голосом.

Вокруг Фарлайта нарастал вихрь энергии, подобный множеству неосязаемых водных струй. Земля снова сотряслась. Крошечные трещинки разрезали её верхний слой.

— Нет никого выше Тьмы, и не может быть!

Негустая растительность начала испаряться, сначала исчезли листья одиноких деревьев поблизости, потом растаяли тоненькие стволы, за ними растворились в бесконечном пространстве тонкие травинки.

Демон почувствовал тепло на лице и хвосте — единственных участках кожи, не покрытых шерстью. Странный холодный жар нарастал, грозя расплавить всё и вся. Что-то мелкое и колючее набивалось тат-хтару в его жаберцы и десять глаз. Демон зажмурился. Больше всего на свете он хотел бежать, но не мог — петля крепко держала его подвешенным в воздухе. И тут демон ощутил прикосновение рук, таких холодных, что он чувствовал их через слой брони и одежды.

Землетрясение, в эпицентре которого оказались маг и его жертва, усиливалось. Где-то вдалеке послышался грохот — это разрушилась одна из башенок города.

Энергия уходила из тела тат-хтара вместе с кровью.

22. Гости

Ирмитзинэ предстояло навестить ещё троих гостей. По-настоящему важным был только третий визит; первые два ей предстояло совершить лишь ради того, чтобы третий не вызвал подозрений.

Судья остановилась на загромождённом цветочными горшками балконе, что огибал этаж, и выглянула на улицу. Во дворе ученики собирали голема. Камни не хотели клеиться друг к другу; адепт, ответственный за размешивание глины, сплоховал, и теперь всё задание готово было провалиться. Фигурки в серых кимоно суетились и нервничали, вот-вот должен был прийти мастер, а голем ещё не начинал шевелиться. Девочка, стоявшая ближе всех к дому, заметила судью и крикнула:

— Мастер Ирмитзинэ! Помогите нам, ну пожалуйста!

Великую смортку всегда забавляло то, что её, правительницу всей области, ученики боятся в сто крат меньше, чем своих мастеров по предмету.

— Килури, ты давно уже успела бы сходить за новой глиной, так нет — для тебя удобней отвлекать меня от важного дела.

Девочка смутилась.

«Учеников надо держать в строгости», — подумала судья. — «Иначе ничего не усвоят».

Она продолжила своё величавое шествие, считая двери, мимо которых пролегал её путь. Дойдя до нужной, Ирмитзинэ приложила ухо к стене. Тихо. Смортка постучала.

— Леди Дха-Оралайн!

Нефрона сразу же открыла ей.

— Мастер Ирмитзинэ? Входите, входите…

Нефрона отряхнула мантию, стесняясь неизвестно чего. Хозяйка особняка смерила её взглядом и, кажется, осталась недовольна.

— Присаживайтесь… — пробормотала Нефрона. Ей был неприятен визит судьи, она интуитивно чувствовала опасность, но не знала, откуда её ждать. — Я бы хотела поблагодарить вас за наше спасение.

— Хотели бы? Так благодарите, — усмехнулась смортка. Нефрона непонимающе взглянула на неё.

— Простите, может, я что-то не так сказала? Я не знаю обычаев этих мест, так что если я нарушила какое-нибудь правило этикета, в этом нет моей вины.

— Вы, кажется, собирались изъявлять благодарность, а не оправдываться.

Девушка покраснела.

— Спасибо вам огромное, за то, что вызволили нас.

— В этом нет моей заслуги.

Нефрона почувствовала, что у неё болит голова. Она не могла понять, чего от неё хочет судья — то просит от неё благодарности, то отказывается от признательности. Ирмитзинэ продолжила.

— Скажите спасибо мальчику. Если бы оживлённый им камень не прикатился бы в город и не сообщил о вашей беде, вы бы до сих пор сидели там. А то, что вытаскивали вас из этой ямы мои подчинённые, значения не имеет.

— Тогда я благодарю вас за противоядие от несчастий, — дрожащим голосом проговорила Нефрона. Смортка лениво кивнула. — И благодарю за то, что пристроили Рема в свою школу, теперь я могу с чистой совестью сообщить его родителям, что выполнила обещание…

— Я вообще не понимаю, как они доверили своего сына вам?

— Извините… Простите меня…

Нефрона закрыла лицо руками и убежала в заднюю комнату.

«Истеричная, боязливая, вечно во всём сомневающаяся, и что хуже всего — не умеющая за себя постоять. Не смогла возразить мне ни единым словом», — подумала смортка. Поколебавшись, она положила на постель ульхитовую круглую пластинку, испещрённую символами, провела по ней пальцами, что-то шепнула и вышла на опоясывающий этаж балкон.

Мирт стоял около окна, любуясь видом на город. Столицу Восточной области, Саотими, окружала толстая стена, что считалась прежде нерушимой. Недавнее землетрясение проверило её на прочность, и одна из башен проверку не прошла. Люди сновали рядом с той башней мелкими муравьями, они уже почти привели её в порядок, осталось только возвести последний ярус.

Ещё одно кольцо стен опоясывало большой особняк, что был одновременно и зданием суда, и резиденцией Ирмитзинэ, и лабораторией, и главной смортской школой. Все дома опутывали ползучие стебли, какой именно породы, Мирту было не рассмотреть. Панорама вселила в него вдохновение, и он заиграл на леинре, подаренной ему вчера великой сморткой.

— Славься, город Саотими! — прозвучало начало стюра. В дверь постучали. Тридан отбросил леинру и бросился на порог. Увидев судью, он обрадовался и склонился в поклоне.

— Я по делу, — сообщила Ирмитзинэ.

— Конечно же, по делу! — подхватил Мирт. — У такого занятого чудотворца, как вы, даже не может быть так, чтобы все дела вдруг закончились. Ах, мне знакомы эти плотные графики… Такая скукота. Но вы, вероятно, уже привыкли? Я смотрел сейчас на город… Превосходно, восхитительно! Это ведь вы создавали его? Да-да, вы, кто же ещё? Ведь вы приложили более всех стараний по приведению нашего мира в порядок, даруя ему более-менее приличный вид! У меня до сих пор стоит пред глазами та картина, которую мне вчера посчастливилось увидеть, когда я прибежал к вам, запыхавшийся, и передал просьбу моего друга, которую вы в тот же час исполнили, придя ему на помощь…

— Хватит! — воскликнула смортка. Но лицо её осталось непроницаемым.