Злобный

Никто в моей новой школе ничего не будет знать о моем прошлом и не сможет использовать его против меня.

Я буду просто еще одним ребенком. Я могу учиться, плавать и даже боксировать, если захочу, без того, чтобы кто-то пытался разрушить мою жизнь.

Это будет здорово.

По крайней мере, так бы оно и было, если бы я не была идиоткой.

Сглотнув желчь в горле, я смотрю на дверь своей комнаты в общежитии, которая покрыта распечатками об иглах, фотографиями горящих домов и брошюрами о планируемом родительстве.

Какого хрена я решила вернуться сюда ?

А, точно. Потому что я, может быть, чертовски доверчива, но я не сдаюсь.

Эта логика казалась такой твердой, когда я все еще была в Атланте, умоляя вернуть мое дело Карли. Теперь, когда я вернулась в кампус Ангелвью с ярким напоминанием о том, почему я должна была держаться подальше прямо перед моим лицом, я серьезно сомневаюсь в своем здравомыслии.

Хотя это больше, чем моя гордость в игре. Я должна напомнить себе об этом. Я вернулась сюда, потому что мне нужно получить ответы об этой фотографии и записке, и как бы я ни старалась, я не смогла получить их в Атланте. Я не могла перестать смотреть на лица на картинке во время перерыва, и чем больше я их изучала, тем настойчивее становился этот назойливый голос в глубине моего сознания. Он продолжал нашептывать мне вопросы.

Кто её послал?

Почему?

Кто выиграет, если я уйду из Ангелвью?

Какое все это имеет отношение ко мне?

И какого черта Дженн из всех людей на свете оказалась в Ангелвью на фотографии с отцом Сэйнта и его старым деловым партнером?

Голос был слишком настойчивым, и чем больше я пыталась игнорировать его, тем громче он становился, пока не превратился в рев, который грохотал в моем черепе, требуя ответов.

И так, я вернулась. Я, скорее всего, пожалею об этом решении.

С другой стороны, когда я думаю о том, как горела моя грудь, когда я увидела скелет Дома Ангелов во время моей поездки в кампус, я уже сожалею об этом.

С глубоким вздохом я протягиваю руку, чтобы открыть свою дверь, но краем глаза замечаю движение, привлекающее мое внимание. Поворачиваясь, каждый мускул в моем теле напрягается, когда я замечаю Лони, стоящую в конце коридора. Она внимательно наблюдает за мной, и я не могу прочитать выражение ее лица.

Она, должно быть, злится на меня. Я имею в виду, я бы разозлилась на себя, уйди я так, как сделала.

Медленно она начинает приближаться ко мне, ее пальцы сцеплены перед расклешенной вельветовой юбкой, выражение ее лица решительное.

Черт, а что, если она полностью отвернется от меня? Швырнёт в меня чем-нибудь или обзовёт, как любой другой ублюдок в этой школе?

Я напрягаюсь, ожидая того, что, я уверена, будет неизбежным ударом, но она шокирует меня, обнимая меня и обнимая так крепко, что воздух со свистом вырывается из моего тела. Сначала я слишком ошеломлена, чтобы пошевелиться. Затем я позволяю своим сумкам упасть с плеч и обнимаю ее, прижимая к себе, не обращая внимания на то, что у меня во рту кучерявые волосы.

— Я так беспокоилась о тебе, — шепчет она мне на ухо— Когда ты уехала, а потом не ответила ни на одно из моих сообщений или звонков, я думала, что ты не вернешься. Мой отец позвонил Карли, и даже она сказала, что ты ушла.

— Да, так и было, — признаюсь я ей мягко. Мы отстраняемся друг от друга, и я запрокидываю голову, чтобы встретиться с ее темными глазами. — Я не собиралась возвращаться. Я собиралась пойти в школу в Атланте и больше никогда сюда не приезжать.

— Но, ты передумала.

Я качаю головой, и смех, который звучит слишком истерично, срывается с моих губ.

— Да. Я передумала.

— Почему? — В ее голосе звучит недоверие. — Как бы ни было отстойно потерять тебя, я бы не стала винить тебя за то, что ты сказала к черту это место. Не после всего, через что ты прошла.

Лони такой хороший человек, что у меня в голове не укладывается, как она выживает здесь и сохраняет в себе эту доброту. Но как бы она ни была хороша, я не могу сказать ей всю правду. Я не могу сказать ей ни слова о фотографии или записке, пока не узнаю, что они означают.

— Это ... сложно, — говорю я вместо этого. — В основном, я просто не могла позволить этим придуркам победить.

Это достаточно честный ответ, я не чувствую вины за то, что скрываю от нее подробности.

Лони отпускает меня, и когда я беру свои сумки, она заканчивает отпирать мою дверь. Она открывает ее для меня, и, войдя в мою комнату, я с облегчением вижу, что с ней, по крайней мере, ничего не случилось. Я почти ожидала, что она будет разгромлена, но именно так я её и оставила, когда вернулась в Джорджию на каникулы.

Она закрывает за нами дверь, когда я ставлю свои сумки на пол, затем бросает мне ключи, которые я ловлю и кладу на свой стол.

— И так, как ты убедила Карли позволить тебе вернуться? — спрашивает она, садясь на мою кровать, когда я начинаю распаковывать вещи.

— Потому что каждый раз, когда мой отец разговаривал с ней, он говорил, что она не позволит тебе вернуться ни при каких обстоятельствах.

Я пытаюсь скрыть свое удивление тем, что мистер Джеймс говорил с Карли не один раз, когда я бросаю свою сумку на стол и расстегиваю ее.

— Это было нелегко.

Отнюдь нет. Это была наша единственная ссора во время моего визита домой. Я думаю, что она была близка к тому, чтобы отдать меня из-за моего решение, но в конце концов я измотала ее и убедила довериться мне.

— Однако она не могла отрицать, что для меня откроются двери, которые откроет диплом из Ангелвью, — объясняю я.

— Я полагаю, что это так.

Лони несколько мгновений молча наблюдает за мной, пока я хожу по комнате, и я снова не могу понять, о чем она думает.

— Что? — наконец требую я, отворачиваясь от уложенных горсти трусиков в верхнем ящике моего комода. Я прислоняюсь к нему спиной и выгибаю бровь.

Она на мгновение прикусывает губы, затем делает глубокий вдох и крепко зажмуривает глаза.

— Ты же знаешь, что это будет ... хуже, чем раньше, верно?

Я перевожу взгляд на окно, бросая взгляд на нетронутый кампус внизу.

— Да, — бормочу я. — Я знаю

— Все думают, что это ты устроила тот пожар.

Я оглядываюсь на нее и обнаруживаю, что она снова смотрит на меня.

— Ты тоже так думаешь?

Она не колеблется с ответом.

— Конечно, нет. Что за чертова глупость спрашивать меня об этом. Генри тоже уверен, что это была не ты.

Я улыбаюсь твердости которую слышу в ее тоне.

— Прости.

Выражение ее лица расслабляется, она пожимает плечами.

— Я полагаю, все в порядке. Тебе можно простить случайную оплошность в данных обстоятельствах.

— Я ценю это, у тебя нет ...

Внезапно я понимаю, что чего то не хватает, и мой лоб морщится.

— Эй, а где Дорито?

Она драматично закатывает глаза, ее длинные ресницы трепещут у щеки.

— Эта сука снова нанесла удар.

Я не сомневаюсь, что она говорит о Лорел, сводной сестре из недр ада, и, конечно же, она добавляет: — Когда она не скулила и не стонала из-за тебя во время рождественских каникул, она плакала из-за кота. Он с моим отцом.

Господи, Лорел хуже всех.

— Прости, — тихо говорю я.

— Все в порядке, я увижусь с ним во время каникул этим летом, а затем я смогу забрать его в колледж следующей осенью, так что все. Я просто рада, что ты здесь.

Да, что ж, я даже счастливее, что она здесь. Что она не злится на меня и что мы все еще друзья. Я знаю, что в ближайшие несколько месяцев она будет нужна мне больше, чем когда-либо. Я снова на вражеской территории, но Лони и Генри всегда заставляли меня чувствовать, что я в безопасности.

Однако есть еще одна вещь, которая меня успокаивает, когда я думаю о том, что ждет меня завтра, когда начнутся занятия. Когда я уходила отсюда, Сэйнт и Лорел раскрыли все свои карты. Они взорвали мою жизнь и выложили мое грязное прошлое на всеобщее обозрение. Без сомнения, этот семестр будет ужасным и несчастным, но нет худа без добра?