Святой

9:49 вечера: Возьми трубку. Это твоя мама.

Какого хрена Дженн мне звонит?

Я не получала от нее вестей уже несколько месяцев. Во всяком случае, не напрямую. Карли всегда пыталась успокоить меня, говоря, что Дженн рискованно звонить, вот почему она этого не сделала, но я знала, Дженн не позвонила мне, потому что не хотела выходить со мной на связь. Конец истории.

На мгновение я подумываю о том, чтобы проигнорировать вибрацию своего телефона. К сожалению, мое любопытство слишком велико, и на пятом звонке я раздраженно вздыхаю и отвечаю.

— Чего ты хочешь? — Я срываюсь на неё.

— Это такой новый способ приветствия своей мамы? — Голос Дженн проникает через динамик в мои уши как червяк. Ей за тридцать, но голос у нее хриплый от многолетнего курения по крайней мере целой пачки в день и всего остального, что она могла приготовить со своими парнями. Но все же я чувствую странный прилив ностальгии, ненавижу это. Ненавижу хотеть, чтобы ей было не наплевать на меня.

— О, прости, я уверена, что это правильный этикет, когда разговариваешь со своим родителем, который не удосуживался связаться с тобой в течении трех месяцев, —шиплю я в ответ.

— Я была ... занята. Ты знаешь это, ты знаешь почему.

Она, как всегда, защищается, и я знаю, что она вот-вот разразится какой-нибудь длинной, бессвязной историей о том, что мир полностью против нее, абсолютно не по ее вине, если я сдамся, то позволю ей погрязнуть в моей жалости к ней.

Но если бы не Дженн, где бы ты была? Голос в моей голове садистски напоминает мне, я откашливаюсь и хмуро смотрю через комнату на ручку двери в ванную.

— Как скажешь, мама, — наконец говорю я. — Ты, очевидно, хотела о чем-то просить?

— Я просто хотела проведать свою малышку и послушать, как у тебя дела в этой твоей модной новой школе?

Чушь.

— Я в порядке. В школе тоже все в порядке.

— Мэл, с тобой трудно.

Мама , ты ведешь себя невыносимо .

— Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала? —Спрашиваю я.

Может быть, если я смогу узнать от нее больше подробностей, то смогу понять, чего она на самом деле добивается.

— У тебя появились друзья?

Куча гребаных врагов .

— Парочка, — говорю я, думая об Алондре и Генри.

— Как твои оценки?

Как будто тебе не все равно .

— Семестр недавно начался, ещё рано об этом говорить, но думаю, что пока у меня все хорошо.

— Кого ты там встретила? Кого-нибудь известного, кого я могу знать?

Изо всех сил стараюсь не застонать вслух.

— Никого из знаменитостей, которых ты могла бы знать. Просто кучка богатых детишек с серебряными ложками в задницах.

— Например, кто?

Я делаю паузу. Все ее вопросы кажутся мне странными. Почему она задает мне так много вопросов о школе и людях, которых я знаю? Она никогда не удосуживалась спросить меня об этом, когда я училась в своей старой школе.

— Откуда такой внезапный интерес к моей общественной жизни, Дженн?

Ей требуется несколько мгновений, чтобы ответить, что я истолковываю как знак того, что у нее нет готового вранья.

— Просто удивлена, что ты продержалась так долго. Мне было интересно, были ли у тебя люди, которые тебе в этом помогли.

Оскорбление задевает меня сильнее, чем, вероятно, следовало бы, ведь каждая критика звучит намного хуже, когда она исходит от моей собственной матери.

— Что это значит?

Она вздыхает.

— Послушай, милая, я знаю, что ты была умной в своей старой школе, но твоя старая школа была дерьмом. Ангелвью — это совсем другая лига, малышка. Эти дети выросли с репетиторами и лучшим образованием, которое можно было купить за деньги. Было бы понятно, если бы ты, ну, отставала.

Я немедленно ощетиниваюсь.

— Я не отстаю

Сначала Сэйнт и его дружки, теперь моя мама. Почему так много людей думают, что я должна уехать из этого места? Что я не способна выжить здесь?

Я им всем покажу. Я не просто выживу, я буду процветать!

— Уверена, что у тебя все будет хорошо, малышка.

— Не называй меня малышкой, — огрызаюсь я.

Это звучит неискренне, по сравнению с теми моментами когда так меня называет Карли. — Ты не можешь исчезать на месяца, а потом звонить, как будто в этом нет ничего особенного, и называть меня малышкой, как будто тебе на самом деле не наплевать на меня.

— Я не виновата, что мне пришлось исчезнуть, помни — шипит она в ответ. — Это не моя вина, что мне пришлось скрываться, чтобы защитить твою глупую задницу. Перестань обвинять меня в том, что я плохая мать, когда ты единственная, кто не могла..

— Ты плохая мать! — Кричу я, перебивая её.

— Если бы ты не убила этого чертова футболиста, мы бы не оказались в такой ситуации!

Я вешаю трубку и выключаю телефон. Не хочу больше её слушать, я в ярости, что она так заговорила со мной о Джеймсе.

— Чертова сука — кричу я, слезы наворачиваются на глаза.

Моя кровь закипает, а сердце бешено колотится. Сейчас я напряжена и зла, как обычно бывает после разговора с Дженн. Знаю, что, черт возьми, мне ни за что не удастся заснуть этой ночью, если я не сожгу часть этой тревожной энергии. Есть только одна вещь, которая приходит на ум, и я не колеблюсь. Встав, иду к своему шкафу, чтобы взять купальник.

Тепло и запах бассейна помогают успокоить мои нервы, когда я переступаю порог комнаты. Я делаю глубокий вдох, и мои глаза сканируют воду в поисках Лиама, словно движимые инстинктом. Когда я замечаю большое тело, рассекающее воду, мне требуется мгновение, чтобы осознать, что это не тот парень, которого я ищу. На мускулистой спине и руках нет никаких татуировок, и у него светлые волосы, хотя они потемнели от воды.

Это не Лиам выходит подышать воздухом у стены бассейна.

Глаза Лиама темные, а не льдисто-голубые.

Это Сэйнт, и он ухмыляется мне.

— Черт. Это слово вылетает у меня изо рта прежде, чем я успеваю его остановить.

Двигаясь к лестнице, он вылезает из воды, я не могу удержаться, чтобы не посмотреть на него. Его тело ... святое дерьмо. Я не могу думать, даже не могу пошевелиться, когда он неторопливо идет ко мне. Голос в моей голове говорит мне убегать, но я не слушаю. Я как моряк, которого сирена соблазняет на гибель, но вместо прекрасной русалки, зовущей меня, это сексуальный демон, который покажет мне мое падение.

— Нравится то, что ты видишь, Эллис? — спрашивает он, останавливаясь прям передо мной. Он весь мокрый и не утруждает себя взять полотенце, так как, кажется, выставляет своё тело напоказ. Высокомерие заставляет его глаза сиять, а рот все еще скривлен в жестокой, злой усмешке.

Мне удается стряхнуть оцепенение и напомнить себе, почему я его ненавижу. Я думаю о том, что он сделал с Ником, что он продолжает делать со мной, и даже вспоминаю, как злюсь на свою маму только для того, чтобы дать моей ярости дополнительный небольшой пинок. Вместо того, чтобы ответить на его глупый вопрос, я сужаю глаза, поворачиваюсь без слов и вылетаю обратно из бассейна.

Конечно, он следует за мной.

— Эллис! — кричит он, как будто произнесение моей фамилии угрожающим голосом принесет ему какую-то пользу.

Я продолжаю идти, мои шлепанцы шумно шлепают по виниловым плиткам, когда я возвращаюсь по коридору. Внезапно, как только я подхожу к одному из больших ящиков с трофеями, выставленных по всему зданию, его пальцы обхватывают мой локоть, и он дергает меня, заставляя остановиться.

Я поворачиваюсь к нему.

— Убери от меня свою руку.

— Кем ты себя возомнила? — спрашивает он, полностью игнорируя мои слова.

— Кем я себя возомнила? — Я повторяю в ответ, как какой-то чертов попугай. — Кем, черт возьми, ты себя возомнил?