Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 120

То лето проходило в Америке под знаком очередной предвыборной кампании, которая стала своеобразным матчем-реваншем для Гровера Кливленда, хотя у него и Бенджамина Гаррисона появился ещё один соперник — бывший конгрессмен из Айовы Джеймс Уивер, выступавший от новой Народной партии — объединения Лиги Грейнджеров, фермерских союзов и Ордена рыцарей труда. Кампания строилась вокруг экономических вопросов: так, Кливленд был против «тарифа Маккинли», выступал за снижение пошлин и ратовал за золотой стандарт, в то время как республиканцы и популисты поддерживали биметаллизм[17].

Политической борьбе придали остроты настоящие баталии в Хомстеде, на заводах Эндрю Карнеги, с которых директор Генри Клей Фрик пытался выжить профсоюзы[18]. За день до истечения срока трудового договора (30 июня) всех работников уволили и предложили им заключить «договор жёлтой собаки»: поскольку в профсоюзе состояло только 800 из примерно 3800 рабочих, меньшинство должно подчиниться большинству. Фрик подготовился заранее: территорию завода обнесли высоким забором с колючей проволокой наверху, с будками для снайперов, оборудованными прожекторами, возле каждого корпуса, и водяными пушками (некоторые из которых стреляли кипятком) у каждого входа. В ответ профсоюз сталелитейщиков и Рыцари труда объявили забастовку, к которой присоединились заводы Карнеги в Питсбурге, Дюкене и др. Мононгахилу патрулировали шлюпки, чтобы предотвратить доставку штрейкбрехеров; в самом городе были выставлены круглосуточные пикеты; активисты производили досмотр пассажиров, прибывавших на паромах и поездах, и если те не могли убедительно обосновать свой приезд в город, их выдворяли. Репортёры для передвижения по городу носили специальные опознавательные знаки, которые у них отбирали, если они в своих статьях искажали действительность. Фрик прибегнул к услугам Национального детективного агентства Пинкертона: в четыре часа утра 5 июля три сотни агентов, вооружённых винчестерами, попытались под покровом темноты высадиться на берег перед заводом. Забастовщики, предупреждённые по телеграфу, открыли огонь. В перестрелке погибло несколько человек, в том числе девять рабочих; сдавшихся пинкертоновцев разоружили и провели с непокрытыми головами сквозь двойную шеренгу вооружённых активистов. Только введение военного положения и прибытие восьми тысяч милиционных солдат положили конец противостоянию.

Узнав о том, что Фрик использовал силу для борьбы с профсоюзами, Джон Д. Рокфеллер послал ему поздравительную телеграмму, что не добавило ему популярности в глазах трудовой общественности. (Пошли слухи, что он держит револьвер в прикроватной тумбочке, опасаясь ночного нападения). Популисты стали требовать введения прогрессивного подоходного налога, передачи железнодорожных и телеграфных компаний в собственность государства и новых гарантий для профсоюзов.

Как обычно, во время выборов президента США ни один из кандидатов не был без греха, к тому же Уивер оттолкнул от себя избирателей Юга тем, что во время Гражданской войны участвовал в марше Шермана к морю. Победил в итоге Кливленд, опиравшийся на Юг, — он получил большинство голосов и избирателей, и выборщиков. Республиканцу Рокфеллеру надо было готовиться к новым боям.

Второго декабря скончался от туберкулёза Джей Гулд, кумир Джона Д., — всего в 56 лет. Всё его состояние досталось 28-летнему сыну Джорджу, моту и ловеласу, развлекавшемуся охотой, фехтованием, игрой в поло, прогулками на яхтах и обзаведшемуся целым частным поездом. Возможно, не только Рокфеллеру тогда вспомнились слова из эссе «Богатство» Эндрю Карнеги, опубликованного два с половиной года назад в «Норт америкэн ревю»: «Человек, умирающий богатым, умирает обесчещенным». Карнеги, имидж которого тоже сильно пострадал после событий в Хомстеде, считал расширяющуюся пропасть между самыми богатыми и простыми людьми угрозой для капитализма и утверждал, что богатым следует жертвовать деньги на общественно полезные дела, вместо того чтобы оставлять их наследникам, которые пустят их на ветер. Джон Д. Рокфеллер глубоко уважал Карнеги за благотворительную деятельность, однако видел в ней некоторое проявление тщеславия: «Как говорят мне близкие друзья мистера Карнеги, он не делает тайны из того, что совершает всё это, лишь бы увидеть своё имя, высеченное в камне, по всей стране. Вы замечали, что он всегда дарит здания, а кому-то другому приходится предоставлять деньги на их ремонт?» Кстати, 1 октября того же года в Баптистском колледже в Чикаго начались занятия.

Отцы невест

Весной 1893 года Сетти со всеми детьми отправилась в собственном вагоне в Чикаго и остановилась у Нетти Фоулер-Маккормик, в её особняке на Раш-стрит. В 1858 году 23-летняя Нэнси Фоулер (близкие звали её Нетти), сирота из Нью-Йорка, перебравшаяся в Чикаго и ставшая секретаршей изобретателя сельскохозяйственных машин Сайруса Маккормика, вышла замуж за своего босса, которому тогда было 49 лет, родила ему семерых детей, а в 1884-м овдовела. Маккормики, истые пресвитерианцы, во многом походили на Рокфеллеров: щедро жертвовали на миссионерскую деятельность, воспитывали своих детей в строгости — только голосовали за демократов. Уильям Рокфеллер водил дружбу со старшим сыном Нетти, Сайрусом Маккормиком-младшим, а Джон Рокфеллер-младший учился в школе Браунинга вместе с Гарольдом, который был на два года его старше, и Стэнли, своим ровесником. Теперь он представил их своим сёстрам.





Целью приезда была Всемирная Колумбова выставка, посвящённая четырёхсотлетию открытия Америки Христофором Колумбом. (Решение приурочить выставку к этому юбилею было принято в ноябре 1892 года). В центре экспозиции находились большой искусственный водоём, символизировавший долгое плавание Колумба в Новый Свет, и копии трёх его каравелл — «Ниньи», «Пинты» и «Санта-Марии» в натуральную величину, построенные в Испании и пришедшие под парусом в Америку. На право принимать выставку претендовали Нью-Йорк, Вашингтон и Сент-Луис, но победил Чикаго. Выставка разместилась на территории в 690 акров, где специально возвели две сотни зданий в неоклассическом стиле, прорыли каналы, создали лагуну, разместили павильоны сорока шести стран-участниц. По размаху и великолепию выставка превзошла все предыдущие (Парижская Всемирная выставка 1889 года, для которой Эйфель построил башню, занимала почти в шесть раз меньшую территорию и принимала 35 стран) и стала символом американской исключительности. Президент Гровер Кливленд торжественно открыл её 1 мая. Предполагалось, что по воскресеньям вход на выставку будет закрыт, но Чикагский женский клуб настоял, чтобы она работала без выходных, — тогда её смогут осмотреть и те, кто занят по будням. В итоге за полгода выставка приняла около двадцати шести миллионов посетителей.

Впервые в мире отдельно от выставочных павильонов оборудовали парк развлечений на бульваре длиной целую милю — Мидуэй Плезенс, благодаря чему в американском варианте английского языка появилось слово «midway», обозначающее места народных гуляний с ярмарочными балаганами. Развлечения тут были на любой вкус: знаменитый охотник на бизонов Буффало Билл привёз своё шоу, оно сопровождалось лекциями историка о Диком Западе; благодаря организатору парка Солу Блуму американцы впервые увидели «танец живота». Среди аттракционов было «Колесо Ферриса» — колесо обозрения, построенное Джорджем Вашингтоном Гейлом Феррисом-младшим, высотой 80 метров, с тридцатью шестью кабинками, каждая из которых могла вместить до сорока человек. Кроме того, Эдвард Мейбридж прочитал в специальном павильоне несколько лекций о движениях животных, демонстрируя изобретённый им зоопраксископ, который использовал принцип хронофотографии (делал снимки один за другим, запечатлевая разные фазы движения), то есть зрители, по сути, впервые посмотрели кино. В другом павильоне немецкий изобретатель Оттомар Аншютц с помощью другого приспособления, электротахископа, показывал «искусственно оживлённые фотографические картины в полном естественном движении»: прыгающих гимнастов, летящий пушечный снаряд и т. п.

17

Серебро настолько обесценилось на рынке, что почти все страны Европы перешли на золотой стандарт, а Россия проводила денежную реформу для его введения. Тем не менее некоторые группы промышленников, землевладельцев и политиков выступали за биметаллизм, чтобы использовать при расчётах и серебряные деньги. 14 июля 1890 года конгресс США принял «закон Шермана о покупке серебра», по которому министр финансов мог ежемесячно приобретать 4,5 миллиона унций серебра по рыночной цене, расплачиваясь казначейскими билетами, подлежащими обмену на золотые или серебряные монеты. Биметаллическая система могла быть только международной, однако несколько посвящённых ей конференций (в том числе в Брюсселе в ноябре 1892 года) окончились безрезультатно.

18

Эндрю Карнеги, начинавший карьеру на Пенсильванской железной дороге под покровительством Тома Скотта и Эдгара Томсона, а после Гражданской войны переключившийся на производство стали, публично высказывался в пользу профсоюзов, осуждал использование штрейкбрехеров и говорил своим компаньонам, что ни один сталелитейный завод не стоит единой капли крови, пролитой из-за него. Но когда Генри Клей Фрик, поставленный им в 1881 году во главе завода в Хомстеде под Питсбургом, предложил покончить с засильем профсоюза сталелитейщиков, из-за которого производство не работает в полную мощь, Карнеги согласился. 1 января 1882 года профсоюз начал забастовку, чтобы не позволить руководству включить в трудовое соглашение пункт об отказе работника от членства в профсоюзе и участия в забастовках («договор жёлтой собаки»). Обе стороны прибегли к насилию, заводу пришлось привлечь к работе многочисленных штрейкбрехеров, но в итоге забастовка закончилась 20 марта полной победой профсоюза. Дело в том, что профсоюз выступал в роли рекрутингового агентства и найти без его помощи высококвалифицированных рабочих редких профессий было затруднительно.