Страница 30 из 97
— Правду молвит, чистую правду! — весело поддержал Меншиков и чмокнул раскрасневшуюся Дарьюшку в щёчку.
А за столом, после рюмки московской, чистой как слеза, водочки, Август поднялся во весь свой могутный рост и произнёс тост за своего союзника царя Петра и за славное семейство Меншиковых...
На другой день пожаловали новые гости: коронный гетман Синявский привёл в королевский замок четыре тысячи закованных в железные латы рейтар. А из гетманской кареты выскользнули две дамы-щеголихи: Елена-Эльжбета Синявская и новая королевская фаворитка княгиня Коссель. Но щеголяли дамы по-разному: Елена-Эльжбета была в пышном парижском пудермане, а когда скинула свою соболью шубку, то поразила Дарью Михайловну золотистым версальским платьем, унизанным жемчугами. Княгиня Коссель, прискакавшая из Дрездена через Львов, была в охотничьем мужском кафтане, за широким поясом которого торчали рукояти двух пистолей. Парика сия охотница не носила, власы подстригала по-мужски и за столом, не стесняясь других дам, закурила трубку. Август даже побледнел, увидев нежданную гостью, а когда княгиня щёлкнула перед камином охотничьей плетью, схватился за сердце.
Выручил друг сердечный Данилыч: с шиком хлопнул пробкой шампанского и налил дамам по бокалу шипучего. Французское шампанское пускало такие весёлые пузырьки, что даже княгиня Коссель отложила в сторону свою трубку и выпила вино как простую солдатскую брагу — до дна! Напротив, Елена-Эльжбета смаковала шампанское, как и неделю назад в Версальском дворце, и лукаво спрашивала Дарью Михайловну:
— Кто вам подарил сей божественный напиток Бахуса? Кто сей счастливец?!
— Да муж мой, Александр Данилович! — простодушно призналась Дарья Михайловна: — Мы на днях с князем обвенчались в Киеве. И сам государь Пётр Алексеевич был дружкой у него на той свадьбе!
— Ну, ваш муж может всё достать. Не удивлюсь, если шампанское ему привезли прямо из Шампани! — ворковала Елена-Эльжбета.
— А вы, пани гетманша, говорят, даже нижнее бельё стирать в Париж ездите? — грубо ворвалась в разговор княгиня Коссель.
— Что ж, муж мой всегда при мне. Могу и в Париж прокатиться и в Версале на балах потанцевать! — не без язвительности кольнула пани Елена королевскую фаворитку.
— И как там сейчас, в Версале? Что танцуют? — козликом подскакал к дамам фон Витцум, как только услышал о танцах.
— Да скучно сейчас и в Париже и в Версале. Эта бесконечная война за испанское наследство всех кавалеров в армию поверстала. При дворе скучища: Людовик стар и ему не до танцев, а его старуха-фаворитка госпожа де Ментанон окружила короля сонмищем иезуитов. Можете себе представить — даже италианский театр из Парижа выслали, насмешничают, мол, много!
— Вот как? — удивился Август, прислушавшись к рассказу прекрасной пани Елены. — А мне италианский театр всегда нравился. Вот как только заключу мир, сразу приглашу италинцев к себе в Дрезден на гастроли!
— Ну, пока вы собираетесь на военные гастроли, сир! — Княгиня Коссель твёрдо взяла размечтавшегося короля под руку.
— Конечно, конечно! — спохватился Август. — Мы с Александром Даниловичем завтра же в поход идём! А вот и генерал Брюс прибыл! А с ним и его пушки! — Король шагнул навстречу Брюсу.
Яков Вилимович отвесил галантный поклон дамам и королю и бодро отрапортовал Меншикову:
— Привёл полевую артиллерию, Александр Данилович! Три дивизиона шестифунтовых орудий!
— Ого, да у Мардефельда, почитай, тяжёлых орудий вообще нет! Завтра же прогоним этого мерзавца за Вислу! — прорычал Флеминг.
Но схватиться с Мардефельдом драгунам Меншикова и рейтарам Флеминга пришлось уже за Вислой. Прискакавшие утром разъезды сообщили, что корпус Мардефельда и конница Лещинского отступили в Западную Польшу.
Король Август с погоней, однако, не спешил. Княгиня Коссель доставила ему хорошие новости: переговоры саксонских министров со шведами о мире, которые велись с 24 сентября 1706 года в замке Альтранштадт, шли к успешному завершению. Правда, условия, выдвинутые шведами, были тяжёлые: Август должен был отказаться от королевской короны Речи Посполитой в пользу Станислава Лещинского, полностью разорвать союз с Россией, обязан был содержать шведскую армию в Саксонии в течение всей зимы за свой счёт, выплачивая шведам 625 тысяч рейхсталеров ежемесячно, и выдать шведскому королю русского посла в Дрездене Иоганна Паткуля и всех солдат и офицеров русского вспомогательного корпуса. Подписать такой унизительный мир означало признать свой разгром и это тогда, когда впереди маячила победа над корпусом Мардефельда и конницей панов-станиславчиков. Король Август в эти октябрьские дни, когда его рейтары и драгуны Меншикова переправились через Вислу и пошли за Мардефельдом, колебался как никогда и посылал мольбы Богу, чтобы Мардефельд отступил ещё дальше на запад и не принял сражения. И, казалось, Бог услышал его мольбы, и шведы от Петрокова отступили к Калишу. Но здесь шведский генерал занял прочную позицию за речкой Просной с болотами и решился дать бой.
— Пошли к Мардефельду не какого-то тупоумного генерала, а проныру фон Витцума. Пусть передаст твоё письмецо с предупреждением, что Меншиков через два дня атакует, и посоветуй немедля отступать! А в беседе фон Витцум может даже намекнуть о твоём скором мире со шведами! — посоветовала Августу его фаворитка. И король к тому совету княгини прислушался. Ночью 16 октября ловкий камергер перебрался через болото и предстал перед шведским генералом. Мардефельд письмецо королевское прочёл, но по всему было видно, не поверил. Тогда фон Витцум дал честное слово, что после переговоров в Альтранштадте Швеция и Саксония станут друзьями, и сказал, что у генерала есть ещё два дня для скорейшей ретирады.
Но Августу не верил никто, а генерал Арвед Аксель Мардефельд в особенности. Ведь он выбрал сильную позицию, укрепил её батареями и вагенбургом, у него в строю три тысячи гренадер и пять тысяч рейтар на флангах. Да двадцать тысяч конницы станиславчиков помогут в виктории. Генерал Левенгаупт при Мур-Мызе разгромил Шереметева, а он, Мардефельд, при Калише, разгромит Меншикова.
— Король хочет просто выманить меня с крепкой позиции и атаковать в походе. Зная лёгкость честных слов твоего короля и его слуг, я советов от них не принимаю! Вон! — Фон Витцум был ещё рад, что шведский генерал не арестовал его там же, в своей палатке.
Под утро измученный, весь обмазанный болотной ряской, дрожащий от холода камергер предстал перед Августом и его фавориткой, как зелёное чучело.
— Выходит, придётся мне таки идти в сечу бок о бок с Меншиковым! — сердито заключил Август, выслушав доклад камергера. И, налив своему дрожащему парламентёру чарку белой московской, сказал с лаской: — Выпей, друг! Московская водка хороша от простуды! — он выпил сам, буркнув княгине Коссель: — Нелегко быть слугой двух господ! Подвинься-ка, я прилягу!
С постели Августа подняли Меншиков и Яков Брюс, прибывшие для военного совета. На сей совет король, конечно, пригласил и фельдмаршала Флеминга и гетмана Синявского.
— Мы утром с Яковом Вилимовичем объехали всю шведскую позицию, — бодро объяснял Меншиков королю и его генералам. — Перед главной позицией у неприятеля Просна. Речушка мелкая, проходима вброд. За ней Мардефельд построил на пригорке из телег вагенбург. По бокам вагенбурга мелкие болотца. В вагенбурге стоит шведская пехота. Кавалерия, и шведская, и польская, у Мардефельда на флангах. Думаю, её легко выманить в поле.
— А здесь, за речкой, её встретят мои батареи и развернут обратно! — добавил Брюс.
— Тут и мои рейтары бросятся в погоню! — радостно прорычал Флеминг. — Рубка в погоне — одно удовольствие, не так ли, пан гетман?
Синявский охотно согласился, что легко преследовать неприятеля, когда он бежит!
План был принят, и на другое утро Брюс выставил на холмах свои батареи. На правом фланге развернулись драгуны Меншикова, на левом — рейтары Флеминга. Но разворачивались рейтары медленно, и сдерживали их разноречивые приказы короля. Август давал незадачливому шведу ещё несколько часов для отступления. Но Мардефельд и это наглядное королевское предложение не принял и не отступил! А в два часа дня взревели тяжёлые пушки Брюса и ядра полетели в шведский лагерь.