Страница 22 из 97
— Так, государь, поступает сам великий Людовик XIV! — убеждал Петра фельдмаршал.
— Я великий, но не Людовик! — отмахнулся Пётр, соскочил с бруствера батареи и поспешил в город. Завидя солдат, занятых мародёрством, он пришёл в неистовство, заколол одного из грабителей и предстал перед Горном со шпагой, обагрённой кровью.
— Смотри, это русская, а не шведская кровь! — прохрипел Пётр. — Я своих мародёров заколол, дабы унять бешенство, до какого ты довёл моих солдат своим упрямством! — И, глядя на индюшачью физиономию шведа, дал ему пощёчину.
Горн рухнул на землю.
Офицеры царского штаба быстро навели порядок на улицах. Из каземата освободили коменданта Нотебурга храбреца Шлиппенбаха и коменданта Ниеншанца полковника Полева.
Фельдмаршалу Огильви не пришлось принимать шпагу из рук генерала Горна. «Истукана», по приказу царя, самого посадили в каземат, где он держал своих узников.
Потери русских при штурме Нарвы оказались меньшими, чем при штурме Нотебурга: погибло всего 359 солдат и офицеров. В плен был взят весь многотысячный гарнизон.
Через неделю, на русских условиях, но без штурма, капитулировал Ивангород. Всему гарнизону разрешалось удалиться в Ревель и Выборг.
После падения Нарвы, злосчастной фортеции, напоминавшей царю о тягостном поражении в начале войны, Пётр коротко отписал адмиралтейцу Кикину: «Иного не могу писать, только что Нарву, которая 4 года нарывала, ныне, слава Богу, прорвало, о чём пространнее скажу сам».
На победном веселии царь был молчалив и задумчив.
— Что ж, Яков, мы бомбардиры, работники сей войны! — сказал он Брюсу.
— Я, государь, за десять дней канонады оглох на оба уха! — пожаловался Яков.
— Да и у меня в ушах гудит! — признался первый бомбардир. — Но куда деваться, такое наше дело! Вот что, Яков Вилимович, назначаю тебя отныне начальником всей нашей артиллерии!
— А Виниус? — опешил Брюс.
— Слаб стал человек! — горько нахмурился Пётр. — Прогнал я его за мздоимство с Почтового ведомства, а ныне и с Сибирского приказа. Данилыча надумал подкупить сибирским золотцем. Не может такой человек боле у власти быть! Принимай, Яков, Артиллерийский приказ в Москве! Война-то ещё вся впереди!
Пушкарский приказ
По возвращении из-под Нарвы в 1704 году Яков заехал в Санкт-Петербург к своему брату. Обер-коменданта Петропавловской фортеции он нашёл в великих хлопотах, Роман Брюс готовился к походу на Выборг.
— Возьмём Выборг — вторую подушку под голову Санкт-Петербурга подложим, братец. А то ведь, когда вы под Дерптом и Нарвой стояли, новый командир шведского корпуса, сменивший Кронгиорта, генерал Майдель, из-под Выборга прямо в Санкт-Петербург пожаловал. Стал со своими полками прямо супротив Петропавловки и требует: сдавай крепость, комендант! Ну, да я из твоих тяжёлых пушек, Яков, ему и ответствовал. И что ты думаешь, отступил швед к Выборгу, не решился брать штурмом мои земляные бастионы. Но пока Майдель в Выборге, неспокойно в Санкт-Петербурге, опасаемся его новой диверсии. Слава Богу, сейчас подошли полки Фёдора Матвеевича Апраксина, вот мы к походу на Выборг и готовимся! — Роман говорил горячо, напористо, по всему было видно: рад, что отбил Майделя.
— Боюсь, не выйдет, Роман, ни в этом, ни в следующем году похода на Выборг, — урезонил брата Яков.
— Но государь сам обещал — пойдём в поход! — стоял на своём обер-комендант.
— Пойти-то пойдём, но не на Выборг, а в Речь Посполитую, спасать союзничка, короля Августа. Я ещё под Нарвой был, когда прибыла туда пышная депутация от знатных панов польских, что держат его сторону. Пётр Алексеевич заключил союз уже не только с курфюрстом саксонским Августом, но со всей шляхетской республикой Речью Посполитой. И обещался прислать союзникам военную подмогу. Киевский генерал-губернатор князь Дмитрий Голицын уже привёл к Августу в Галицию вспомогательный корпус. Сейчас и князь Репнин двинул дивизию на Полоцк, а Борис Петрович Шереметев пойдёт на Витебск.
— И зачем мы влезаем в польскую кашу?! — недовольно пробурчал Роман.
— А куда деться, коли круль Август наш единственный союзник? — насмешливо взглянул Яков на брата. — Потеряем Августа, боюсь, пойдёт шведский король, яко Александр Македонский, на восток, на Москву, со всей своей главной армией. Вот и я, Роман, в Москву поспешаю, ковать новые пушки.
— Наслышан, Яков, наслышан, что ты ныне вместо Виниуса назначен главой Пушкарского приказа. Будешь надзирать за всей артиллерией! Одного не пойму, отчего тебе государь чин генерал-фельдцейхмейстера не пожаловал! — Брат тоже умел подкалывать.
— Государь объяснил мне, что чин сей присвоен был ещё в начале войны царевичу Имеретинскому, ну, а коль царевич под первой Нарвой в плен попал, то он не может лишать несчастного полонянника его чина и звания... — устало объяснил Яков. Устал он оттого, что многим уже пришлось объяснять сие царское чинопроизводство. Принимали сие по-разному. Шереметев пригорюнился и посочувствовал, фельдмаршал Огильви обнял, как шотландец шотландца, и сказал, что в любом случае армия без пушек не может и он, конечно же, зачислит главу Артиллерийского приказа в Главный штаб.
Лучше всего поступил старый приятель Александр Данилович Меншиков: он дружески хлопнул Брюса по плечу и гаркнул по-кавалерийски:
— Не унывай, Яков, ты чин генерал-фельдцейхмейстера ещё в новых баталиях заслужишь! Чаю, их у нас с тобой много ещё будет впереди! Ну, а в Пушкарском приказе подьячие на это и внимания не обратят. Эко дело, Виниус правил ими без всякого воинского чина! Для них, приказных-то, главное не чин и звание, а денежки! — Данилыч недаром был московский уроженец, хорошо знал местную чиновную братию.
Он не ошибся. Первое, с чем столкнулся Брюс в Пушкарском приказе, переименованным ещё Виниусом на европейский лад в Артиллерийский, были жалобы владельцев горных и железодельных заводов, пороховых мельниц и ружейных мастерских на лихоимство подьячих.
— Не токмо золотишко берут, но, главное, людишек мне на завод не дают, а ведь железо-то моё лучше шведского. Да вот почитай, господин генерал, даже в московских «Ведомостях» о том пишут! — Никита Демидов протянул Брюсу выпуск московских «Ведомостей».
Там сообщалось, что «В Верхотурском уезде из новосибирской железной руды много пушек налито и железа вельми много сделано. И такого мягкого и доброго железа из шведской земли не привозили для того, что у них такого нет. А на Москве с привозом пуд стал 12 алтын».
— И на пушках знак мой, «уральский соболь», отлит! — Демидов степенно погладил седую бороду и глянул на Брюса с вопросом: помнит ли генерал тот старый разговор в Туле?
Яков Вилимович помнил и широко улыбнулся хозяину Невьянского завода.
— Добрые у тебя пушки, Демидыч, сам их под Нарвой опробовал и «соболя» твоего видели и государь, и я!
Знал он уже, что Невьянский завод прислал к новой кампании 26 пушек и 4 мортиры, а к ним 7400 бомб и 27 400 ручных гранат. И железо демидовское было доброе. Что же, никуда не деться, придётся дать Демидову людишек, приписать к заводу новые деревеньки.
Вечером, за столом своего дома на Сухаревке, Брюс не без удовольствия потчевал удачливого горнозаводчика.
— Сибирь, вот куда надобно заглянуть хозяйскому глазу, Яков Вилимович! — гудел Демидыч.
— Да ведь Строгановы и казачки уже заглядывали.
— Э, они всё по вершкам, а ежели копнуть — там и медь, и олово, и свинец, и золотишко!
— Тебя бы в Сибирь губернатором посадить, Никита Демидович, ты, глядишь бы, всю Сибирь поднял! — Брюсу было приятно сидеть рядом с этим пышущим энергией мастером.
— Я бы поднял! — подхватил мысль Брюса заводчик. — Да ведь вместо дьяка Виниуса посадили править Сибирским приказом князя Гагарина: старик воровал по-малому, а сей по-княжески развернётся! Ну, да ладно, пока война, я ковать доброе железо буду!
Провожая дорогого гостя с крыльца, Брюс вдруг подумал: благодаря таким вот Демидовым войну со шведом выиграют! На другое утро он подсчитал, что на Урале уже работают 10 новых доменных заводов. Только на Каменском заводе отлито 384 трёхфунтовых, 52 восьмифунтовых и 29 двенадцатифунтовых пушек, 22 мортиры и 28 гаубиц. Продолжали работать 5 олонецких заводов, заводы в Устюжне и Липецке. Андрей Стейльс поставил на Клязьме в сорока верстах от Москвы новый пороховой завод, который дал девять тысяч пудов пороха.