Страница 6 из 8
В полноценном формате была реализована в уголовном законодательстве и другая определяющая идея «революционной законности» – классовость права. В УК РСФСР 1922 года (ст. 58—7) осознанно закреплялся классовый характер советской уголовной политики. Классовость, как принцип уголовной политики, неизбежно приводил законодателя к классовому определению правонарушения. К классическому приему построения понятия «преступления и наказания» – «преступление есть деяние, нарушающее нормы правопорядка» – добавлялся тезис, утверждавший, что преступными актами являются те правонарушения, которые нарушают или угрожают наиболее важным интересам определенной социальной группы и политической доктрины. В результате к преступным актам причислялись наиболее вредные и опасные для положения определенной социальной группы и данной системы власти действия. Эта формула отчетливо проявлялась в статье 6 УК, которая определяла преступление как «всякое общественно опасное действие или бездействие, угрожавшие основам советского строя и правопорядку, установленному рабоче-крестьянской властью на переходный к коммунизму период времени». Классовый принцип отчетливо проявлялось и в статье 5 УК: «Задача УК – правовая защита трудящихся от преступлений и от общественно – опасных элементов»[28]. Не защита личности так таковой, а защита именно трудящихся. Особенно рельефно классовое начало акцентировалось в нормах ст. 24 и 25, в которых перечисляется, что должен учесть суд, определяя наказание, и где особенно обращалось внимание на классовую принадлежность преступника и мотивы преступления. Так, статья 24 определяла, что при определении меры наказания учитывается степень и характер как самого преступника, так и совершенного им преступления. Статья 25 на первое место в качестве критериев определения наказания выделяет такие факторы, как совершено ли преступление в интересах восстановления власти буржуазии или в интересах личных; направлено ли преступление против государства или отдельной личности. Таким образом, классовой или политической принадлежности личности придавалось юридическое значение, что имело немалое значение при определении наказания. Наказание за преступление против государства были значительно жестче, чем против личности.
Революционная целесообразность и классовость неизбежно вели к реализации в УК третьей идеи «революционной законности» – возможность широкого толкования статей УК судом, что позволяло суду, как «орудию охраны интересов господствующего класса», успешно решать задачу обеспечения идеологических и практических интересов власти. Тезис о постоянной изменчивости пролетарского права, «вытекающего из взаимоотношений между классовыми группами», свидетельствовал о социологическом начале в Уголовном кодексе. Не отрицали этого и официальные толкователи кодекса. Представитель Наркомата юстиции, разъясняя подходы к «новому праву» на съезде судебных работников Тамбовской губернии в октябре 1923 года, акцентировал внимание именно на этой особенности советского права: «В противоположность понятию буржуазного права, которое считает право постоянной мерой справедливости, право с точки зрения марксизма не является таковым, а есть классовая норма, которая вводится в действие классом, находящимся у власти. Советское законодательство в отличие от буржуазного является «текучим», в зависимости от экономических функций страны. Мы будем в первую очередь защищать рабочих и крестьян. Закон является действительным только на тот период, на который он дан. Прошел срок, и мы строим новый закон, который расчищает путь к коммунизму»[29]. Именно в этом со всей очевидностью проявлялось понимание законности как, прежде всего, соблюдение советской лояльности в политическом и мировоззренческом смысле и возможности быстрого изменения закона в зависимости от развития политической ситуации.
Возможности широкого толкования УК предоставляли суду огромные права толковании духа законов. «Мы не делаем так, как буржуазия: каждый конкретный случай имел описание в законе. Мы говорим: судья должен обследовать дело со всех сторон, мы в одной статье не даем определения наказания. У нас есть небольшой кодекс, который находится в руках классового суда, который применяет его по своему сознанию и должен прийти на помощь слабейшей стороне»[30]. В официальных разъяснениях отличия УК РСФСР от буржуазного, обращалось внимание на три принципиальных положения: первое – просто написан и приспособлен для понимания людьми без специального образования. Второе – его классовое основание, обеспечивающее «классово-справедливое» решение суда. Третье – отсутствие стесняющей суд лестницы наказаний, возможность применять любое из наказаний, ныне указанного в данной статье при наличии соответствующих мотивов»[31]. Циркуляр Верховного суда «О степени обязательности смягчения наказания в зависимости от обстоятельств, предусмотренных ст. 25 УК» (февраль 1924 г.) разъяснял, что при вынесении приговора суд не может быть стеснен в избрании меры наказания и таковая определяется им по своему внутреннему убеждению и социалистическим правосознанием. Согласно ст. 24 и 25 УК, суд при этом учитывает все обстоятельства, способные свидетельствовать о степени и характере опасности, как преступника, так и преступления и в зависимости от результатов изучения всех конкретных данных, даже при наличии смягчающих вину признаков, указанных в ст. 25 УК, имеет право назначать максимальное наказание, установленное соответствующей статьей УК[32].
На возможности классового толкования УК было направлено и санкционирование применения аналогии. «В случае отсутствия в УК прямых указаний на отдельные виды преступлений наказания… применяются согласно статьям УК, предусматривающим наиболее сходные по важности и роду преступления, с соблюдением правил общей части Кодекса»[33]. Естественно, возникал вопрос: как может судья применять по аналогии конкретный случай к тому, который написан в законе, притом что в УК законодатель отказался от практики описания каждого случая в законе? Ответ был прост: «Классовый суд должен применять пролетарское правосознание»[34]. Таким образом, социалистическое правосознание во многом оставалось мотивировочной основой назначения наказания, что позволяло судьям достаточно вольно трактовать статьи УК с классовых позиций, прежде всего с точки зрения мягкости или жесткости наказания в зависимости от классовой принадлежности.
Кодекс 1922 года, по мнению многих исследователей, был первой и в целом не совсем удачной попыткой создания систематизированного советского уголовного законодательства. Уголовный кодекс был написан «языком тяжелым, малопонятным для широких масс, принося в жертву точности юридических формулировки соображения доступности Кодекса»[35]. Ввиду явных упущений в кодексе он впоследствии подвергался значительным корректировкам. В ноябре 1926 года ВЦИК принял новый УК и ввел его в действие с 1 января 1927 года. Появление нового кодекса официально объяснялось двумя причинами: желанием исправить отдельные недостатки и пробелы УК 1922 года, обнаружившимися в ходе его применения, а также необходимостью привести кодекс в соответствие с «Основными началами уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик». Кодекс 1926 г. не внес значительных изменений в УК 1922 года, лишь исправив в отдельных частях недоработки предыдущего УК. В качестве заметных отличий его от кодекса 1922 года можно выделить усиление в его нормах политических аспектов, что выразилось более детальной разработке разделов о государственных и воинских преступлениях. Для этого была произведена перегруппировка уголовных статей в пользу интересов государства. Наибольшему изменению подверглась глава 2 о преступлениях против порядка управления. Пополнение данной главы произошло в основном за счет включения в нее хозяйственных преступлений. Если в УК РСФСР 1922 г. преступления против порядка управления занимали 30 статей (ст. 74—104), а преступления хозяйственные – 15 статей (ст. 125–141), то в УК РСФСР 1926 г. число первых возросло до 60 статей (ст. 59(1)—108), из которых 14 перенесены из главы о хозяйственных преступлениях[36]. Перенесение части хозяйственных преступлений в разряд преступлений против порядка управления объяснимо, учитывая колоссальный рост в условиях новой экономической политики экономических преступлений и их разнообразия, что потребовало более детального их регламентирования и более жесткого подхода.
28
Уголовный кодекс РСФСР 1922 г. // СУ РСФСР. 1922. № 15. Ст. 153.
29
ГАТО. Ф. Р-524. Оп. 1. Д. 376. Л. 28.
30
ГАТО. Ф. Р-524. Оп. 1. Д. 9. Л. 76.
31
ГАТО. Ф. Р-524. Оп. 1. Д. 376. Л. 28.
32
ГАТО. Ф. Р-524. Оп. 1. Д. 181. Л. 2.
33
УК РСФСР 1922 г. Ст. 10.
34
ГАТО. Ф. Р-524. Оп. 1. Д. 376. Л. 81.
35
Крашенинников П. Страсти по праву: Очерки о праве военного коммунизма и советском праве. 1917–1938. М.: Статут, 2018. С. 82.
36
Чердаков О.И. Формирование правоохранительной системы Советского государства, 1917–1936 гг. (историко-правовое исследование): дис… докт. юрид. наук. Саратов, 2002. С. 201.