Страница 3 из 11
Исторически это выглядело как трансформация механизма правового регулирования посредством отмены юридического средства partes secare и замены правового механизма manus injectio в 17 г. до н. э. в соответствии с Законом Юлия (lex Julia indiciorum privatorum) новым правовым механизмом, состоящим из юридических средств: cessio bonorum, mission in prossesionem, venditio bonorum. Итоговая замена вышеназванных правовых механизмов обусловлена изданным в 326 г. н. э. законом Петелия (lex Poetelia), уничтожившим обязательственные отношения относительно обеспечения дела личностью. В результате была сформирована правовая потребность в урегулировании отношений по равномерному распределению имущественных средств должника между лицами, имеющими право на них[12]. Стоит отметить, что именно Закон Петелия нормативно закрепил определенный тип имущественного взыскания, который представлял собой «в римском праве зачатки современного конкурсного процесса»[13]. Следствием этого явилась концепция вещно-правового характера прав конкурсных кредиторов, согласно которой правовым следствием объявления должника несостоятельным являлось приобретение конкурсными кредиторами ограниченного вещного права на конкурсную массу должника[14]. По мнению Г.Ф. Шершеневича, это стало возможно, когда «исполнение направляется на имущество, а не на лицо, и при том, когда процесс исполнения выходит из области частного самоуправства и становится под надзор правительственных органов»[15]. Вместе с тем в законодательстве древних народов (Законы царя Хаммурапи, Дхармашастра Ману[16], в Афинском законодательстве[17]) не существовало настоящего конкурса по той причине, что исполнение, направленное на имущество и физическое лицо, в том виде, как оно тогда осуществлялось, было делом совершенно частным, свободным от вмешательства общественной власти[18]. Похожие процессы в регулировании долговых обязательств были отмечены и на Востоке. Так, монгольские законы XIII в. законодательно закрепляли элементы стабилизации существовавшего там рынка, разрешив купцам и торговцам объявлять себя банкротами, но делать это каждый мог не более двух раз, на третий раз должнику грозила смертная казнь[19].
Вышеназванный анализ позволяет сделать вывод о том, что на определенном этапе развития общества функционирование правовой системы взыскания денежного долга и правового разрешения возникших хозяйственных конфликтов посредством личной (физической) ответственности показало свою неэффективность и ущербность. Именно поэтому возникла потребность в формировании правовых установлений, которые изменили бы характер ответственности несостоятельного должника[20].
Необходимо отметить, что с законодательной отменой обеспечения долга личностью должника и публично-правовым запретом физического воздействия на должника возникла общественная потребность в нормативном урегулировании целого блока общественных отношений[21], которая в дальнейшем была формально зафиксирована в соответствующих общеобязательных нормах поведения для участников обязательственных отношений, реализующихся в конкурсном процессе, а в дальнейшем – в правовом институте несостоятельности (банкротства). Вышеназванные общественные потребности первично были нормативно закреплены в римском праве и явились теоретико-правовой основой правового разрешения последующих экономических конфликтов, а также основанием доктринальных положений для фактического становления правового режима формирования и реализации системы юридических и административно-правовых механизмов регулирования публичного управления изначально в сфере финансовой несостоятельности, а позже в институте банкротства[22]. Данные обстоятельства сформировали систему механизма юридического разрешения «проблемных» ситуаций и заложили основы современного алгоритма правового регулирования рыночных отношений.
§ 2. Исторический процесс законодательного становления моделей конкурсного процесса как особой формы отношений между должником и его неоплатными кредиторами
Необходимо отметить, что в отличие от западноевропейского типа разрешения конфликтных отношений между должником и его неоплатными кредиторами совершенно иначе сложилась ситуация в Российском государстве, где развитие экономических конфликтов в хозяйственном обороте страны сдерживалось замкнутой и преимущественно земледельческой жизнью населения. Однако процесс регулирования отношений должник – кредитор и здесь существовал, и развивался с достаточно древних времен[23].
Процесс становления и особенности развития аппарата государственного управления и права на территории нашей страны явились объективными причинами, в силу которых на территории российского государства до восемнадцатого столетия не было сформировавшегося законодательства в форме конкурсного права, а действовавшие нормы о финансовой несостоятельности должников носили достаточно бессистемный и схоластический характер, находясь в прямой зависимости от национальных, религиозных и административно-территориальных особенностей государственного строя того периода. Это находит своё подтверждение в анализе таких древнейших источников права, как Русская Правда, Псковская судная грамота, Судебники 1497 и 1550 гг., закрепивших зачатки норм о несостоятельности.
Сам термин «банкротство» появился в российском праве значительно позднее, несмотря на то, что положения, касающиеся денежной несостоятельности, имеются уже в Русской Правде (одном из первых русских законодательных актов, действовавшем в Древней Руси в XI–XII вв.). Так, в статье 68 Русской Правды, по Карамзинскому списку, формируется понятие «о двоякой несостоятельности, несчастной и происшедшей по вине должника», а также указывает способ предупреждения «несостоятельности». В указанной норме несомненно упоминается несостоятельность, потому что в указанной выше статье имеется в виду стечение кредиторов. Доказательством этому служат как последние слова приведенной статьи, где о кредиторах говорится во множественном числе, так и из дважды упоминаемой продажи должника, в которой не было никакой необходимости, если бы был только один веритель. В последнем случае должник должен был отрабатывать свой долг и поступить в рабство к своему кредитору. Содержание статьи 68 говорит о несостоятельности торговой, и едва ли из нее можно вывести предположение, что «неоплатным должником может оказаться не только купец, занявший деньги или товар, но и всякое лицо, на которое падает взыскание в силу причиненных его действиями (обидами) убытков»[24]. Что касается очередности удовлетворения требований кредиторов (конкурса кредиторов), интересным представляются заключительные положения статьи 69 Русской Правды в «Карамзинском списке», согласно которому к удовлетворению не допускались кредиторы, которые успели взыскать значительное количество процентов, «кто много раза имал», когда сумма их достигла величины занятого капитала. После устанавливается порядок удовлетворения требований. Уже в тот период отдавался приоритет публичным интересам: первоначально получает удовлетворение князь[25], потом купцы иностранные или из других городов, если им не было известно «задолжание несостоятельного», наконец местные кредиторы. Содержание статьи свидетельствует, что первые два разряда требований удовлетворяются полностью, а третий разряд – по соразмерности («а прок в деле»). При определении денежной несостоятельности коллективов Русская Правда не склоняется ни к одному из критериев несостоятельности (неоплатности или неплатежеспособности), а говорит лишь о невозможности погашения должниками требований кредиторов.
12
См.: Конков В.И. Банкротство: История возникновения и развития института банкротства за рубежом. URL: http://arbir.ru/articles/a_3049.htm
13
Шершеневич Г.Ф. Конкурсный процесс. М.: Статут, 2000. С. 29; Он же. Курс торгового права. М., 1912. Т 4. С. 76.
14
В частности, И. Колер и Зойферт в своих работах обосновывали залоговый характер ограниченных (парциарных) вещных прав кредиторов. См.: Kohler. Lehrbuch des.1891. S. 98-123; Seuffert. Zur Geschichte und Dogmatik des deutschen Konkursrechts. 1888. S. 83.
15
Шершеневич Г.Ф. Конкурный процесс. С. 28; Он же. Курс торгового права. М., 1912. Т. 4. С. 77.
16
Дхармашастра Ману – памятник древнеиндийской литературы, древнеиндийский сборник предписаний благочестивому индийцу в исполнении им своего общественного, религиозного и морального долга, приписываемый традицией легендарному прародителю человечества – Ману. Является одной из девятнадцатидхарма-шастр, которые входят в литературу смрити. См.: Jayasvala К. P. Manu and Yajnavalkya, Calcutta, 1930, p. 46–49; Manavadharmasustram (Institutes of Manu). With the commentaries of Medhatithi, Sarvajuanarayana, Kullu-ka, Raghavananda, Nandana and Ramachandra and Appendix. Ed. by V. N. Mandlik, vol. 1–3, Bombay, 1886; Manava Dharma-sastra. The code of Manu. Critically cd. by J. Jolly. London, 1887.
17
Законы Драконта (первая кодификация афинского (аттического) права, осуществленная архонтом Афин Драконтом в 621 г. до н. э.) одним из древнейших законодателей Греции. Составил для Афинской республики в 621 г до н. э. первые писанные законы, далеко не всецело отмененные Солоном. См.: Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран (Древность и Средние века) / Сост. Томсинов В.А. М., 2000. С. 15–17, 19, 22, 45–46.
18
См.: Шершеневич Г.Ф. Конкурсный процесс. С. 28.
19
См.: Уэзерфорд Дж. Чингисхан и рождение современного мира. М., 2006. С. 376; Гумилев Л. Древняя Русь и Великая степь. М., 2007. С. 470; Грумм-Грижмайло Е.Г. К вопросу о разделении монголов на восточных и западных. Л., 1933. С. 438–439.
20
См.: Смирных А.Г. Рецепция иностранного права и реформирование законодательства о банкротстве // Предпринимательское право. Приложение «Право и Бизнес». 2018. № 3. С. 12–16.
21
См.: Плешанова О.П. Публично-правовая ответственность vs банкротство гражданина // Закон. 2018. № 10. С. 68–70.
22
См.: Ващенко Ю.С. К вопросу о соотношении понятий «несостоятельность» и «банкротство» в истории законодательства и отраслях права // Гражданское право. 2012. № 2. С. 10–12.
23
См.: Кузьмина И.К., Насонова А.В. Банкротство физических лиц в России: история и современность // Современное общество и право. 2016. № 4 (25). С. 146–153.
24
Гольмстен А.Х. Исторический очерк русского конкурсного процесса. СПб., 1888. С. 2–3.
25
Там же.