Гибель мира

Вот что могло бы случиться, если бы комета, подобная знаменитой комете 1811 года, встретилась с Землей.

При этих словах кардинал, парижский архиепископ поднялся со своего места и попросил слова. Ученый заметил это и с чисто светской любезностью приветствовал его, наклонив несколько голову, как бы ожидая, что скажет его преосвященство.

– Я не желаю прерывать почтенного оратора, сказал архиепископ; но если наука предсказывает, что началом великой драмы, долженствующей отметить собой кончину мира сего, будет воспламенение небес, то я не могу не заметить, что в этом отношении верование всей церкви всегда было именно такое. «Небеса прейдут, – говорит святой Петр, – горящие стихии разрушатся, и Земля сгорит со всем, что она заключает». Точно так же и святой Павел возвещает обновление мира огнем. И мы взываем всегда при погребении умерших: «Грядущему судить живых и мертвых и истребить мир огнем!» Бог обратит вселенную в пепел!

– Наука, – возразил на это непременный секретарь, – уже не раз оказывалась в полном согласии с вещими догадками наших предков. Пожар охватит сначала те части земли, которые непосредственно подвергнутся удару кометы. Все полушарие Земли, находящееся в прикосновении с громадной кометной массой, будет сожжено раньше, чем жители другого полушария сообразят, что несчастье уже разразилось. Воздух – плохой проводник тепла, так что оно не могло бы передаться непосредственно на противоположную сторону Земли. Если в первые минуты встречи к комете будет обращена именно наша сторона, то в первых рядах этой небесной битвы окажутся тропик Рака, жители Марокко, Алжира, Туниса, Греции, Египта, между тем как обитатели Австралии, Новой Каледонии и островов Океании были бы поставлены в самое благоприятное положение. Но раскаленная европейская печь произведет такую тягу воздуха, что поднимется страшная буря, подует такой ветер, какого не бывало еще ни при одном из самых ужасных ураганов, когда-либо свирепствовавших на Земле, и этот ветер еще более сильный, чем поток воздуха на экваторе Юпитера, дующий постоянно со скоростью 375 верст в час, направляясь к Европе от ее антиподов, сорвет и ниспровергнет все на своем пути. Земля, вращаясь вокруг себя, постепенно будет приводить к оси удара страны, расположенные к западу от того меридиана, который первый подвергнется удару. Через час после Австрии и Германии очередь настанет Франции, потом Атлантического океана и Северной Америки; которая подойдет к этой оси, направленной несколько косвенно вследствие движения кометы к ее перигелию, не раньше как через пять или шесть часов после Франции, то есть уже к концу всей драмы. Кометная масса со всех сторон будет облекать земной шар в продолжение почти семи часов, и все это время Земля будет вращаться в среде раскаленного газа. Тяга воздуха будет возрастать вместе с силой пожара; моря начнут кипеть и наполнят атмосферу новыми парами; вследствие этого горячие потоки дождя польются из хлябей небесных, сплошная грозовая туча повиснет надо всей землей и будет разражаться непрерывными молниями во всех направлениях; к страшным завываниям бури присоединятся еще раскаты грома. Представьте себе этот тусклый, зловещий свет красноватой атмосферы, заменивший собой веселое освещение прежних лучших дней на Земле. Представьте себе затем эти раскаты грозы и завывания бури, раздающиеся подобно погребальному звону над погибающей землей! Может ли такое разрушение, такая гибель быть не всеобщею, не всемирною? Смерть в антиподах Земли будет без сомнения иная, чем смерть в переднем полушарии. Вместо того, чтобы погибнуть непосредственно от небесного огня, там жители умрут от удушения паром или от преобладания в воздухе азота – так как количество кислорода быстро уменьшится, или, наконец, будут отравлены окисью азота; последующий пожар обратит здесь в пепел уже только трупы, между тем как европейцы и африканцы будут сожжены живыми. И хотя окись углерода отличается всем известною жадностью к поглощению кислорода, но все-таки смерть жителей наиболее отдаленных от исходной точки катастрофы местностей последовала бы, без сомнения, несколько позднее… Я взял в пример историческую комету 1811 года, но спешу прибавить, заканчивая выступление, что нынешняя комета, по-видимому, несравненно менее плотна, чем та.

– Да верно ли, – крикнул один из знакомых всем голосов (принадлежавший известному члену академии химиков), – верно ли еще, что комета состоит главным образом из окиси углерода? Не обнаружили ли спектроскопические наблюдения в ней также и линий азота? Если бы это была закись азота, то следствием примеси кометной атмосферы к нашей была бы полная анестезия, усыпление жителей земли. Тогда все погрузились бы в спячку и, может быть, не пробудились бы уже, если прекращение жизненных отправлений продолжится немного более, чем в наших хирургических опытах. То же самое произошло бы, если бы комета имела в своем составе хлороформ или эфир. Это была бы довольно спокойная кончина… Но не так спокойна она была бы, – прибавил он, – в том случае, если бы комета вместо кислорода поглотила бы азот, потому что постепенное или быстрое более или менее полное извлечение из воздуха азота через несколько часов изменило бы настроение всех обитателей Земли – мужчин, женщин, детей, стариков, и это изменение не заключало бы в себе ничего неприятного. Сначала у всех проявилось бы удивительное благодушие, затем наступила бы настоящая веселость, потом всеобщая радость, шумная общительность и разговорчивость – лихорадочное исступление, наконец, безумие, сумасшествие и по всей вероятности какая-нибудь фантастическая пляска, которая окончилась бы смертью от крайнего нервного возбуждения всех человеческих существ на Земле в апофеозе какой-нибудь безумной сарабанды при неслыханном взрыве всех чувств… Ужели такую смерть можно назвать трагической?..

Этот академик еще продолжал говорить, когда одна из молодых девушек, служивших в главном управлении телефонов, вошла в маленькую дверь и остановилась у кресла президента с целью лично передать ему какой-то большой пакет международного сообщения. Он тотчас был вскрыт. В нем оказалась депеша, полученная от Гауризанкарской обсерватории, содержащая в себе лишь следующие слова:

«Жители Марса посылают нам фотофоническое известие. Оно будет дешифровано через несколько часов».

– Милостивые государи, – сказал председатель, – я вижу, что многие из слушателей смотрят на часы, и вполне согласен с ними, что нам физически невозможно в продолжение настоящего заседания рассмотреть наш вопрос во всей его полноте, так как мы должны еще выслушать уважаемых представителей геологии, естественной истории и геономии. Кроме того, депеша, содержание которой вы сейчас изволили выслушать, без сомнения внесет новый элемент в обсуждаемую нами проблему. Теперь уже почти шесть часов. Я предлагаю провести дополнительное заседание сегодня же вечером в девять часов. Очень вероятно, что к этому времени мы получим из Азии перевод сообщения, посылаемого нам с Марса. Вместе с тем я попрошу господина директора обсерватории поддерживать непрерывное и прямое телефоноскопическое сообщение с Гауризанкаром. В случае, если это известие не будет еще понято к девяти часам, господин председатель геологическаго общества откроет заседание изложением своего сообщения о только что оконченном им исследовании относительно «естественной кончины земного мира». В настоящий момент все, что касается этого великого вопроса, в высшей степени любопытно узнать всякому, чтобы уяснить себе, зависит ли его решение от таинственной угрозы, висящей теперь над нашими головами, или он разрешится иными путями, определить которые мы не в состоянии.

IV. Как наступит светопреставление

Толпа, неподвижно стоявшая у дверей Института, расступилась, чтобы дать выйти из него слушателям; все торопливо справлялись о результатах заседания. Впрочем, один из этих результатов, именно заключение, вытекавшее из речи директора Парижской обсерватории, неизвестно каким образом, проникло уже в толпу, в которой шли теперь толки о том, что столкновение с кометой по всей вероятности не будет до такой степени роковым, как это предсказывали. При том же по всему Парижу вдруг оказались расклеенными громадные объявления о последовавшем открытии биржи в Чикаго. Это было совершенно неожиданным ободрением и приглашением вновь заниматься общественными делами в надежде, что все пойдет по старому. Вот каким образом это произошло.

3

В день тот, день гнева, обратится в пепел наш мир! (лат.)