Двух дорог пересеченье

— Зато Мари поздравила нас. И государь с императрицей, — отметила Натали. — Как видишь, нам недвусмысленно дали понять, что лучше и тебе, и мне держаться пока подальше от Зимнего. Хотя в данном вопросе я полностью согласна с Николаем Павловичем. Только не думала, что он придумает для нас такой способ.

— Ты голодна? Давай пообедаем и съездим за Ваней. И погулять ещё успеем, — предложил Владимир, намекая, что хватит говорить о государе и наследнике. — Заодно сообщим твоим новость о нашем скором отъезде.

— И Мише с Лизой надо будет написать. Боюсь, они расстроятся, узнав, что мы не вернёмся в Двугорское и не станем соседями. Ой, а как же Варя? — спохватилась Натали. — Ведь она ждёт нас в деревне на праздник по случаю свадьбы! Мы же хотели устроить в тамошней обстановке свой пир! А теперь получается, мы расстанемся с нашей доброй хранительницей двугорского очага? Вдруг удастся уговорить её поехать с нами заграницу?

— Не думаю, что она согласится. Варя настолько срослась с поместьем в Двугорском, что навряд ли существует сила, способная разлучить её с любимым домом. Но, быть может, мы разлучимся с ней ненадолго, — сказал Корф, успокаивая её. — Император отправляет меня с поручением на год, а потом, возможно, мы вернёмся снова в Петербург и сможем поселиться там, где пожелаем.

— Ладно. Поживём — увидим, что будет дальше, — подытожила она. — Давай быстренько пообедаем и отправимся за Ванечкой. Я хочу поскорее обнять его.

Он молча кивнул ей в ответ. Действительно: поживём — увидим.

***

— Касиво! Как здесь касиво! — то и дело восклицал Ванечка, очутившись в Летнем саду.

Малыш уже успел посмотреть и на пару белых лебедей, неторопливо и грациозно плавающих в пруду, и протянуть свою ручку к старому клёну в глубине парка, дабы потрогать огромный рыжий лист, и с радостным криком побегать за воронами, важно вышагивающими по дорожкам в поисках, чем бы им полакомиться. Но больше всего Ваню впечатлила широкая и полноводная река Нева, протекающая около Летнего сада со стороны Дворцовой набережной, и огромные корабли, стоявшие с обеих сторон от гранитных берегов. Слегка покачивающиеся на волнах, поскрипывающие своими мачтами со сложенными парусами, населённые матросами, непрерывно что-то делающими на узких, вытянутых палубах, — они не могли не поразить воображение ребёнка. И когда он в погоне за очередной вороной вдруг услышал этот таинственный скрип, раздававшийся с ближайшего к саду корабля, то словно заворожённый подошёл к открытым воротам и, миновав их, вышел на набережную.

— Ваня, осторожно! — заволновалась Натали, кидаясь к малышу и беря на руки. — Здесь же дорога. Видишь, навстречу друг другу едут кареты, всадники на лошадях. Нельзя вот так просто сюда выходить — нужно обязательно дождаться взрослых. Город таит в себе множество опасностей для маленьких детей, коих гораздо меньше в сельской местности.

Владимир подошёл к ним и улыбнулся. Ему было трудно сдержать улыбку, когда Наташа столь серьёзно, слегка сдвинув брови, что-то объясняла сыну. Ванечка же, оказавшись на руках у Натали, продолжал рассматривать мачты — с высоты роста взрослого человека это было ещё интереснее! Вот, на край одной из мачт, села белая морская чайка и сложила свои огромные светло-серые крылья.

— Похоже любопытство сына обусловлено этим, — шепнул жене Корф, указывая глазами на корабли.

— Тогда мы подойдём к ним поближе и все вместе их посмотрим, — ответила Наташа, вертя головой влево и вправо, дабы перейти дорогу. — Ваня, помнишь, какой замечательный корабль стоит в твоей детской комнате в деревне? А теперь ты можешь увидеть, какими бывают настоящие корабли, на которых плавают моряки.

Услышав новое слово, Ванечка попытался его произнести. Натали терпеливо повторила ему по буквам.

— Мояки, — с придыханием выдал малыш, показывая на двух матросов, один из которых сматывал канат, а другой свежей краской красил палубу. — Мояки! Как офицелы, тока луше!

Натали и Владимир переглянулись. Кажется Ванечке предстоит нелёгкий выбор в будущем: кем же он захочет стать, когда подрастёт?

Тем же вечером, уложив нагулявшегося и набегавшегося Ванечку и пожелав малышу спокойной ночи, Натали поднялась с детской половины дома в свои комнаты и немедля села за письма. Перво-наперво она написала брату, сообщая им с Лизой новость о назначении Владимира и об отъезде семьи Корфов из Российской империи. Уповая на то, что ей удастся ещё хотя бы пару разочков повидаться с братом, Лизаветой Петровной и малышкой Анастасией перед предполагаемой разлукой на год, а также желая попрощаться с Варварой, она черкнула Мише, что они с Владимиром планируют заехать в загородное поместье на пару дней. Усадьба в Двугорском требовала их присутствия как минимум для того, чтобы Корф смог дать необходимые распоряжения управляющему.

Кончив писать одно письмо, Наташа тут же взялась за следующее — для Мари, в котором большая часть текста была посвящена словам благодарности за подарок на свадьбу. Она не забыла описать и само торжество, на котором принцессе не довелось побывать. Только в самом конце Натали вкратце сообщила о приказе государя. «Посвящена ли Мари в дела, касательно их с Владимиром судьбы?» — спрашивала себя баронесса Корф. Она практически была уверена, что нет. Наташа знала, как принцессе чужды придворные интриги. И точно также Мария выражала крайнюю степень равнодушия к играм на политической арене. Поэтому Натали нисколько бы не удивилась, если принцессу точно также поставят (если уже не поставили) перед фактом, как их с Корфом. Самое главное на что делала акцент бывшая фрейлина, заканчивая письмо, так это на то, что им с Мари удастся не потерять друг друга и впредь.

Она вернула перо в чернильницу и пододвинула к себе оба письма. Решив, что утром обязательно пробежится по ним ещё раз глазами, Натали встала из-за стола. Часы в гостиной пробили без четверти одиннадцать. Пора было готовиться ко сну. Тем более, что она надеялась увидеть вновь в своей спальне Владимира.

И он пришёл к ней. Как путник, мучимый долгим чувством жажды и нашедший в конце-концов спасительный источник с питьевой водой, дарующей жизнь и силы брести дальше по извилистой дороге их общей судьбы, также Владимир стремился к Наташе. Она ждала его. Ждала, что он придёт, лёжа на постели, думая о нём и о том, с каким спокойствием и достоинством встретил он новость об их ссылке. И когда послышались его шаги, ступающие по ковру в направлении её кровати, Натали приподнялась на своих подушках. Вожделенно, не отрываясь, смотрела она на то, как он, остановившись у полога, развязывает пояс своего халата, и сняв его с себя, кладёт куда-то ей в ноги. Наташа отбросила одеяло, в то время как он оказался уже подле неё, и его руки принялись снимать с неё ночную рубашку. С каким-то особенным восторгом она помогла ему раздеть себя.

— Я ждала тебя. Знаешь, как я ждала именно тебя! — шептала она ему, опускающемуся на неё, обнимая Владимира за плечи, прижимаясь к нему, ощущая его обнажённую кожу.

Он не медлил так, как в их первый раз, не растягивал ласки, дабы воспламенить её. Она уже была пылающим костром, и хватило нескольких жгучих поцелуев, чтобы Натали, захотев его всего, целиком и полностью, сама двинулась ему навстречу. Ощутив, как он соединился с ней, Наташа вдруг поняла, как сильно она его любит! Словно Владимир был тем недостающим звеном, позволяющим ей почувствовать собственную цельность, завершённость себя как человека, и, особенно, как женщины. Но не только он теперь принадлежал ей. Точно также она являлась неотъемлемой частью его души и разгорячённого тела.

Владимир любил её по-новому, не сдерживая себя, двигаясь страстными рывками, заставляя украдкой вскрикивать от удовольствия. Замирая порой, чтобы крепче сцепить их руки, переплести пальцы, и, встретившись взглядом, смотреть на неё, не отрываясь. Завораживать, околдовывать. А после, завладев губами, сделать так, чтобы каждый поцелуй представлялся Натали как восхитительный полёт куда-то ввысь, всё выше и выше, пока не начнёт казаться, что дальше уже невозможно. И так вновь и вновь. До тех пор, пока они оба не окажутся на вершине наслаждения.