Страница 58 из 95
Владимир повёл Наташу по самой крайней дорожке, где сад граничил с лесом, и гуляющих не наблюдалось. В полном молчании они дошли до фонтана и остановились.
— Как чудесно, не правда ли? — спросил он, беря её руки в свои. — Да и вы сегодня прекрасны в этом платье.
Наташа просияла счастливой улыбкой. А ведь она не хотела наряжаться. Не зря, оказывается, Лиза настояла на своём.
— Спасибо. Вы тоже сегодня словно преобразились и выглядите просто замечательно. Впрочем, вы всегда были довольно привлекательным мужчиной.
Корф вскинул одну бровь:
— Я кажусь вам красивым?
— Да, очень красивым, — прошептала Наташа.
— Даже несмотря на мои шрамы?
— Если вы имеете ввиду телесные увечья, то они нисколько меня не отталкивают.
— А как быть с сердечными ранами? Они, точно также, как и рубцы на теле, могут остаться на всю жизнь.
— Их я тоже не страшусь. И вижу нечто большее, чем они. Совсем недавно, как мне кажется, мне открылась ваша душа.
— Вы ещё скажи́те, что моя душа видится вам чем-то прекрасным, — Владимир улыбнулся и погладил её пальцы. — Это похоже на вопиющий романтизм, не так ли?
Выпустив её руки, он поискал глазами по саду. Оставив Наташу стоять прикованной к своему месту, Владимир ненадолго растворился в летних сумерках, чтобы вскоре вернуться, держа в руках розу.
— Надеюсь, Елизавета Петровна простит меня, — произнёс он и протянул Наташе цветок с нежно-розовыми лепестками. — Посмотрите, как она подходит к вашему платью. Можете украсить причёску, если хотите.
Натали взяла в руки розу и, поднеся к лицу, вдохнула сладковатый аромат.
— Как же это было? — он закрыл глаза, явно что-то припоминая. — Да вот же, кажется вспомнил:
О дева-роза, я в оковах;
Но не стыжусь твоих оков:
Так соловей в кустах лавровых,
Пернатый царь лесных певцов,
Близ розы гордой и прекрасной
В неволе сладостной живёт
И нежно песни ей поёт
Во мраке ночи сладострастной. *
— А вы не меньший романтик, чем я, — откликнулась Натали. — Кто бы мог подумать, что я услышу из ваших уст стихи?
— Да, я полон сюрпризов.
Казалось, он сам смущён тем, что вновь показался ей с неведомой ранее стороны.
— Хотите ещё одно? — спросил Корф.
Она чуть наклонила голову, готовясь слушать. Владимир, посмотрев куда-то вдаль, далеко-далеко, прочёл ей:
— На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой… Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может.**
— Весьма тонкие по своему содержанию стихотворения. И первое, и второе. Пушкин — я узнала его, — пролепетала Наташа негромко, ощущая, как пересохло в горле, и как дрожит цветок в её руке. — Что дальше? Споёте серенаду под моим окном?
— Увы, Наталья Александровна, вынужден вас разочаровать. Мне ещё в детстве медведь наступил на ухо. Поэтому, если я запою, боюсь, испорчу ваше чувство прекрасного на всю оставшуюся жизнь. Вы бы видели выражение лица бедного учителя музыки, когда я пытался тянуть ту или иную ноту. Все горести мира можно было прочесть на добродушном и излишне терпеливом лице господина, обучавшего меня. Поэтому давайте обойдёмся стихами. Или, если пожелаете, могу прочитать вам поэму.
Где-то совсем рядом зашелестели чужие шаги. Видимо какая-то прогуливающаяся пара прошлась по соседней дорожке. Наташа, озираясь, подошла к Владимиру вплотную. Ей так не хотелось, чтобы кто-нибудь услышал их или вторгся в разговор!
— Знаете, розу, что вы мне подарили, я не стану вдевать в причёску, а лучше сохраню, — она повертела цветок в руке, перебирая лепестки. — Думаю, её можно положить между книжными страницами: пускай засохнет, чтобы потом доставать холодными зимними вечерами и вспоминать этот вечер, — её голос дрогнул. — Вспоминать вас!
— Вы будете тосковать по мне, если мы расстанемся?
Она подняла на него блестящие глаза:
— А вы? Как вы сами полагаете?
Владимир приобнял её за плечи. Она буквально затрепетала под его прикосновениями.
— Наталья Александровна…
— Зовите меня Наташа. Право слово, сколько можно держать меж нами этот официальный тон?
— Я хотел сказать вам. То есть, нет, скорее признаться, что только благодаря вам изменил своё решение и приехал сегодня сюда, к этим людям.
— Благодаря мне? — Натали опустила ему на грудь свои руки, в одной из которых по-прежнему сжимала подаренную розу. — Тогда отвечу вам, что мне приятно это слышать. Вот уж не думала всерьёз, что способна повлиять на ваш упрямый характер.
— Вы делаете со мной что-то такое, из-за чего я становлюсь другим.
Руки Корфа от плеч Наташи плавно перешли к шее, а после он бережно взял в свои ладони её лицо. Натали блаженно прикрыла глаза, продолжая слушать его тихий, хрипловатый голос:
— Делаюсь мягким, покладистым. И мне совсем не хочется бросаться на людей. А ведь ещё недавно я, разумеется в сердцах, проклинал их. Сейчас мне даже стыдно вспоминать об этом.
— Что ж, это тоже очень хорошо. В вас проснулась совесть. Вот видите, и вовсе вы не пропащий человек.
Она умолкла, упиваясь его прикосновениями. Ей хотелось утонуть в ладонях Владимира. Вот бы он вечно стоял так и держал её лицо, а она чувствовала его пальцы, гладящие щеки нежно и трепетно.
— Я тоже хочу вам кое в чём признаться, — проговорила она нетвёрдым голосом.
Натали почудилось, что вновь послышались чьи-то шаги. Княжна открыла веки и встретилась с глазами Владимира:
— В последнее время меня преследуют мысли, мечтания и фантазии, связанные с одним человеком. Мне никак не отделаться от них. Просто наваждение какое-то! Не думала, что это настигнет меня столь внезапно. И что именно данный мужчина завладеет мною.
— И вы будете столь любезны, что откроете имя этого господина?
Наташа молча кивнула. Её взгляд, смелый, устремлённый прямо на него, сказал: «Это вы!», и она уже набрала в грудь побольше воздуха, дабы произнести на выдохе два столь важных слова, как вдруг чужие шаги, казавшиеся иллюзией слуха, превратились в реальность. Немного издалека донеслись звуки движения. Краем глаза она различила два мужских силуэта. К ним, шурша ботинками по дорожке, направлялся генерал-губернатор в компании Михаила Репнина. Владимир, тоже заметив приближающихся, убрал ладони с лица Натали и повернулся в сторону не прошенных гостей, в то время как княжна, заложив руки за спину, спрятала цветок.
— А, вот и наши герои! — торжественно воскликнул генерал-губернатор.
«Как они некстати!» — подумала про себя Наташа. Впервые за очень долгое время, если даже не за всю жизнь, она была не рада видеть брата!
Подойдя к паре, стоявшей с несколько сконфуженным видом, Дмитрий Андреевич радостно обратился к княжне Репниной:
— Ах, милая Наталь Санна, я тут осчастливил вашего братца новостью, что решил поспособствовать ускорению дела о покупке суконной фабрики. Думаю, через два, максимум три дня, фабрика станет владением Репниных!
— Поздравляю, — отозвалась Натали, натянуто улыбаясь Мише, смотревшему на сестру и Корфа с крайне подозрительным видом.
— Дружище, это же просто отличная новость! — сказал Владимир воодушевлённо.
— Как мне не помочь такому господину, как князь Репнин, которому сам Бог послал столь прелестную супругу! — восхищался генерал-губернатор, делая жест в сторону Миши. — Елизавета Петровна — чистый ангел во плоти! Участлива, внимательна, заботлива к своим гостям. А уж как она мне расписывала ваши достоинства, Владимир Иванович, пока мы шли рука об руку в столовую! Чудо, а не женщина!
— Вы совершенно правы, Дмитрий Андреевич, — улыбнулся Корф. — Лиза такая и есть. Нашему Мишелю чрезвычайно повезло.
— Кроме того, разве могу я отвернуться от господина, чья сестра рисковала жизнью, спасая наш уезд! — продолжил генерал-губернатор, обращаясь теперь к Наташе и Владимиру. — Я благодарен вам, Наталья Александровна, и вам, барон, за вашу смелость, вследствие которой совсем недавно я получил письмо, подписанное рукой самого императора, обещающее мне в скором времени ещё одну наградочку! Ну а вам двоим непременно выхлопотаю благодарственную грамоту от их высочайших сиятельств — наш исправник уже просил меня об этом!