Беспощадный рай (ЛП)

— Именно поэтому и изобрели надувных кукол.

— А ведь я только начал. Мы могли бы проболтать по телефону всю ночь. — Он делает паузу. — Может, проще отправить список по электронной почте?

— Суть мне ясна: не быть мной.

— Именно. Будь кем угодно, только не собой. Будь... Райаном Рейнольдсом. Похоже, он нравится женщинам. Он забавный, обаятельный и способен к самоиронии. — Ржание. — Я знаю, что эти слова тебе незнакомы, но ты можешь погуглить их значение.

Я останавливаюсь, чтобы провести рукой по лицу и вздохнуть.

— Как же я рад, что позвонил тебе.

— Я тоже. Думал, что никогда не доживу до того дня, когда мой крутой братец покажет свою уязвимость.

— Ничего я, блядь, не уязвимый! Спокойной ночи.

Перед тем, как я отключаюсь, он кричит:

— Запомни... Райан Рейнольдс!

Вероятно, быть единственным ребенком будет приятно.

ГЛАВА 15

Джули

Я просыпаюсь, когда на улице еще темно. Мой первый порыв — подойти к окну, но вместо этого я принимаю душ и завтракаю.

Потом сажусь за кухонный стол и делаю то, что редко себе позволяю.

Думаю о своем отце.

Мама вышла за него замуж в двадцать пять лет. Как мне сейчас. Об отце уже ходила дурная молва. Он был младшим из четырех сыновей, но самым амбициозным. И самым жестоким. Согласно легенде, если моему деду нужно было доставить крайне важное послание конкурентам, он поручал эту работу именно Антонио.

Мой дед тоже был мафиози. Капо ди капи, босс боссов.

Прям как мой отец.

И это дерьмо течет по моим венам.

Бомба, предназначенная для моего отца, забрала мою мать, когда мне было двенадцать. У меня только начались первые месячные. У меня не было подруг, кроме женщин внутри семьи, никого, с кем я могла бы поговорить и кто при этом не являлся моей кузиной или тетей. Моя бабушка (мама папы) была еще жива, но она была до чертиков религиозной пугающей старухой, вечно во всем черном... даже в летний зной. Единственными удовольствиями в ее жизни были стряпня и Бог.

Будучи интровертом, я прожила свою жизнь в безопасности книг. Триединство домашнего обучения, знакомства с навыками выживания и замкнутого круга общения сделало меня чрезвычайно подозрительной к незнакомцам и до крайности неловкой. Я понятия не имела, как существовать в «реальном» мире.

Но со смертью мамы реальный мир постучался в мою дверь. Меня отправили в интернат в другом штате.

По логике моего отца, сделано это было ради моей безопасности. На деле же, когда мамы не стало, он просто не знал, что со мной делать.

С его единственным ребенком. Во время пубертатного периода.

Поэтому я поехала в частную школу для богатеньких деток в Вермонте.

И ничего лучше со мной не случалось. Я познакомился с Фин и Макс — у меня впервые в жизни появились друзья.

У мамы не было подруг. Ей было не позволено.

Она родилась в Калифорнии, но познакомилась с моим отцом во время каникул на Манхэттене. Зная его всего неделю, она отдала всю свою жизнь и перебралась в Нью-Йорк. Настолько была влюблена.

Или насколько была одинока.

Если она и не знала, кем он был до переезда, то, конечно, быстро узнала.

Он был королем. Состоятельным. Гордым. Харизматичным. Его боялись и уважали. Все знали о его приверженности своей чести, но особенно о его жажде насилия.

Что очень напоминает о Лиаме Блэке.

— Киллиане, — вслух поправляю себя.

Киллиан. Ни прозвище, ни второе имя, ни альтер эго. Какой смысл требовать, чтобы именно я называла его так? Это меня раздражает.

Но еще больше меня раздражает то, что я не рассказала об этом Фин и Макс. Я всегда умела хранить секреты, но не от них. Хотя эта фигня с его именем… Я все еще пытаюсь разгадать этот секрет. Это что-то важное. Ключ. Правда, я не знаю к чему.

В последний раз я разговаривала с отцом семь лет назад. Меня арестовали за кражу в магазине. Тогда я первый и последний раз видела полицейский участок изнутри. Нужен был залог всего пятьсот долларов, но у меня не было своих денег. У меня не было работы. Папа оплачивал все. Это случилось на следующий день после окончания школы, и мне предстояло вернуться в Нью-Йорк в течение недели.

Но тогда разговор по телефону с отцом изменил все.

В мафии, вор — это низшая форма мусора, хуже только «стукач». Мафиози с радостью извлекут выгоду от украденных товаров, но сами никогда не опустятся до кражи. Им не позволяет их «честь». Для подобного рода вещей есть соратники, люди, которые по тем или иным причинам не могут вступить в группировку. Не итальянцы, люди с плохой репутацией и так далее. Поэтому, когда мне пришлось позвонить отцу и попросить внести за меня залог, он узнал, что я опозорила семью кражей, и пришел в ярость. Кричал на меня. Обзывал меня.

Он сказал, что я глупая, дочь своей матери до мозга костей.

И что-то внутри меня оборвалось.

Мне надоело. Я решила покончить со всем этим. Особенно с отцом.

Я повесила трубку на середине его тирады.

А затем сообщила офицеру, что останусь в тюрьме до предъявления обвинения. Он странно посмотрел на меня и сказал, что поговорит с судьей, потому я показалась ему славной девочкой. И это был мой первый прокол. У него была дочь примерно моего возраста, и не было никакого смысла держать меня в тюрьме за кражу десятидолларовой помады из универмага вместе с проститутками и торговцами наркотиками.

Судья решил проявить снисходительность. Меня выпустили через двенадцати часов одинокого сидения в камере, где я вдоволь поразмышляла. Тогда я впервые в жизни была действительно одна.

И мне понравилось. На двери и окне стояли решетки, но я никогда не чувствовала себя такой свободной.

Я знала, что отец придет за мной, хоть и был в ярости. Я принадлежала этой семье. Я была движимым имуществом. Я была ценна как невеста для любимого союзника или плата за долг: было немыслимо просто отпустить меня.

Поэтому я исчезла.

Я переехала в Бостон с Фин и Макс. Фин знал кое-кого, кто знал кое-кого, кто продал мне фальшивое удостоверение личности. Я получила работу в почтовом отделе местной газеты.

Первое время я работала отвратительно, но со временем всему научилась.

Из почтового отдела меня быстро повысили в отдел рекламы, а оттуда до должности помощника одного из штатных сценаристов в отделе художественных материалов. Хэнк стремился к величию: он хотел получить Пулитцеровскую премию за репортаж. Он был упрям в своей погоне за «реальными новостями» и научил меня анализировать данные в интернете для исследований, как собирать воедино, казалось бы, несвязанные лакомые кусочки информации и, самое главное, как проверять факты.