Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 30



– Не волнуйся ты так. Готов поспорить, что он о тебе уже забыл, – ответил Стас спокойным тоном.

– А на прослушку меня тогда зачем ставить? Они не имеют права меня слушать без разрешения Совета. Кстати о спорах. С тебя бутылка за спор на площади. Помнишь?

– У меня есть план, смотри как делаем. Берём из припасов твоего отца коньяк, разливаем по флягам. На обратной дороге зайдём в ГПУ и возьмём хорошей водки. Нам всю ночь гулять.

– Главное, не выпить всё на Красных парусах, братан.

– Ну… Тут уж как повезёт, – парни тихо посмеялись.

Трамвай остановился, скрипя тормозами, и распахнул старые двери. Захрипели звуковые динамики: – Владимирский Проспект, дом четыре. Рабочеобязанным покинуть салон.

Работяги вышли из трамвая. Остался лишь тот уставший. Уснул так крепко, что не проснулся от громкого объявления. Стас встал с места, чтобы подойти и разбудить его. Но был остановлен Костиной мощной хваткой за руку. Он сурово посмотрел на друга и сказал: – Ты хорошо подумал? Вспомни статью двадцать три Устава Партии.

– Но… У него будут проблемы, если он переедет мост.

– А у тебя их будет не меньше, если ты с ним заговоришь. Случая на Площади с этим уродом в погонах тебе было мало? Видишь? Вон там, в углу, висит камера, – резким тоном отрезал Костя. – Поэтому, сядь и не рискуй зря. Давай посмотрим, что будет. Он сам виноват. Нечего спать в общественном транспорте. Надо следить за собой.

Двери трамвая захлопнулись и он выехал на мост через реку. Лёгкий ветерок уносил прочь от города столбы дыма и покрывал рябью мутную речную воду. Слева от моста, на маленьком островке стояла мощная крепость, наследие прошедших лет. Старые каменные бастионы были усилены пулемётными вышками, по периметру толстых стен ходили неусыпные часовые в полной броне с автоматами. И портреты Правителя с Верховным Советом во всю длину стены, они зорко смотрели своим тяжёлым взглядом на другой берег реки, в сторону Дворца.

Со скорбью на сердце, Стас рассматривал эти стены, обнесённые витками колючей проволоки и думал: – Для чего Правителю такая укреплённая тюрьма? Кого он прячет за толстыми стенами? Неугодных политических? А этот портрет. Сморщенный старик, весь в медалях. Побрякушек больше, чем ему лет. Смотрит, будто хвастается этими медальками. Но за какие заслуги он себя ими обвесил? Стоят ли они хоть что-то? Кого он хочет ими впечатлить? Безумец…

Костя, тем временем, беззаботно слушал радио Главного Канала на личном коммуникаторе. Он переводил взгляд, то на уснувшего рабочего, то на блокпост на въезде в Партийный Район. Пара автоматчиков стояла у будки со шлагбаумом. Лица были скрыты тонированными забралами, полная броня с головы до берец, на поясах висели электродубинки.

Трамвай приближался к ним и плавно замедлял ход. Костя спокойно посмотрел на левую ладонь и, смахнув пальцем, выключил радио. – Смотри, братан. Представление порядка и правосудия начинается, – безразлично выбросил он.

Трамвай остановился в метре от шлагбаума и со скрипом открыл двери. Поднимаясь по ступеням свинцовыми шагами, Гвардеец повернул голову в сторону парней и поприветствовал их, качнув головой. Он снял с пояса электродубинку и высек яркую искру. Работяга моментально открыл глаза от пугающего треска дубинки и смотрел на Гвардейца. Робкий взгляд загнанной мыши, дрожащие ноги и сбитое дыхание. В чувства его привёл резкий удар под рёбра тяжёлой руки в титановой бронеперчатке. Бедолага согнулся и захрипел: – Прошу Вас… Не надо…

– Ты нарушил режим перемещения. На выход! – пробасил громила своим каменным голосом.



Он взял работягу за шлейки комбинезона и резко вытолкнул его из трамвая. Гвардеец вышел, повалил бедолагу на землю, двери трамвая захлопнулись. Дежурный поднял шлагбаум, выхватил дубинку и пошёл к месту расправы. Трамвай въехал на территорию Партийного Района. Сквозь пыльное стекло друзья смотрели, как двое с безумием избивают тощего рабочего. Стук тяжёлых колёс об колею перемешался с глухими ударами тяжёлых берец об худое и немощное тело. Один Гвардеец выкрутил до упора регулятор напряжения и вонзил наконечник дубинки в бедро лежащему. Тело забилось в судорогах, вздулись вены на руках, выступили сухожилия под тонкой кожей, лицо стянула гримаса боли и отчаяния.

Стас резко отвернулся в ужасе и тихо зашептал: – Животные. Бездушные и злые животные…– дыхание его прерывалось, пережитые за сегодня потрясения мелькали образами перед глазами.

– О чём ты, старик? Тебе разве не понравилось представление? – Костя смотрел на Стаса с ухмылкой.

Он медленно повернулся на Костю, хрустнув кулаками. – Ты адекватный человек?! По-твоему это весело?! Человека выкинули из трамвая. Как мусор. Его избили лежачего! Из-за чего?!

– Он нарушил правила – к нему применили силу. Всё в рамках закона, – сухо отрезал Костя.

– Тебе не кажется, что давно пора что-то менять?! Хотя бы, в самих себе, друг дорогой. Обязательно ли было бить человека? Не проще ли было дать ему спокойно уйти? Зачем столько насилия?

– Мне интересно даже, Стасик. Что ты собрался менять? Все, кто хотел перемен, либо в электроошейниках в лагерях и шахтах, либо в земле в деревянных ящиках. И то, ящик – это роскошь, не каждого так хоронят.

Стас зажмурился и с болью в голосе сказал: – Я не могу смотреть на всю эту звериную жестокость. Но понимаю, что я не могу с этим ничего сделать.

– А ничего и не надо. Живи свою жизнь. Делай свои дела. А все остальные пусть сами несут за себя ответственность. Всегда думай о себе в первую очередь, братан. Осталось поступить, всего три года учёбы и уедем из города с концами. Но как ты будешь с такими управляться, когда сам станешь комиссаром, я не представляю.

Стас спокойно ответил: – Я буду хорошим комиссаром. Человеком, а не бездушной тварью. Не надо за меня волноваться, Костя, – он медленно отвернулся.

Трамвай выехал на Большой Проспект Партийного Района. Идеально вычищенные улицы разительно отличались от остального города. Ни пылинки, ни мусоринки, ни единой трещины или ямы на дорогах. Рабочие готовили набережную к гуляниям и собирали каркас сцены на Центральной Площади. Патрули околачивались возле рабочих бригад, не давая времени на отдых. Казалось, лишь кордоны с автоматчиками и мутная река разделяют Партийный Район от остальной серости и нищеты города. Но воздух здесь был чище и свежее, вдоль дорог росли деревья, приветливые и сытые люди в белой форме безмятежно гуляли по улицам.

Трамвай проехал вокруг Центральной площади и остановился у здания Главного Партийного Универмага. Двери распахнулись и парни бодро спрыгнули на гладкую брусчатку. Они пошли вдоль здания, в сторону стоянки транспорта. – Вон, смотри, свободный стоит, – Стас показал на пустой электрокар.

Парни подошли к нему и машина открыла дверь. Они сели на задние места, Костя приложил большой палец к панели и указал адрес своего дома. Дверь закрылась и беспилотник плавно поехал по Большому Проспекту в сторону квартала Кости. На мягких креслах парней клонило в сон, едва слышно работал климатизатор, люди на улицах отдыхали на открытых террасах под навесами.

Стаса одолевали мысли. Он смотрел в окно, разглядывая беззаботную жизнь элиты общества столицы Империи. – Интересно даже. Что бы было с ними сейчас не будь Правителя и его Министров? Если бы он не созвал Верховный Совет. Если бы простые люди не испугались в тот год пойти против. Когда это было возможно. До того, как всем поставили эти коммуникаторы. Вот ещё вопрос. Люди так трусливы или настолько доверчивы? Подумать только. «Внедряем высокие технологии. Документ учёта личности, кошелёк, доступ к Общему Справочнику – всё это в одном устройстве». «Откажись от кошелька, установи коммуникатор» – кричали по всем каналам. И что в итоге? За любое преступление коммуникатор блокируют. Ты не можешь ничего взять за свои, потом и кровью выстраданные трудочасы. И за тобой постоянно следит СС. А если не установишь коммуникатор, то ты – сепаратист и предатель. Но самое страшное в другом. Всё всех устраивает.