Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 28

который не спит или в пьяном бреду.

В тиши посыпаю древесные стыки

средь запахов кухни, где чай на меду.

Себя возомнил я орудием Бога,

какой исправляет огрехи Земли

пером и чернильным, разбавленным соком,

количество строк приближая к семи.

Себя ощущаю святым делегатом,

какой обучает наземную рать,

и долг исполняю вассалом, легатом,

в стремлении высшим наместником стать.

Во тьме преисполнен умом и величьем.

Среди обезлюдевших мест я парю.

Приняв полустарые формы, обличья,

я с ним наравне преспокойно творю…

Черноволоска

Спусти же на волю густое теченье

и с дамбы сверши назревающий сброс,

создай водопад волевым распущеньем,

раскутав резинку и сжатье волос!

Пусть сходит он гладко и ровно с вершины

сухою лавиной и лавой весны,

по розовым склонам стекает к низинам

и красит изгибы теплом пелены.

Пусть к тёмным буграм, плодовитым развилкам

спускаются тонкие ниточки влас!

Пусть к длинным полям и сияющим шпилькам

все струнки ручьёв устремляются враз!

Прелестное действо твори всеучастно,

любуясь собой и смотря в зеркала,

пред чудо-поэтом красуйся так властно,

кавказская девушка, диво, скала!

Ночная аскеза

Среди тишины зарождается ум,

всплывают стихи спело, ясно, без пауз,

картины былого, незнатости дум.

В ночи я, как Бог, успокоивший хаос.

Во тьме упорядочил муть и бардак,

частицы слепил и унял беспорядок,

изъял все печали, наслои и шлак,

отмёл все остринки, песчинки от пяток.

И в полном покое, аскезе простой,

отринув изыски, шумы, искушенья,

в себя и в космичность, эфир прегустой

легко погрузился, до всеотрешенья.

И вот я лечу между капель, песков,

плыву в облаках и бегу под землёю,

вживляюсь в деревья и рыб, мотыльков…

Сеанс до утра, этой новой весною…

Наперсница

Ты – мой оберег от тоски в этот вечер.

Ты – мой талисман, что лежит на груди.

Ты – лекарь, который присутствием лечит.

Ты – мой проводник, что ведёт до среды.

Ты – ангельчик падший, кого я жалею.

Ты – розовый джинн из-за штор, горловин.

Ты – вирус, которым три года болею.

Ты – мой кофеин, никотин, кокаин.

Ты – лакомка, чья-то послушная дочка.

Ты – мака соломка и морфия шприц.

Ты – Ева, какую люблю этой ночью.

Ты – фея, принцесса средь дев и девиц.

Ты – дива, наперсница и одалиска.

Ты – грех, что способен миры погубить.

Ты – стан в письменах, будто божья записка.

Ты – счастье, какое вовек не купить!

Татьяне Дерусовой

Мёд и шоколад

В медовых кружках шоколадные крошки,

как солнечный диск раздвоился в поре,

как будто гранитные, чёрные мошки

в насыщенном, ясном, сыром янтаре.

И в этот нектар кофе свежий подмешан,

немного сгущающий краски и фон.

И в каждой средине зрачок густ, кромешен.

И я в их пучину, секрет обращён.

В очах тех ищу тайну тайн и ответы,

мальком отражаясь в их влажном плену.

Они излучают бездонности света,

в щедротах какого я камнем тону…

Татьяне Ромашкиной

Проникновение

Ты рисовой водкой втекаешь мне в рот,

как божьею волей иль злобой чертей,

минуя барьер и предчувствия рвот,

легко проникаешь до влас и ногтей.

Вливаешься между костей и филе,

стремишься к душе по желающей трубке,

как будто б огнём ты ползёшь в полутьме

по нитке фитильной до бомбы, под купол.

Ты сочно пьянишь, совершая всю течь,

так горько и ровно нутро согреваешь.

И чтоб не смогла издавать свою речь,

поверх ещё мятно, медово ласкаешь…

Пронзённый

Гортань заливает пронзённая кровь.

И кажется мне, что уже погибаю.

Внутри застревает кричащая молвь,