Страница 5 из 12
«Ты можешь, – философствовала она как-то во время их чаепития в саду, – сидеть на берегу реки и смотреть на прекрасную яблоню, растущую на другой стороне и увешанную вкусными, спелыми плодами. И ждать, пока ветер уронит яблоко в воду, а река выбросит его к твоим ногам. Можно провести в этом ожидании всю жизнь, глядя, как непослушное течение проносит мимо тебя налитые соком яблоки. А можно научиться плавать, чтобы пересечь реку и самому добыть то, что тебе хочется. Случай нужно создавать, а не ждать его покорно».
Чтобы создать случай, нужно было понять, что этому глупому и избалованному полицмейстерскому отпрыску важно в жизни, кроме издевательств над сверстниками. Неделю пришлось следовать за ним тенью, наблюдать из-за углов и через частокол забора их казенного дома. А однажды даже рискнул и, перебравшись через этот самый забор, два часа провел на яблоне, вглядываясь и вслушиваясь в жизнь большого дома (прямо как в матушкиной присказке, даже яблок на дереве было по осеннему времени предостаточно). И понял, нащупал нежное место у совсем, казалось, нечувствительного увальня. Правда, чуть не был пойман, но «чуть» – это не в счет.
Оказалось, что грубый и жестокий мальчишка, постоянно шпыняющий гимназическую мелюзгу, отнимающий завтраки и карманные копейки, совершенно преображается, играя с подаренным отцом щенком пуделя (этот абрикосовый балбес, учуяв через окно постороннего, поднял такой лай, что пришлось кубарем скатиться с дерева и улепетывать через сад).
Ну а дальше все просто – нужно было лишь увести бестолкового кобелька, подманив его куриной шеей, а потом, через день, вернуть зареванному хозяину, поведав душераздирающую историю о том, как героически спас почти затравленного уличными дворнягами кутенка. Показать разорванные штаны (жалко, конечно) и царапины на ноге (больно, шипом с акации до крови разодрал, нарочно побольше расстояние между полосками сделав) и смиренно принимать благодарные всхлипы. Слава богу, у кучерявого щенка на ошейнике медаль с выбитым адресом была, а то пришлось бы еще придумывать, как это спаситель вычислил, чей пес.
С тех пор учебу уже ничто не омрачало.
Глава 4. Дела амурные
В кабинете градоначальника Санкт-Петербурга подводил итоги своего доклада начальник столичного сыска Владимир Филиппович Гаврилов. Слушателей было трое: во главе собрания хмурил брови сам хозяин кабинета, генерал-майор Даниил Васильевич Драчевский, а за столом для заседаний, напротив друг друга, сидели начальник Управления отделения по охране общественной безопасности и порядка генерал-лейтенант Александр Васильевич Герасимов и скромный участковый пристав Рождественской полицейской части Аркадий Дмитриевич Иноверцев. Все трое слушали совершенно по-своему: градоначальник сводил брови к переносице, время от времени поправляя ладонью редковатый зачес над высоким лбом; начальник политической полиции как приподнял в самом начале доклада правую бровь, так и держал это слегка недоуменное выражение лица, как бы адресуя докладчику немой вопрос: «На кой черт меня сюда позвали?» А господин пристав сидел, почти не касаясь филейными частями стула, ибо в этом высоком кабинете был впервые и, несмотря на свое богатырское сложение, явно чувствовал себя весьма ничтожным в сравнении с золотопогонными генералами.
Тем временем Владимир Гаврилович изложил выводы:
– Итак, Даниил Васильевич, картина, увы, весьма тревожная: мы явно имеем дело не с простым убийством, а с неким ритуалом. И им одним дело, вероятнее всего, не кончится. Это только начало – я с особым пристрастием опросил всех приставов, не утаивали ли они подобных происшествий в прошлом. Увы. И что печальнее всего, мы совершенно безоружны. Если бы убийство было не первым, мы могли бы, для начала, сузить территорию поисков, во-вторых, составить примерный портрет типичной жертвы, а в-третьих, спрогнозировать периодичность. Но увы, все, что у нас есть – это весьма приблизительное описание внешности изувера. Так что нам остается лишь ждать следующего инцидента.
Филиппов захлопнул лежащую перед ним кожаную папочку и замолчал.
Градоначальник в очередной раз поправил на лысине редкие пряди, помедлил – не скажет ли еще чего докладчик, но, не дождавшись, проворчал:
– Ну хватит вам, Владимир Гаврилович. Если бы вы планировали спокойно ждать, вы бы мне об этом наедине довели. Что вы предлагаете и для чего вы здесь такой ареопаг собрали? Не томите, у Александра Васильевича сейчас от недоумения паралич лица приключится, а у Аркадия Дмитриевича, пожалуй, что и общий коллапс намечается от волнения.
Генерал Герасимов возмущенно вздернул вторую бровь, а пристав залился краской, польщенный тем, что главное лицо города запомнило его по имени-отчеству. Филиппов же нахмурился, будто бы в очередной раз взвешивая все «за» и «против», решительно отодвинул от себя папку и опять поднялся с места.
– Ждать без толку и впрямь не стоит. Во-первых, следует в кратчайший срок опросить всех околоточных и городовых: не было ли незарегистрированных обращений о неудавшихся нападениях – возможно, что убийство и первое, а попытка – далеко не первая. У меня на это полномочий нет, да и ни к чему они мне. А вот Аркадию Дмитриевичу я вас прошу их на время сыска по этому делу предоставить – он с коллегами скорее общий язык найдет. Во-вторых, я прошу содействия Александра Васильевича и его ведомства. У него множество штатных и заштатных сотрудников во всех сферах. Неплохо было бы попросить их обращать внимание не только на неблагонадежные в политическом плане беседы, но и на похвальбы или угрозы в адрес гулящих женщин. Да и не только гулящих. Если убийца и в самом деле маньяк, то он должен гордиться содеянным и стремиться поделиться подвигом. В-третьих, нужно разослать запросы в близлежащие губернии: не случалось ли у них подобных ужасов, не оттуда ли ли к нам этого пакостника занесло. Ну и пункт пока что заключительный: еще раз следует настойчиво и внушительно поговорить со здравствующими барышнями, разыскав всех отсутствующих.
Потекли одинаковые, словно стеклянные бусы, дни. Не сказать, что дел вовсе не было – народонаселение столицы не стало вдруг законопослушным: случались и разбойные нападения, и квартирные кражи, и даже убийства на почте ревности или корысти. Среди убитых за четвертую неделю июня попались и две миловидные дамы, но ни в одном из преступлений не угадывался почерк душегуба с Калашниковской набережной. Хотя на каждый случай прибывали лично Филиппов с помощником и доктором Кушниром, придирчиво, в три пары глаз, вглядывались в раны, но Павел Евгеньевич категорично мотал своей бородкой, и дело переходило в ведение соответствующего пристава.
Еще раз были опрошены все петербургские жрицы любви, находящиеся в городе. Отсутствующих объявили в розыск, имеющимся в наличии еще раз предъявили словесный портрет предполагаемого длиннорукого убийцы в черном пальто и пасторской шляпе. Скорее, в профилактических целях.
Раскинутая же политическим сыском широкая сеть пока никакого улова не принесла.
По прошествии недели с момента первого и, хвала небесам, пока единственного в своем роде убийства Константин Павлович Маршал испросил у Владимира Гавриловича трехдневный отпуск, так удачно устроившийся между выходным днем по случаю Рождества Иоанна Предтечи и ближайшим воскресеньем. Отпуск этот потребовался ему для того, чтобы все-таки навести некую определенность в своем полухолостом положении. Ибо на этом фронте ситуация сложилась довольно странная и для ответственного Константина Павловича не вполне комфортная.
Занятый службой, Маршал покидал квартиру рано, возвращался поздно. Утром его неизменно ждал волшебный завтрак, но в одиночестве – Зина успевала все приготовить до его пробуждения и убежать до его выхода в столовую. Вечером же накрытый стол теперь всегда уходил на второй план, обед сильно простывал, уступая место иным человеческим нуждам, но в такие моменты – весьма приятные, но к вдумчивому разговору никак не располагающие – также ничего разрешить не удавалось. А совместно принимать пищу и уж тем более оставаться на ночь в квартире Константина Павловича Зина отказывалась наотрез. Несколько раз, собрав в кулак всю волю и решительно задрав подбородок, Маршал пытался предотвратить предобеденное действо, силясь завести разговор о женитьбе или хотя бы совместном проживании. Но едва ль найдется во всем свете хоть один здоровый мужчина, умеющий сохранять здравость мысли и твердость характера под воздействием нежных женских рук и мягких, жаждущих ответного движения губ.