Страница 51 из 62
На дороге расположись отряды — Намиб собрал всех своих пустынников, больше половины горожан примкнули к войскам.
Были и отказавшиеся. Они снимались, уходили навстречу «истинному» приору, не желая нарушать законы Неба. Ни Намиб, ни командор Хорас этому не препятствовали.
Правда, когда Гакэру, и некоторые оракулы, вдруг предсказали зверям, уходящим к приору Гильберту, что большинство из них умрёт в муках, очень многие пересмотрели свои ценности.
Но сила многовековой веры в законы и власть приора была сильна, и даже оракулы мало что могли поделать. Уходили очень многие.
Слишком резко всё изменилось.
Звери были готовы долго терпеть рядом брата приора, ведущего праздный образ жизни. Они же с замиранием сердца слушали про кровавые расправы над зверями в деревнях вокруг Жёлтой столицы, но это же было «далеко». А что там правда, что ложь, пойди ещё разберись.
Сам не увидишь — не поверишь.
Даже проповедники Бездны промывали мозги месяцами, потихоньку поворачивая сердца зверей к тьме, чтобы «метка» легла на благодатную почву.
А тут слишком резко.
Командор протрезвел и выздоровел, Намиб стал вождём, и практически на следующий день — война. И не с кем бы то ни было, а со своим же приором.
«И ладно с приором», — говорили некоторые, — «Против воли самого прецептора пошли. Ставленника Неба, живого ангела на земле».
— Нас мало, — сказал Хорас, вырвав меня из размышлений.
Его плащ, жёлтый с чёрной каймой, развевался от пустынного ветра. Щурясь, приор повернулся в другую сторону.
Где-то там Земли Варанов, деревня Ползучих Змей, а за ними и Паучьи Овраги со Шмелиным Лесом.
Я не особо ещё ориентировался в здешних землях, но примерно представлял, куда пойдут войска Гильберта.
— В деревни зверей ушли гонцы?
— Да.
— Ты дал им «слово»?
Командор кивнул:
— Да. И Намиб тоже.
— Как тебе пустынник, командор?
— Я никогда не трогал его, Белый Волк, хотя по закону должен был казнить бунтовщика. Но Намиб всегда думал только о процветании стаи…
Мне удалось сдержать усмешку.
Для меня это всё было сложно: Хорас сидел здесь, составляя вполне явную оппозицию брату-приору. Но тот его не трогал, и, получается, командор сидел в землях Пустынных Скорпионов вполне законно. Ведь Жёлтый Приор не против.
А значит, любые действия Намиба против Хораса — неприятие воли самого приора.
Вот так и воюй с захватчиком своих земель, когда у него есть все права. И Небом даны, и приором…
Если так подумать, звери в Инфериоре находятся в положении ненамного лучшем, чем первушники и нули.
Хорас обвёл взглядом дюны, поднял руку:
— В древности тут была процветающая земля. Леса, луга…
— Так верните, — просто сказал я, — Ты живёшь не одну сотню лет, и ещё столько же проживёшь.
Командор кивнул:
— Вернём. Мои оракулы-учёные говорят о том же. Я уже передал Намибу, что судьба Каудграда только в наших руках, — он посмотрел на свои ладони, — Было б здоровье.
О том, как Хорас вылечился, он предпочитал не говорить.
Сотница, довольная, как удав, уехала ещё ночью. Она вдруг резко изменилась, перестала быть вечно озабоченной и похотливой, неожиданно присмирев.
Даже ничего не сказала о том, что я выкрал медовуху. К счастью, ещё оставалось полфляжки, но теперь у меня добавился нервоз: чем ближе к цели, тем больше любителей выпить. А тут ещё попробуй выясни, хватит ли оставшегося на принцессу шершней.
Перемена характера Шаразы резко выкинула на первый план настоящего зверя-командира. Всё же она не за красивые глаза получила должность сотника.
Шараза поклялась, что Ползучие Змеи примкнут к Хорасу. Вообще, она собиралась провести агрессивную пропаганду в землях Каменных Варанов, да такую, что они там сами прибегут к командору.
К чему это приведёт, я пока не знал. Ведь там очень много еретиков — проповедников и поклонников Бездны. Но Шаразе тоже вручили табличку со «словом» Хораса, на всякий случай.
В общем, началось…
Я чувствовал с каждой секундой, что время неумолимо движется к каким-то особым событиям. Не зря Абсолют сам явился ко мне. Пусть странный, и пусть дал неудобные советы, которые я не все собирался выполнять.
Но война чувствовалась в каждой частице воздуха, в каждой песчинке, пролетающей над барханами.
Послание каждого гонца из Каудграда в окружные деревни было закреплено клятвами Намиба, первого вождя Скорпионов за столько лет, и командора Хораса, обвинившего брата в поклонении Бездне.
Я поднял голову, зажмурившись от солнца. Там, на Небе, сидит Эзекаил — он теперь бог этого Ордена.
Не знаю, и не понимаю, как работают эти клятвы-таблички. Может ли Эзекаил сделать так, что при проверке «слова» оракулом Намиб или Хорас умрут, как еретики?
«Нет, Марк, эти клятвы запечатлены Небом. Эзекаил может лишь… ну…», — Хали замялась.
«Говори», — с интересом подумал я.
«Даже мы, ангелы, не всегда можем постичь возможности богов Целесты. Но Эзекаил точно может заглушить слова, заполнить мысли оракулов шумом, чтобы они не услышали правду».
Я кивнул. Значит, помешать он может. Но и мы не должны сидеть, сложа руки.
Это виделось мне, как некоторая гонка. Оракулы могут получить «плохие» предсказания перед прибытием гонцов, и тех даже не будут слушать, а сразу пустят стрелу в лоб.
А если всё же гонцы добрались без приключений, то оракулы будут пытаться получить ответ от Неба о правдивости «слов» вождя и командора. И услышат сверху неразборчивый ответ.
Вот только гонцов много, и всех не переловят. Насколько я понимал, это самое «разное течение времени», о котором мне говорила всё время Хали, защищало нас.
Оттуда, с Медоса и Целесты, да и с Тенебры тоже, сложно прицелиться магическим намерением. Нужно попасть в точный временной промежуток, да ещё чтоб разум оракула был в это время открыт.
«Марк, я бы проще не смогла объяснить. Ты действительно начал понимать основы Нулевого Мира».
Хали добавила, что бог может накрыть своим «мысленным присутствием» большую область, в то время как ангелам ещё труднее, и приходится работать точечно.
Единственное, мне было непонятно, зачем вообще тогда Инфериор сдался Целесте и Тенебре…
Ведь нужны аурит с корруптом, чтобы высшая мера чувствовала себя тут более-менее, да ещё есть шанс нарваться на нуля-просветлённого, который одним взглядом обнулить может. Или на такую вот частицу Абсолюта, как я, которая не знала, что ангелов убивать каракозом нельзя.
Да, если честно, я не уверен, что ангел выживет, попади он в лапы любой сильной твари, обитающей хотя бы в Горах Ящеров. Или в Паучьих Оврагах…
Спрашивается, зачем высшим мерам Инфериор? Это же всё равно, что грызть кактус.
«Марк, не всё так просто», — вздохнула Халиэль, — «Если не будет высшей власти, закона, то всё быстро придёт к хаосу, к беспорядку…»
Я скривился, слушая рассуждения Хали. Нет, этим меня не проймёшь — войну в Инфериоре развязала не только Бездна.
«Небо всегда стремится к миру».
К такому миру, который нужен ему. Где все сидят на своих местах, и люди покорно упираются в барьер, склонив головы перед непримиримой судьбой. И ожидая в вечности, когда сверху им разрешат подняться.
Истинный ответ уже мерещился мне. Не может всё быть просто так, не могут миры присосаться к другому чисто из вредности. Захватчику всегда что-то нужно.
«Марк, Небо — не захватчик. Это в тебе говорит ересь Бездны».
Нет, Хали. Это во мне говорит логика. Инфериор кормит и Целесту, и Тенебру. Вот только чем?
«Спасибо хоть, что про козни Тенебры ты не забываешь», — с желчью произнесла Хали.
Чувствовалось, что ангел обижена. Ничего, на все её доводы у меня всегда есть аргумент — Халиэль саму в Чистилище направили законы Неба.
«Мог бы и не напоминать. Только теперь мы знаем, что это Аваддон мог помутить разум великому Каэлю».