Многогранник

Сегодня все были систематизированы и стояли ровно, приподняв подбородок (всякий муж в это время держал цилиндр на уровне груди одной рукой, а другой – руку своей жены, которая уже отставляла носочек ноги влево и едва приподнимала подол платья); всё гармонировало, но лишь за пару минут до начала чествования. До этого была толпа взрослых, любовавшихся своими «маленькими принцами и принцессами», и детей, которые одновременно были и встревожены, и радостны, и в растерянности – точно куча неразобранных вещей после стирки.

Странная картина: долгое время, изливаясь чувствами, трепещут друг над другом, но в момент появления магистров принимают пластилиновые позы, которых так жаждут преподаватели – забавно.

Амос понимал немногое в церемонии принятия: для него она была долгой и скучной. Поначалу откуда-то из неба спустились на маленьких, метровых корабликах преподаватели в глянцево-бисквитных костюмах, и с тем, как называлась преподаваемая дисциплина, эти костюмы приобретали один определённый, выбранный цвет; поверх выявлялось название предмета (на чествование приглашён был оратор, объявлявший прибывших участников мероприятия). Далее, раскрыв с грохотом двери, ведущие из самой школы, появились магистры в чёрных одеяниях. В центре, как показалось Амосу, стоял главный магистр Прокрастианских прав и страт обитания, которого другие магистры пытались закрыть своими телами. Эти люди «в балахонах», как удивлённо заключил мальчик про себя, прошли к преподавателям, на середину площади, обменялись любезностями, вышел тот магистр из центра круга, сказал какие-то обдаривающие слова по типу: «Вы – наше будущее, вам предстоит выложить все свои силы, чтобы постичь мастерство управления другими. Все будет хорошо, но для вас наступает непростое время…» – и так далее. Амос по завершению последнего слова окончательно перестал слушать и все больше разглядывал костюмы окружающих, или смотрел на «окаменевших» родителей, которые стояли в одной позе, как и все другие взрослые, или рассматривал цветы, спускавшиеся со второго этажа по периметру всей площади. Но вскоре разговоры закончились, важные персоны ушли, родителей поблагодарили, а детям велели проститься с ними, и Амос смог протиснуться к своим.

– Мама, – уставши сказал он, подойдя к Мелиссе, – почему я должен быть в этом месте?

– Милый Амми, как бы я хотела, чтобы ты оставался с нами, но правила требуют иного. Если бы отец отрёкся от твоего выбора, то… – она на мгновение попятилась от неизвестно откуда пришедшей боли, – то ничего, – и вновь приняла прежний радостный вид. – Мы крайне гордимся тобой, гордимся тем, что ты пошёл по стопам отца. Он, правда, отошёл сейчас до директора вашей школы, его давнего друга, но скоро вернётся. А вот и идёт уже, – Мелисса указала на мужа, который направлялся к ним.

– Мама, – Амос сделал ударение на последний слог, – что с вами в последнее время? Раньше вы не менялись в настроении так быстро, не скрывали ничего и были более нормальные…

– Поверь, милый, сейчас мы более чем нормальные, это все… – она не успела договорить. – Ох, дорогой, как Фред Потум? – с неестественной улыбкой Мелисса обратилась к мужу, оставив разговор с мальчиком.

– Прекрасно! Говорит, что Амос будет обучаться у лучших из лучших, даже у него на нескольких предметах! – Авраам говорил воодушевленно. – Ну, и главное – их там не будет, а то развели бы балаган, как всегда, – мужчина поморщился, но тут же принял прежнее воодушевление.

– Раз так… Это хорошо, – Мелисса ласково ответила на его ждущий ответа взгляд.

– Ну, сын, готов? – Авраам пошлепал мальчика по плечу.

– Я… – тот растерялся.

– Что? – за его лучезарной улыбкой мальчик снова увидел тот взгляд, что был вчера: он давил на него.

– Да, я готов, Отец, – подняв подбородок и отпустив взгляд в никуда, подтвердил Амос практически спокойным голосом.

– Вот и прекрасно, пойдём же! Твои вещи давно доставлены, стоят в комнате, как и твой кот, – пробежался по словам Авраам. – Так, а увидимся с тобой, – но тут он остановился и помедлил, – не знаю когда – тебе сообщат. Но не думаю, что очень долгим окажется наша разлука… Пойми, – он сел на одно колено и посмотрел из-под полей цилиндра на мальчика, – я многого не могу сказать; ты позже поймёшь отчего так, но если бы не все это, я был бы рад тебя обнять, – и вновь по его лицу пробежало то неприятное, что было и перед вчерашним торжеством. – Ладно, нам стоит проводить тебя до дверей, а после мы поедем домой: у меня много дел, – он поднялся и оправил костюм.

Они дошли быстро. Мальчик был смирен и ничего, кроме «до встречи, mater», не сказал; Мелисса поцеловала его в щеку, а отец вновь похлопал по плечу. Родители удалились. Амос после часто вспоминал их, но не в день последней встречи, а задолго до неё: за месяц, за год, за пять и более лет – он вспоминал их в своём детстве, а тот день старался забыть.

Глава четвертая

– Привет.

– Но – как? – с глубоким непониманием спросил Амос.

–Я же говорила, что, если суждено, увидимся – вот и увиделись.

– Мишель! – Амос вскочил и крепко обнял маленькую девочку.

– Ах-ха-ха, ну, прекрати, я ещё не вернулась, – с лучезарной улыбкой произнесла та.

– Что? – он отстранился на пару шагов – Что? Ты о чем? – и растерянно посмотрел на неё.

– До скорой встречи, непробудный мальчишка: осталось совсем чуть-чуть, – тонкий голос семилетней девочки громко прозвучал в его голове, и он проснулся.

В глаза светило яркое солнце.

– И что это было? – спросил вслух Амос, забыв, что находится не один в комнате.

– Наверное, будильник, не? – пробурчал спросонья спящий на противоположной кровати мальчик и повернулся к стене.

– Скорее, твои перья, ангелок, – отозвался сверху чей-то задорный голос.

– Ах, да, нам же в школу, – с печалью произнёс Амос.

– Да уж, третий год пошёл, как надо, – мальчик с противоположной кровати повернулся к Эбейссу и задумчиво ухмыльнулся.

– Раф, не об этом. Лучше давай спросим, отчего наш Эбейсс с вопросами по утрам просыпается, – спрыгнув со второго этажа, сказал обладатель утреннего веселья, Ренат.

– Да это неважно, – надевая чёрные резиновые тапочки, отмахнулся Амос.

– У тебя с самого прибытия все неважно, но все равно о чем-то постоянно грустишь, – продолжил настойчиво Ренат. – Вот, Раф, подтверди же, что он только молчит, в основном, да делает уроки, а мы только в третий класс перешли.

– Он прав, Эбейсс, – заметил Раф.

Но Амос вновь уклонился от ответа, закрывшись в ванной комнате (это был один его из любимейших способов закончить разговор).

– Не застревай там надолго, а то нынче разрешено посмотреть на церемонию принятия первоклашек – хотелось бы побывать, – прокричал Ренат Амосу, ведь знал, что тот может провести там ни один час.

– Не переживай, – не повышая голоса ответил Эбейсс.

Никто толком не знал, что представляет собой мальчик: он мало говорил с соседями, не высказывался на уроках, с учителями общался исключительно по поводу оценок, которые порой запаздывали, и не интересовался ничем, кроме учебников. За это все он мог бы получить клеймо изгоя, который не желает социализироваться, но школа официально запретила подобные проявления недружелюбия друг к другу и установила наказания (однако не решалась устранять причины возникающих недопониманий и проблем), в следствие чего Амоса в классе просто обходили стороной.

«И сдалась же им это церемония… От неё ничего хорошего нет и не будет, только трата времени и средств из бюджета школы. Лучше бы могли сэкономить и закупиться более важной продукцией, но нет: надо же тратить на нечто глупое и пустое», – думал он, с презрением смотря в зеркало.

– Эбейсс, я же говорил, чтобы ты побыстрее дела мыльные заканчивал: директор не будет рад, если мы опоздаем в тот день, когда вообще не должны опаздывать. Твои двадцать минут прошли уже – выходи, – с укором сказал Ренат, громко стуча ногой по полу (возможно, он постучал бы и по двери, но устав не позволял «портить» имущество школы).