Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 17



Утешившись своей глубокой мыслью, я вновь занялась все еще нерешенной проблемой: так под душ или ополоснуться? И доверилась течению событий, собравшись сначала выпить чашку чая за любимой телепередачей, а потом уж решить в зависимости от того, сколько останется времени.

Так что я отправилась на кухню.

И там я обнаружила предупреждение, что этот день будет еще хуже, чем предыдущий: у меня закончился чай.

Я с сомнением уставилась на капсульную кофемашину, которой пользовалась до этого только один раз, угощая эспрессо приятельниц, которые мне ее и подарили. Я сказала «приятельниц», а не «подруг», потому что подруги никогда бы не сделали мне такого подарка: я не люблю кофе. И уж тем более не люблю магазинчики-бонбоньерки, где продавщицы раболепствуют перед вами, потому что вы платите за эти капсулы бешеные деньги, в глубине души понимая, что вас разводят. В общем, эти кофемашины одно из пяти вопиющих свидетельств легкомыслия нашей эпохи. А четыре других? Пожалуйста. Стремление выложить всю свою жизнь в соцсети. Глупые реалити-шоу по телевизору. Макаронс как главный десерт всех времен. Зумба и пилатес как виды спорта, жизненно необходимые всем женщинам.

Относительно дружбы у меня есть своя теория. Подарок на день рождения – настоящая лакмусовая бумажка, которая покажет, кто тебе подруга, а кто приятельница. (А если пришла без подарка, то вообще ни та ни другая.) Подруга голову сломает, лишь бы тебя порадовать, она будет искать то, что тебе понравится. Приятельница подарит в лучшем случае то, что САМА хотела бы получить, а в худшем позовет, например, во Фнак, Галери Лафайет, Сефору, Жифи или Ашан (выбор магазина сообщит вам много интересного о том, что она о вас думает): «не знаю, что тебе выбрать, так что выбери сама», прекрасно понимая при этом, что для того, чтобы найти что-то приличное на предложенную сумму, нужно дожидаться как минимум третьей волны скидок.

Ладно, пропустим, по части дружбы я не большой специалист, у меня слишком мало подруг. Но зато я очень наблюдательная (наблюдательность свойственна застенчивым девушкам, а еще интровертам, а еще одиночкам, а еще закомплексованным и заикам. Все, кроме заикания, имеет ко мне самое непосредственное отношение, но при неблагоприятных обстоятельствах меня может одолеть и оно).



Так вот, эту кофемашину, без которой большая часть человечества, кажется, уже не в состоянии обходиться (во всяком случае, та у которой достаточно средств на ее приобретение), мне подарили коллеги. На мои тридцать лет. Мне пришлось изображать удивление, когда я развернула бумагу. Удалось без труда. На меня и правда напал ступор: голос пропал, глаза распахнулись, а потом я пролепетала «спасибо, спасибо» едва слышным голосом. Я включила машину, чтобы мои гостьи могли сполна ей насладиться, дать мне ценные советы, как лучше ей пользоваться, поделиться своим бесценным опытом по части капсул. То есть, извините, по части «кофейных коллекций». С тех пор она – королева на моей крошечной кухне: бесполезная, громоздкая, глубоко уязвленная в своем достоинстве. Я никогда не решусь продать ее через интернет из опасения, как бы мои изысканные коллеги по работе ее не опознали. Я прекрасно понимаю, что с таким же успехом Мэтт Деймон в один прекрасный день мог бы попросить меня выйти за него замуж, но все-таки не могу не представлять себе, что такая ситуация может случиться (и что мой любимый актер зовет меня замуж, я тоже себе представляю без труда). (У моих кошмаров и моих грез один и тот же источник – наивность.) Ну а если не заходить так далеко, то что скажут мои коллеги, если вдруг зайдут ко мне поужинать или выпить стаканчик и обнаружат, что их подарок исчез? Их визит – событие столь же маловероятное, как и все предыдущие, потому что были они у меня один-единственный раз и предлогом явился мой день рождения, а реальной причиной – появление в это время у меня в квартире кузена Джерри, серфингиста и фотомодели. Вообще-то он и был вдохновителем и организатором этого празднества. А заодно и главной звездой. Дальний-предальний родственник, который и словом-то со мной никогда не обмолвился, внезапно решил, что «классно» иметь родню с квартиркой в Париже, где «можно позависать два-три дня». Он устроился у меня на кушетке и прожил две недели, наслаждаясь плодами своих побед, пока я трудилась в офисе. Широта натуры сподвигла Джерри на организацию «шикарной вечеринки» в мой день рождения. У меня дома. Я отказалась сразу, но он выдвинул неопровержимый в его глазах аргумент: «Черт побери! Тридцатник! Надо праздновать!» Событие не показалось мне таким уж значительным. Я объяснила, что за цифры не держусь и не знаю никого, кто стал бы праздновать окончание десятилетия или начало нового. Тогда он разослал имейлы, эсэмэски и гордо мне заявил, что придет вот именно что тридцать человек. «Для тебя это будет прекрасный случай обзавестись друзьями», – заявил он мне. Я никогда не умела противостоять чужой решительности. Из-за того, возможно, что самой мне ее недостает, в моих глазах она становится необычной мистической силой, которой мне необходимо подчиниться, не задавая вопросов. Так что я одолела все внутренние сомнения, подумав: а почему, собственно, нет? Может, это и в самом деле будет здорово? Может, я и вправду с кем-нибудь познакомлюсь? Может, мне выпадет счастливый билет, и я встречу мужчину своей жизни? (Всегда легче забить голову лживой чушью, чем честно признать, что ты просто позорно струсишь.) Накануне вечеринки Джерри ждал меня у выхода из нашей конторы, собираясь зайти со мной за последними покупками, и пригласил заодно кое-кого из моих коллег, исходя из двух своих собственных, но взаимоисключающих критериев: с кем переспать и с кем выпить. Атлету с ангельской мордашкой отказать было невозможно. В общем, в свой день рождения я оказалась в толпе незнакомцев, танцующих у меня в гостиной, пачкающих обивку моего дивана и пребывающих в блаженном неведении относительно присутствия рядом с ними дамы, которая потратила немалую часть своей зарплаты на то, чтобы они беспрепятственно могли накачиваться спиртным и лопать бутерброды, которые вполне можно было заменить любой дрянью, до того быстро они кончились. Что до моих коллег, то они со мной заговаривали только когда хотели уточнить детали биографии моего драгоценного родственника. Он потом переспал с Далией, а возможно, и с Кандис, и, вновь отправившись по дорогам славы и успеха, сразу же позабыл о них. После вечеринки я пробыла у них в подружках недели три или месяц, словом, ровно то время, пока они еще не потеряли надежду снова увидеть кузена Джерри. Вместе с надеждой они потеряли всякий интерес и ко мне, после чего мы опять стали коллегами по работе. Так закончился этот кошмарный эпизод моей жизни, красноречиво, впрочем, свидетельствующий о моей извечной готовности побыть козлом отпущения.

Итак, значит, кофемашина… (Я знаю, я веду беседы сама с собой, такова неизбежная участь одиночек. И пока они ведут свои беседы мысленно, в этом нет ничего страшного. Но если заговорят вслух громким голосом, то рискуют познакомиться с людьми в белых халатах, которые наденут на них длинные рубашки и рукава завяжут за спиной.)

Этим утром она одна (кофемашина. Поясняю для тех, кто запутался в лабиринте моих пространных рассуждений) давала мне возможность выпить чашку чего-то горячего. Я быстренько сварила себе жиденького кофе, положила побольше сахара, намазала погуще нутеллу, чтобы компенсировать эту неприятность, и устроилась перед телевизором.

И сразу невольно скривилась. Во-первых, из-за кофе: он горький. Во-вторых, из-за передачи. На нее пригласили семейные пары и задавали им якобы смешные вопросы, выясняя, насколько они любят друг друга, насколько близки или хотя бы насколько притерлись друг к другу. Казалось бы, не передача, а настоящий клад для отчаявшейся холостячки, не так ли? Я смотрела на пары, которые несли пошлятину о своих чувствах, откровенничали о сексе, безуспешно старались выглядеть симпатичными, сюсюкали, смеялись над своими же шутками, делали чмоки-чмоки и смотрели друг на друга такими глазами, что мое одиночество могло показаться подарком судьбы. Меня на кушетке просто скрючило: и это любовь? Да не может такого быть! Она не может иметь ничего общего с этой пошлятиной, банальностью, приспособленчеством, непроходимой глупостью и набором стереотипов.