Страница 2 из 7
Что такое еврей-алкоголик? Это примерно такая же редкость, как снег в Иерусалиме. И этот «снег» обрушился на семейство Казиков. Если бы они заранее знали «прогноз погоды», то всем своим дружным семейством встали на пути стихии, то бишь брака Софочки с милейшим Яшенькой. Но молодые умудрились влюбиться почти в одночасье, а с учетом того, что Софочка отнюдь не слыла первой красавицей, скорый брак посчитали удачным стечением обстоятельств.
Поселились юные супруги у Рувима Моисеевича и первые месяца три прожили достаточно безоблачно, чему, как стало понятно впоследствии, немало способствовал грандиозный ремонт, затеянный в ресторане. Именно в те трезвые месяцы и был зачат Давидик – чудный мальчик, радость семьи, единственный продолжатель рода. А потом понеслось…
Через год после свадьбы Яша Шаевич был изгнан из дома. Спустя еще пару месяцев ресторанный музыкант бросил консерваторию и отбыл в неизвестном направлении, получив денежные отступные взамен на документ, где он отказывался от права отцовства. Софья же с сыном вернулась к родителям и любимому брату Аркаше.
В течение десяти лет Софья, а вслед за ней и Аркадий окончили университет и защитили кандидатские диссертации. Она – по филологии, он – по психологии. Краткое замужество напрочь отбило у Софьи желание продолжать подобного рода эксперименты, однако и на Аркадия это повлияло совершенно определенным образом. Нет, он отнюдь не чурался женщин, но и в семейное лоно не стремился. Даже такой, казалось бы, завлекающий момент, как способность обзавестись собственными детьми, не вдохновлял Казика – ему вполне хватало племянника Давида, который любил дядюшку никак не меньше, чем родную маму.
А потом случилось несчастье – в автомобильной катастрофе погибли родители. Не выдержав горя, спустя полгода умер от инфаркта дед. И они остались втроем.
Давид не унаследовал семейных талантов к музыке, равно как и к гуманитарным наукам, зато непонятно от какой генеалогической веточки у него пророс математический дар. Мальчик прекрасно закончил физматшколу, затем университет, а вскоре к нему проявила большой интерес одна крупная американская компания, специализирующаяся на информационных технологиях, в результате чего Давид переехал в США. И тут в нем проклюнулась еще одна способность, а именно – к предпринимательству. Через два года жизни в Америке Давид организовал свою фирму – небольшую по численности, но весьма значительную по нарастающему капиталу, – и достаточно быстро превратился в состоятельного человека, после чего принялся усиленно переманивать к себе маму и дядю.
Но те уперлись. Не поехали за океан даже тогда, когда в один ужасный день поняли, что оставаться в родном Киеве для них почти смертельно опасно. К счастью, Казики смогли удачно продать всё свое внушительное добро, нажитое несколькими поколениями, и, сказав Киеву последнее прощай, уехали в Сибирь. Давид воспринял это известие со свойственной ему эмоциональностью – кричал с противоположного края земли так, что телефонные провода лопались. Потом смирился и принялся слать денежные переводы, которые обеспечивали маме и дядюшке весьма сытую жизнь. И это при том, что и сам Аркадий Михайлович, довольно быстро обжившись на новом месте, вполне мог заработать и себе, и сестре не только на кусок хлеба с маслом, но даже с икоркой.
Впрочем, сегодня утром в пансионате «Легенда» икорка не предполагалась, а полагалась овсяная каша, сыр и яблочный сок, о чем заранее позаботилась Софья Михайловна.
– И не смей возмущаться! – заявила она. – Ты опять поправился. В конце концов тебя хватят инсульт и инфаркт, причем одновременно, а все потому, что у тебя слабая воля и лишний вес. Дома ты, как вороватый кот, ухитряешься втихаря стащить что-нибудь из холодильника, но здесь ничего не выйдет! Здесь, слава богу, режим, а я уже попросила на кухне, чтобы тебе без меня ничего съестного не давали.
Софья Михайловна боролась с комплекцией брата долгие годы, правда, без особого успеха.
– Но, Софочка! – взмолился Аркадий Михайлович, у которого от перспективы овсяной каши тут же пропал аппетит, что случалось с ним крайне редко.
– Не хнычь! – отрезала сестра. – Лучше посмотри на себя в зеркало. Ты похож на индюка.
Доля истины в подобном утверждении, конечно, имелась, хотя сравнение с индюком было удачным лишь отчасти – той самой части, которая именуется носом. Во всем ином Аркадий Михайлович скорее напоминал плюшевого мишку – маленького, круглого, мохнатого, с большими черными глазами-пуговицами. Недаром Давид с малолетства называл его Винни-Пухом.
В отличие от брата Софья Михайловна, будучи на голову выше Аркадия Михайловича, была похожа на жирафа в период бескормицы. Ее тощая фигура с подчеркнуто прямой, как жирафья шея, спиной венчалась гордо вскинутой головой с тщательно прилизанными волосами, затянутыми на затылке в тугой узел. Брату явно не мешало бы поделиться с сестрой не только весом, но и густотой шевелюры, но природой не командуют. Единственное, что внешне сближало родственников, – это выразительные, чуть навыкате глаза и большие характерные носы.
В дверь снова постучали, на сей раз робко, и в комнату вошла хорошенькая девушка с каталкой, на которой стоял заказанный Софьей Михайловной завтрак.
– Приятного аппетита, – мило улыбнулась девушка и тут же удалилась.
– Ничего приятного, – сморщился Аркадий Михайлович, обнаружив под крышкой фарфоровой мисочки серую массу без малейших признаков молока и масла.
– Зато полезно. Может, хоть немного сберегу твое здоровье, – изрекла Софья Михайловна.
– Я лишусь здоровья не от еды, а от нервного стресса, – попытался припугнуть Казик, но тут же умолк, вмиг почувствовав, как нехорошо кольнуло в сердце и как судорожно дернулось обычно величественно-спокойное лицо Софочки.
Право же, это не стоило поминать всуе.
Дело в том, что буквально несколько дней назад Казики пережили такой стресс, какой они переживали только один раз – когда погибли родители. И хотя на сей раз все обошлось, лучше бы подобных часов в их жизни никогда не было.
Ночью им позвонила из Нью-Йорка секретарша Давида и, захлебывалась от рыданий, сообщила, что самолет, на котором летел Давид, разбился где-то над Аризоной. Правда, списки погибших пассажиров еще не уточнены, а значит, все в воле божьей.
Полночи и еще полдня Казики находились в состоянии, близком к помутнению рассудка. Это были страшные часы, прерываемые звонками из Америки, в которых не было никакой новой информации. А потом в телефонной трубке вдруг раздался голос Давида. Взбудораженный, напуганный, но счастливый, он сообщил, что буквально за двадцать минут до вылета сдал билет ради одного приятного свидания.
– Бог есть, – тихо произнесла Софья Михайловна и заплакала. А плачущей ее Аркадий Михайлович видел от силы пару раз.
– Все, – сказал на следующий день Казик, – закрываем все дела и едем отдыхать.
– Хорошо, – согласилась сестра. – Но только куда-нибудь рядом. Никакой дальней дороги я сейчас не вынесу.
И уже через несколько дней они заселились в пансионат «Легенда».
…«Эка невидаль – овсяная каша. Такая ерунда!» – подумал Аркадий Михайлович.
«Он наверняка припас себе какое-нибудь лакомство. То ли я его не знаю?» – подумала Софья Михайловна.
И они сели завтракать.
Глава 3
«Боксерчиком Васечкой» его прозвали еще в грудном возрасте. Как рассказывала мама, был он маленьким, хлипеньким, но при этом чуть что принимался неистово махать кулачками, которые, вопреки общей тщедушности мальчика, оказались на редкость крепенькими.
С годами особого тела Василий Бабыкин не нарастил – к 24 годам дорос до 162 сантиметров при весе 53 килограмма, однако имел удостоверение мастера спорта именно по боксу.
Когда он пришел записываться в боксерскую секцию, тренер Сергей Николаевич, критически осмотрев мальчишку, вынес заключение:
– Возьму для общего развития, но на шибко высокие результаты не зарься. Понял, Васечка?