Страница 27 из 104
«Вроде Гондоренко, Валеев, Фомин, но не уверен», - озадачился Ледков.
- Только тихо, не суетись, пойди у «стаи» поспрашивай, но ничего не рассказывая им.
Наступила ночь, сон не шел и я, взяв флягу с водой, пошел пройтись по лагерю. Пошел в сторону сортира, а точнее, к лесочку, как будто, высматривая там «место насеста». Потихоньку углубился в лес и двинулся к избе полкового комиссара. В его окне горела керосинка - не спит еще комиссар, «оперу пишет». Я медленно, чтобы быстрое движение не бросилось в глаза какому–нибудь тоже не спящему бойцу, приближался к дому через огород и двор. Открыл дверь в сени, их в то время в деревнях не запирали, защелок даже не было. Подошел к двери и постучался.
- Кто там, войдите!?
Я открыл дверь и вошел. Комиссар, сидя за обеденным столом, что-то писал на листке бумаги.
- А, Кольцов, совесть мучит, осознали, значит, что ваше разоблачение неизбежно.
«Товарищ полковой комиссар, осознал, но, что вы хотите от меня услышать?» - я вышел на середину комнаты, думая, как же его заставить подойти ко мне вплотную.
- Рассказывайте правду, кто вы, кем и где завербованы, ваше задание, все рассказывайте.
Я бухнулся на колени и пополз к нему за стол: «Товарищ полковой комиссар, я действительно старший лейтенант Кольцов и никто меня не завербовывал. Кто я такой, чтобы меня вербовать, но не губите, что надо от меня, я все сделаю».
Комиссар смотрел на меня, как объевшийся сметаной кот, всем своим внешним видом говоря: «Все вы у меня тут будете, я все вижу, кто вы есть на самом деле, поглядишь герои, а как прижму, так ползаете передо мной».
Потом ему показалось достаточно того, что я протер пыль на половине комнаты своими штанами, и он сказал, как выплюнул: «Встаньте лейтенант, я вижу, что вы не безнадежны». Поднявшись, словно папа римский, протянул мне свою длань, правда, положив мне ее на плечо. Я встал, скосив взгляд на его бумаги. Он заметил это и, повернувшись к столу, то есть ко мне спиной, взял листок, чтобы перевернуть. Стоял я удобно по отношению к нему, поэтому без проблем нанес резкий сильный удар ребром ладони сбоку по шее - его ноги подогнулись, и он просел, падая на пол.
«Нокаут», - мысленно констатировал я.
Быстро открутил крышку своей фляги, придавив коленями его грудь, зажал ему нос и стал вливать в рот воду. Он задергался, забулькал и затих. Я еще плеснул ему в рот воды, но глотательной реакции больше не было, вода стояла во рту и вытекала по губам на пол. Прощупав и не услышав пульс, вытащил из портфеля, стоящего на стуле, стопку листов и стал просматривать ее: какие-то планы политбесед, отчеты, списки командиров подразделений. Та-а-ак, а вот и отчет бойца Гондоренко о нашем походе. Затем пробежал глазами написанный комиссаром на листке текст. Не увидев ничего компрометирующего меня - обычные тезисы очередной пламенной речи по разгрому немцев и повышению бдительности для обнаружения шпионов в наших рядах, я оставил его на столе, а вот отчет разведчика о моей беседе с генералом я изъял, спалю на природе. В остальных бумагах я не увидел больше ничего обо мне лично. Еще на глаза попался отчет по Шубину, написанный штабным писарем Паровозовым, но его я не стал забирать. Уложив бумаги в портфель, нашел алюминиевую кружку комиссара, вложил ее ему в руку, плеснул воды в нее, на китель комиссара, на стол, так же ополовинил комиссарскую флягу, оставив ее открытой на столе. Брал кружку и флягу через свой платочек.
Тихо вышел из дома и так же через сад ушел в лес. Выйдя из него с радостной физиономией, пошел к своему месту ночлега. Перед палаткой встретил Ледкова.
- Чего не спишь, Сереж?
- Я выяснил, что ближе всего к вам располагались все кого вы перечислили, Боголюбов вообще слушал вашу беседу, но еще были рядовые Гондоренко и Потапчук.
- Ну что ж, будем иметь в виду, понаблюдай за обоими. Особенно за Гондоренко.
Подъем был ранний, бойцы оправились, поели и стали выдвигаться на позиции. Прибежал вестовой, собирая всех офицеров в штаб полка. Шубин был злой, хе, наверно нашел отчет Паровозова о своей работе командиром полка. Он толкнул свою речь: «Товарищи командиры, сегодня ночью погиб наш полковой комиссар, следствие еще будет разбираться, но, похоже, что он захлебнулся водой. А сейчас разойтись по подразделениям, все выдвигаемся на исходные позиции».
Взвод разведки залег за отрытыми ночью нашими пехотными батальонами окопами, возле командного пункта командира полка, копая себе индивидуальные окопы. Наши позиции стали обстреливать немцы, пушки включились в контрбатарейную дуэль. Долбили часа полтора, а потом наша пехота рванула в атаку. За день в атаку пехотинцы ходили, бегали, ползали четыре раза и, четыре раза не удавалось зацепиться. Ребят скашивали пулеметы прямым и перекрестным огнем, убивали и ранили ружейные пули. Мы же занимали окопы, поддерживая ружейным и пулеметным огнем ушедших вперед пехотинцев.
В общем, за несколько дней понеся потери порядка 30000 ранеными и убитыми из 100 000 участвующих в сражении, взломать оборону немцев советские войска не смогли. Однако, Ельнинский выступ был ликвидирован, цели сражения достигнуты и 6 сентября Жуков отдал приказ об окончании наступательных действий и переходе к обороне. А через три дня он убыл в Ленинград, чтобы возглавить оборону города.
Фронт стабилизировался, в основном, были вялые артиллерийские дуэли, да ночные вылазки разведчиков, как наших в их тыл, так и немецких к нам. У фронта не было сил наступать, а немцы выжидали чего-то, не предпринимая активных действий. Вместо Жукова командовать нами назначили легенду Гражданской войны маршала СССР С.М. Буденного.