Гендерфлюид

«Пронесло», – подумалось мне, но оказалось, я недооценил мстительность заведующего отделом инновационных технологий. До меня доносились обрывки их разговоров, но, прислушавшись, понял, что речь шла обо мне. Я узнал о себе очень много нового: я оказался штатной подстилкой местных арабов, динамил нормальных мужиков, строя им при этом глаза и благосклонно принимая напитки. Разговор сопровождался хмыканьем, несложными восклицаниями типа «вот сука» и порой смешками. Это было предсказуемо, уязвленная гордость Сергея Викторовича требовала сатисфакции, и он нашел выход в обливании меня грязью, тем самым успокаивая себя в своей неудаче и позоре. Ярость вскипела во мне, как вода в чайнике. Несколько раз я порывался вскочить и хорошим хуком отправить эту тушу в нокаут, но вовремя вспоминал, что моих женских силенок может не хватить, а потренироваться негде.

Я уже практически заканчивал обед, торопясь скорее покинуть это злополучное место, когда одна фраза, сказанная особенно громко, привлекла внимание не только мое, но и доброй половины русских туристов в зале.

– Да я уверен, что эта сучка даже трусов не носит, чтобы облегчить работу черножопым. Знаю я таких, перед своими нормальными, русскими мужиками ломаются, а с этими черножопыми под каждыми кустами трахаются. Эти чурки их брюхатят, а они потом посольство засыпают жалобами, чтобы узаконить своих ублюдков и дать им гражданство России. Ты что думаешь, Василий, какого хера она приехала? Загорать, лечиться? Да хера с два, на экзотику, на обрезанный потянуло… Конец его фразы потонул в хохоте его товарищей. При этом засмеялись и две силиконовые дуры, сидевшие через столик.

«Никакой женской солидарности», – со вздохом горечи подумал я, а дальше все произошло спонтанно: руководствуясь эмоциями, а не разумом, я залез под платье и, чуть приподняв попу и поерзав на стуле, стянул с себя трусики, купленные мной у Марии. При этом мне пришлось обнажить бедра довольно прилично, но это уже было неважно. Встав из-за стола и повернувшись к Сергею Викторовичу, чеканя каждое слово, я произнес на весь зал:

– Как же вам не дают покоя мои трусы! Вот они, посмотрите хорошенько! Боюсь, что у вас разовьется комплекс неполноценности, так что дарю их вам при свидетелях! Нюхайте на здоровье! Можете даже съесть! – Хороший замах – и, пролетев полтора два метра, трусы попадают прямо ему в лицо, цепляются за кончик носа и, словно нехотя, соскользают прямо в его столовую тарелку, на огромный бифштекс.

Вот теперь ресторан грохнул: смеялись даже немцы. Не надо понимать русский язык, чтобы оценить иронию, эмоции зачастую более емки, чем любые слова. Сергей Викторович попытался вскочить, но забыл про багаж в виде огромного живота. Он опрокинул стол и, пытаясь удержать его, грохнулся на пол сам, потеряв равновесие. Если на падение немцы реагировали сдержанно, то официанты схватились за животы. Однако, продолжая давиться смехом, помогли ему принять вертикальное положение. Взгляд униженного Викторовича, который я поймал, выходя из зала ресторана, не сулил мне ничего хорошего. Что, впрочем, и подтвердилось через час, когда раздался стук в дверь.

Я как раз отдыхал, прокручивая случившееся в ресторане и коря себя за глупость. Меня развели как лоха, спровоцировав на необдуманный поступок. За дверью находился менеджер отеля Аббас Шишани, как значилось наего бейджике, за его плечом испуганно маячил Рахим. Аббас вообще не знал русский, я плохо знаю английский, поэтому вся беседа длилась через Рахима. От меня потребовали покинуть отель в течении часа. Сдать ключ и гостевую карточку. На все мои заверения, что номер оплачен еще на пять дней и я имею право здесь находиться, мне было резонно замечено, что номер оформлен на господина Светлых. Отель благосклонно относится к гостям, но до той поры, пока их действия не выходят за рамки приличий. Еще раз повторив, что через час я должен покинуть отель, для наглядности постучав по циферблату наручных часов, менеджер удалился.

Вот теперь я запаниковал. Будь у меня паспорт, не составило бы проблемы заселиться в любой отель поблизости, но паспорта не было, был только Рахим.

– Ты не знаешь, никто в вашем поселке не пускает квартирантов? – спросил я. – Мне не хочется жить в отеле, эти отели проводят антифеминисткую политику, – я всхлипнул пожалостливее. Интуиция подсказывала, что он пальцем не пошевелит ради мужчины, но ради девушки постарается прыгнуть выше жопы.

– Ты можешь жить у меня! – обрадованно выпалил Рахим.

– Исключено! Рахим, ты очень хороший человек, но ты сам понимаешь, что это невозможно, – мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не сорваться. И этот туда же! Да черт побери, неужели на мне вывеска висит «Бери кто хочет»?!

– Александра, ты не поняла, – замахал руками Рахим. – У меня, это значит в хостеле, там живут многие сотрудники отеля. Это в километре отсюда, и цена очень небольшая. Моря там, конечно, поблизости нет, но комнатки вполне хорошие, все удобства есть. Только хозяев с животными не пускают, а так очень прилично.

– А ты знаешь Мари, продавщицу с магазинчика, который в отеле? Она случайно не там живет? Мой вопрос немного смутил Рахима и, помедлив секунду, он ответил:

– Конечно, знаю. Мы долго жили вместе, но сейчас у нас период, когда мы отдельно. И да, она живет в том же хостеле. Я и сам там живу, но сейчас много туристов и мне разрешили ночевать в отеле, чтобы все время быть под рукой.

– Рахим, а там есть свободные комнаты?

– Там всегда есть комнаты, это же не пятизвездочный отель, да и от моря далековато. Ответ меня вполне устроил. Оставался лишь вопрос, согласится ли он отвести меня туда вместо того, чтобы вешать лапшу туристам. На мой вопрос Рахим ответил утвердительно, добавив, что никакие деньги не заставят его отказаться от помощи такой красивой девушке. «Кобелина», – сделал я себе отметку мысленно. К нему не стоит поворачиваться спиной. Но больше мне не к кому было обратиться за помощью, так что и выбирать было не из чего. Конечно, жалко оставлять отель с оплаченным номером, но он и категоричность менеджера не оставляла места для двоякого толкования.

– Я спущусь через полчаса, подождешь меня в фойе? – мой вопрос был риторическим, тем не менее Рахим кивнул и пошел вниз, я же стал собирать свои вещи. Управившись за несколько минут, я переоделся в рубашку и джинсы, а платком из арабского костюма обвязался вокруг талии. Получилось нечто вроде парео, смотрелось скромно и со вкусом.

В фойе было пустынно, наступил час послеобеденного отдыха, и только самые стойкие туристы из России в это время могли шастать по территории. Но в этот раз практически никого не было, только семейная пара с детьми усиленно изучала рекламные проспекты, выложенные пирамидкой на столе. Рахим взял у меня чемодан, и мы пошли к его машине, видавшему виды обшарпанному фольксвагену гольф то ли третьего, то ли четвертого поколения.

Ехали молча, получив односложные «да» или «нет» на свои вопросы, Рахим больше не пытался разговаривать. Небольшой, аккуратный поселок Совайме, как значилось на табличке, по моим ощущениям находился куда больше чем за километр, пожалуй, за все десять… Мы подъехали к двухэтажному зданию, во дворе которого росли пальмы с голыми стволами и пучками чахлых листьев высоко вверху. Рахим посигналил несколько раз, и из двери первого этажа вышла пожилая женщина. Что-то недовольно бурча, она опустила цепь, заменявшую шлагбаум. Рахим припарковался под деревом и, сказав мне пока сидеть в машине, подошел к старушке. Минут пять они разговаривали, ожесточенно жестикулируя, потом он вернулся с довольной улыбкой:

– Комната есть, с удобствами, стоит всего двести тридцать динаров, пожалуй, в месяц. Рахим сиял как медный самовар. Я быстро перевел двести тридцать динаров в рубли, у меня получилось двадцать пять штук. А нехилая цена, словно в Одинцово двухкомнатную квартиру снимаю. Подозреваю, что в этой сумме находится и рахимовский немалый процент. Но в моем положении торговаться без вариантов, так что, состроив благодарное лицо, я выразил свое положительное отношение к такой договоренности.