Страница 68 из 68
Я спрашивала, собирается ли она продлевать контракт, и девчонка ответила, что ей надо посоветоваться с отцом. Вот именно. Когда сердце на месте и сомнений нет, ничьи советы не нужны.
И я не знаю, какой совет дал бы дочери старший сержант Дитц, будь у них время потолковать по душам. И тем более не знаю, плохо или хорошо то, что он умер. Не скрипите зубами, Джим, мои всё равно крепче. Подумайте лучше, как повлияет на Локи смерть отца. Даст ли ей это, безусловно, грустное событие свободу решать? Или она сочтёт, что теперь её долг — служить в Легионе до самой смерти? При таком раскладе за смертью не заржавеет, Джим.
Можно, конечно, попытаться пристроить Локи в адъютанты, она нравится Старику, но опять же возраст…
Что вы сказали? Кто он? Кто-о-о-о-о-о?! Ну, знаете ли… да, этот, пожалуй, справится.
Там! Та-там!
Серый дождливый день. Личный состав базы "Лазарев" выстроен на плацу в каре. В разрыве строя — кучка штатских, и капрал Маркс в черных кружевах выглядит ещё более нелепо, чем в пёстром платье, которое было на ней в клинике. Эми Рипли, которой родители решили не портить рождественскую вечеринку сообщением о смерти старого знакомого, сжимает плечо брата. Мальчик морщится, но не протестует. Стефанидесы — все, включая неизвестно откуда взявшегося Тима — стоят плотной группой. У Беттины красные глаза. Бронислав, должно быть, хорошенько поддал накануне, но стоит ровно, только щурится.
Барабаны рокочут — отрывисто, резко, скорбно.
Там! Та-там!
В центре плаца — аккуратный параллелепипед, на котором лежит тело старшего сержанта Дитца, накрытое чёрным с золотом знаменем Легиона. Те знамена, что на флагштоках, приспущены и слабо колышутся на влажном зимнем ветру. Лицо Конрада пронзительно-молодо, словно Старость, посовещавшись со Смертью, решила, что дешевле выйдет не выступать здесь и сейчас. Порвут же. В клочья порвут.
Там! Та-там!
Суетливого служащего похоронного бюро, порывающегося дать дополнительные указания, оттеснили за оцепление. Здесь и без него справятся.
Там! Та-там!
Речей никто не произносит: так решила приёмная дочь Зверюги Дитца, и никто не посмел с ней спорить. Рядом с девушкой — трое, одетые, как и она, в парадную форму. Командующий базой держит что-то продолговатое, сияющее золотом даже в этот пасмурный день. В правой руке лейтенанта Дюпре горящий факел. Руки капрала Дерринджера пока пусты.
Там! Та-там!
Барабаны рассыпают по плацу обжигающе-ледяную дробь и затихают.
Дерринджер делает два шага вперед, бережно снимает с тела знамя Легиона и, свернув его, застывает статуей. Капрал Лана "Локи" Дитц принимает от своего командира факел и подносит его к одному из углов параллелепипеда. Потом, сделав несколько шагов, к другому, третьему, четвертому. Пламя взвивается вверх — яркое, неугасимое.
Факел отдан обратно, и теперь приходит очередь майора Рипли. То, что он держал, оказывается ослепительно-рыжей косой, и она летит в огонь, брошенная рукой Ланы. Дерринджер разворачивается на каблуках и почтительно протягивает девушке сложенное знамя. На похоронах легионеров редко присутствуют их родственники за полным, как правило, отсутствием таковых, но если они есть — знамя, накрывавшее тело в момент прощания, принадлежит им. Таков закон.
Тучи немного расходятся, мутное пятно за ними превращается в полноценное солнце. Да, всего на несколько секунд, но и их хватает, чтобы над полыхающим погребальным костром вспыхнула радуга.
— Ну вот, — улыбается бледными губами Лана Дитц, — а говорили — не мрин!
Как ни странно, в кабинет майора Рипли Лана попала впервые. На базе бывала очень часто, гостьей в доме тоже стать сподобилась, а вот кабинет…
Хороший кабинет, правильный, ничего общего с пустоватым и абсолютно нерабочим помещением, в котором происходило разбирательство с участием покойного уже майора Льюиса.
Впрочем, оценивать обстановку пришлось наспех. Потому что за столом командующего базой сидел отнюдь не Джеймс Рипли. Лана назвала бы этого человека незнакомцем, но это соответствовало бы истине только отчасти. Она уже видела его. В клинике.
Правда, теперь давешний "бродяга" облачился (разнообразия ради, надо полагать) в полную форму Легиона. Волосы, лохматые и засаленные три дня назад, были сейчас такими чистыми и гладкими, что золотой полковничий зигзаг на левом плече отражался в них почти как в зеркале. Нашивка с именем отсутствовала.
Несколько обалдевшая Лана отрапортовала о прибытии и, повинуясь нетерпеливому жесту, опустилась на самый краешек жёсткого стула для посетителей. В кабинете повисло молчание.
— Месячное жалованье за ваши мысли, капрал, — нарушил его полковник.
— Они того не стоят, сэр.
— А дневного стоят?
— Так точно, сэр.
— Ну и?
Капрал Дитц демонстративно подтянула левый рукав и вопросительно уставилась — сначала на дисплей браслета, потом на своего визави. Разумеется, это было не нахальство даже, а самая натуральная наглость, но полковник лишь усмехнулся с заметным одобрением и побарабанил по своему браслету. Тихий писк возвестил о прохождении транзакции. Ага, ну так и есть… поступление средств в размере дневного жалованья…
— Я думаю, сэр, что имею честь разговаривать с полковником Натаниэлем Горовицем. Или мне следует называть вас "мистер Браун"?
— А это уж на твое усмотрение, — развеселился тот, закидывая руки за голову и удовлетворенно щурясь. — Ты оказалась даже более сообразительной, чем я ожидал. Кстати, если не секрет, когда ты поняла, что Тима Стефанидеса уволок из "Сан-Квентина" именно полковник Горовиц?
— Не сразу, сэр, — поморщилась Лана. — Вы льстите мне, говоря о моей сообразительности. Собственно, я даже не сразу задумалась об этом. А потом сопоставила то, что говорил Тим о методах убеждения, использованных мистером Брауном, и его слова о полученной от па рекомендации. Оставалось только узнать, кто из бывших подчинённых отца занимает достаточно высокое положение, чтобы выдернуть перспективного курсанта из тренировочного лагеря. И чьим целям соответствует экзамен, состоящий в выборе между правильным и выгодным. Получился полковник Горовиц.
— Молодец.
— Благодарю вас, сэр.
— Не стоит. Ладно, не буду ходить вокруг да около. Ты мне нужна.
— Зачем?
Полковник изменил позу, слегка нависнув над разделяющим их столом. Локти уперлись в столешницу, пальцы сцепились в замок.
— Не совсем за тем, зачем мне понадобился Тим. Кстати, извинений за то, что я вас разделил, ты не дождёшься. Так было лучше для вас обоих. И для Легиона. Прими это как данность.
— Приняла.
— Умница. Теперь о деле. Мне нужны толковые агенты, и полученная тобой подготовка заточила тебя под меня и мою службу. Там, куда я намереваюсь тебя засунуть, от девчонки-идеалистки не было бы никакого проку. Принадлежащая мне кухня испытывает потребность в хороших горшках, а их обжигают не боги. Я ждал, пока ты, с одной стороны, закалишься в должной мере и степени, а с другой — поймешь, что Планетарно-десантный Дивизион не совсем то, чего ты ждёшь от жизни. Думаю, сейчас подходящий момент. Что скажешь?
Лана помедлила.
— Сэр, вы сказали — агенты. Но агенту полагается быть незаметным, так? А это, — она поводила ладонью перед лицом. Кончики ногтей прошлись по родовым знакам и, на секунду задержавшись, обозначили разноцветные глаза с вертикальными зрачками, — не косметика и не линзы.
Горовиц многозначительно покивал и вдруг усмехнулся:
— Я в курсе. Но, во-первых, на нынешнем уровне развития технологий это не такая большая проблема, как тебе кажется. А во-вторых… ты когда-нибудь слышала присказку: "Темнее всего под фонарём"?