Несознательный

— Хорошо, — скрипнул я зубами, — побуду я проводником, но район нашему летному составу незнаком, наверняка кто-то потеряется.

— А ты постарайся никого не потерять.

Три круга пришлось сделать на малой высоте, прежде чем удалось всех собрать, дальше взял курс на тот лесок, в котором замаскировались немецкие танки, если прикинуть время, то колонна как раз должна подъехать туда. И точно, когда мы подлетели к тому месту, колонна машин с бензином как раз подъезжала к этому леску. Штурмовку проводили с низкой высоты, так как подняться повыше не позволяла низкая облачность, да и здесь снова начался дождь, видимость опять упала. Накатывались на колонну тремя волнами, первый раз наш штурм оказался для немцев неожиданным, зато во второй раз мало нам не показалось, лупили по нам с земли, чем только можно. И четверо пострадали от этих зениток, один наш истребитель был сбит вдогон, а трое получили попадания. Хорошо хоть третий заход не понадобилось делать, по причине поражения всех целей.

И все же собрать всех не получилось, еще один истребитель видимо отлетел далеко и потерял нас из вида, попытка сориентировать его по рации закончилась неудачей, так и прилетели на аэродром без двоих товарищей. Кстати летчики потом вернулись без своих машин. Тот, которого подбили, сел на поле, не выпуская шасси, в трех километрах от места штурмовки, а другой, который заблудился, тоже пошел на вынужденную посадку на приглянувшееся ему поле, но не учел, что во время дождей оно раскисло, в итоге передняя стойка зарылась в землю и самолет перевернулся.

Вот такая штурмовка у нас получилась, пять истребителей из двенадцати выбыло из строя, хорошо хоть трое только на время ремонта. Но сделано это было не зря, продвижение немецких танков задержали еще на сутки, что дало время организовать под Вязьмой дополнительный оборонительный рубеж.

И все же, мер предпринятых для обороны Вязьмы оказалось мало, немцы, получив отпор, не стали входить в город, они просто перерезали дорогу западнее, то есть там, куда смогли дотянуться. А четвертая танковая группа немцев умудрилась безнадежно застрять возле Спас-Деменска, где 33-я армия успела организовать неплохую эшелонированную оборону. Так-то и эта оборона не помогла, прорвали ее немецкие танки, но дальше пройти не смогли, так как в отличие от той истории части 33-ей армии не стали отступать, а продолжали стойко оборонять на свои позиции, да и куда отступать по такой распутице. А вот Брянский котел у немцев вышел полностью, как и тогда, 3-я, 13-а и 50-ая армии оказались в окружении и вынуждены были пробиваться из кольца окружения.

Но об этом в массах не знали, в газетах только мелькали сообщения о ведущихся боях под Брянском. Кстати про Ржев тоже ничего не сообщалось, вот лично мне очень интересно, будет Ржевская операция? Нам же было предписано, оставаться на старом месте дислокации и ждать погоды. А чего ее ждать? После того как была перерезана железная дорога с авиационным бензином стало особенно туго, ну пару вылетов мы еще можем обеспечить, а больше никак не получится. Не нужны мы больше здесь, совсем не нужны. Да и немцы снижают свою активность в условиях распутицы, наверняка будут ждать, когда немного подморозит, и зря, уж слишком сильные морозы наступят, это мне точно известно, как и известно, что под Москву спешат сибирские дивизии и готовятся резервы, совсем скоро будет нанесен контрудар.

И все же немцы выдохлись намного раньше, это видимо из-за того, что во время наступления их авиация не смогла действовать, когда 4-го ноября подморозило, и наступил конец распутицы, они попытались захватить Ржев, но уперлись в оборонительные порядки 31-ой армии. Пытались прогрызть их, но без поддержки авиации ничего не получилось, командование правильно угадало направление следующего удара немцев, так же как и на Сухиничи и Орел, так что конфигурация фронта на середину ноября сорок первого очень походила на начало сорок второго года, после поражения немцев под Москвой. Единственное отличие состояло в том, что Смоленск продолжал держаться в условиях глубокого котла, отвлекая на себя большое количество войск и затрудняя снабжение немецких корпусов двинувшихся на Москву. Но продержаться он тоже долго не мог, заканчивались боеприпасы и топливо, в этих условиях оставление тех или иных позиций было неизбежно, ведь интенсивные бои шли по всему Смоленскому фронту. Вермахт надеялся расчленить обороняющуюся группировку.

20-го ноября наконец-то пришел приказ о перебазировании нашего полка под Малоярославец, видимо поняли, что толку от нас без топлива в Смоленске мало. Правда, при этом пришлось перелетать без технического персонала, так как вывезти имущество полка не было никакой возможности. Погоды пришлось ждать два дня, и перелетали мы за лидером, так как места, куда нас передислоцировали, были незнакомы. Но вот отношение к нам на новом аэродроме со стороны технического персонала было ни шатко ни валко, запчастей именно под наши самолеты у них не было, и вообще мы здесь считались временщиками. Хорошо хоть с топливом и боеприпасами проблем не было, так что боевые вылеты возобновились, когда позволяла погода, а позволяла она редко когда. Да и не всем полком удавалось взлетать, все дело в прогреве самолета, наступили морозы и в конце ноября ночные температуры без малого достигали минус двадцати. В этих условиях от технического персонала требовались немалые усилия, чтобы прогреть двигатель самолета, да и вообще поддерживать боеготовность части.

Но получилось так, что прибыли мы на новое место с корабля на бал, именно двадцать третьего ноября была предпринята попытка интенсивного налета немецкой авиации на Москву, причем прямо днем, поэтому нам пришлось подниматься в воздух. Атаку отбили, приземлив при этом двадцать два бомбардировщика всем полком, причем два было чисто моих, но действовали-то мы группой, так что записал на всех. Потом еще несколько раз участвовали в отражении ночных налетов на Москву, а здесь уже благодаря вычислителю легко отыскивал в темноте вражеские бомбардировщики и спускал их на землю. При этом пришлось использовать только пушки, крупнокалиберные пулеметы стояли сверху, и стрельба из них ослепляла меня в ночное время. Хотя и пушки в этом плане тоже были не подарок.

Так и происходило выполнение боевой задачи, пока меня и еще троих пилотов не вызвали в Москву на награждение. На сегодня у меня на счету официально было зафиксировано девятнадцать сбитых немецких самолетов, и в этом плане я обогнал Соколова, у которого было подтверждено шестнадцать. Но все дело в том, что в полку мало кто имел на счету меньше трех сбитых супостатов, зато в целом полк оказался очень результативным, если смотреть сбитых «в группе» то на каждого приходилось по десять самолетов противника.

Самое смешное, что в отсутствии технических служб нашего полка, труднее всего было достать новое обмундирование, старое никак для награждений не подходило. Но все же Ершов сумел сговориться, с соседями и там нам это обмундирование выдали. Выдали не просто так, на глазок, а с примеркой, но все равно пришлось подгонять «по фигуре», впрочем, нам к этому не привыкать, иголка и нитка всегда под рукой.

Что сказать про военную Москву? Пока ехали на поезде видели подготовку оборонительных рубежей на протяжении километров сорока, и строили их, вопреки художественным фильмам, вовсе не женщины, а саперные войска. Да и в самой столице, тоже еще не было противотанковых ежей, и эвакуация еще не объявлена, так же как и не было объявлено осадное положение. Видимо надежда, что немец не дойдет до города была крепкой. Документы проверяли часто, особенно командировочное предписание, его буквально обнюхивали, раз пять останавливал патруль, но, в конце концов, до цели добрались.

Про само награждение рассказывать нечего, час подготовки, полчаса длились речи, ну а потом поток награждений. Когда я получал награду из рук Калинина, то вопреки расхожему мнению, ответил по уставу:

— Служу Советскому Союзу.