Страница 5 из 11
Она огляделась, распахнула несколько сундуков, выбрала в одном из них большой кусок златотканой парчи и накрыла им пуфик с ручками.
– Синьор Кавальери!
Господин суперинтендант появился мгновенно.
– Да, госпожа коммандер!
– Я нашла возможную причину этих неприятностей. Только возможную! – подчеркнула она голосом. – Теперь нужно изучить ваши записи, найти и исследовать ключевые точки… в общем, предстоит много работы.
– Понимаю, госпожа коммандер, – смиренно отвечал Кавальери. – Вы… на вас ведь можно рассчитывать?
– Идёмте, синьор, вернёмся в ваш кабинет. Я кое с кем поговорю, а потом отвечу на этот вопрос. Кстати, заприте дверь склада, а я поставлю свой собственный магический замок. Нечего тут кому попало шастать…
В кабинете Лавиния села в кресло, достала коммуникатор и набрала номер. Какое-то время ничего не происходило, экран оставался тёмным. Она уже было решила, что происходит то же самое, что всегда случалось с нею в Венеции: её магия сбоила, не срабатывала или срабатывала криво, размываемая водой, составляющей суть города. Но нет, аппаратик вдруг дрогнул, деловито зажужжал, засветился экран, и на нём появилась суровая физиономия Джан-Марко Торнабуони.
– Госпожа Редфилд? – удивился он. – Где это ты?
– Совсем недалеко от тебя, – Лавиния усмехнулась. – В «Ла Фениче». Тут оч-чень интересная задачка, и у тебя есть шанс поучаствовать в её решении.
Торнабуони хмыкнул.
– Синьора профессор, город мой, а загадку нашла ты? Это непорядок! Кто там маячит, Кавальери?
– Да, синьор, – пискнул толстяк, откашлялся и сказал нормальным голосом. – Да, синьор. Мы в моём кабинете.
– Ага, отлично…
Экран погас, зато возле двери засиял сиреневый овал, потом начал расширяться, образуя портальное окно. Пока оно наливалось цветом и становилось стабильным, суперинтендант успел повернуться к гостье и, высоко подняв брови, спросить:
– Профессор?
– Я преподаю в Академии в Лютеции, и Джан-Марко у меня учился, – ответила она.
Торнабуони шагнул в комнату, и портальное окно погасло.
– Синьор Кавальери, – кивнул он. – Это вы привлекли госпожу коммандера?
– Мессере… – замялся суперинтендант.
– Оставь, Джан-Марко! – решительно сказала Лавиния. – Это совсем другая история, и её ты не узнаешь. Или узнаешь не скоро.
– Ладно, – кивнул Торнабуони, переложил какие-то куски ткани и уселся в кресло. – Рассказывайте то, что можно, а дальше будет видно.
«То, что можно» в изложении госпожи Редфилд уместилось в пять минут. Короткий и сухой перечень происшествий, из-за которых господин суперинтендант не спал ночами, закончен был будничным тоном:
– Я обследовала один из подвергшихся воздействию предметов…
– Кресло из партера, – подсказал суперинтендант.
Коммандер пронзила его недовольным взглядом и договорила:
– И на этом кресле я обнаружила проклятие. Вернее, конечно, след проклятия, воздействовавшего на предмет как на часть единого целого.
– Единое целое, ты считаешь, это театр?
– Именно так.
– Никогда не слышал о таком, чтобы проклятие действовало не на конкретное живое существо или точку в пространстве, а на здание…
– Полагаю, здесь оно отнесено не к зданию, а к «Ла Фениче» как идее. Можно было бы доказать это, перенеся оперный театр в другое место…
Тут синьор Кавальери, слушавший диалог специалистов с величайшим почтением, возопил:
– Нет-нет-нет, только не это! Синьора коммандер, синьор Торнабуони, помилуйте!
Маги переглянулись, и Джан-Марко сказал:
– Спокойно, господин суперинтендант! Я, глава венецианского отдела Службы магбезопасности, обещаю вам, что приложу все усилия для нейтрализации отрицательного магического воздействия и скорейшего выявления и наказания виновных. Кем бы они ни были.
Это обещание, изложенное максимально канцелярским языком, волшебным образом успокоило Кавальери. Он закивал и сказал:
– Так я принесу дневники?
– А они не здесь, в кабинете? – удивилась Лавиния. – Несите, конечно.
– Кабинет – проходной двор, – махнул рукой Кавальери. – А всей охраны один Бартоло. Сейчас, минуточку.
Он выбежал за дверь.
Серый кот, устроившийся теперь на подоконнике, шевельнул ухом, широко зевнул и накрыл нос хвостом.
– Туман поднимается, – озабоченно заметил Джан-Марко. – А погодные маги обещали ясные дни до конца недели.
– По-моему, изменения погоды здесь случается чаще, чем в Люнденвике, – госпожа Редфилд пожала плечами.
– Он мне не нравится. Хватило бы и обычного, естественного, но этот, по-моему, имеет магическую природу. Сама понимаешь, просто так туман не вызывают. Не вздумай открывать портал к себе в Лютецию.
– Я ночую здесь, в городе.
– Где?
– В Ка’Тезено, – неохотно ответила Лавиния.
Она не сомневалась, что Торнабуони сумеет сложить два и два и догадаться о том, кто её в Венецию вытащил.
– Во-от как? – взгляд Джан-Марко стал острым.
Возможно, он бы выпытал у неё все подробности, но тут в дверь вошёл господин суперинтендант, прижимающий к груди большую тетрадь в сафьяновом переплёте и её сестру-близнеца, вдвое тоньше.
– Вот, – сказал он. – Дневник.
– Это за какой период? – спросила госпожа Редфилд.
– Восемнадцатая тетрадь, начата пятого апреля 2180 года, и девятнадцатая, начиная с Перелома года.
– Почти шесть лет… И начало происшествий с заменой предмета на иллюзию здесь отмечено?
– Во всяком случае, здесь отмечен тот случай, когда я лично был привлечён к решению вопроса.
– То есть, история с креслом?
– Да, госпожа коммандер, – с достоинством поклонился Кавальери.
– Отлично, – вмешался в беседу Торнабуони. – Тогда мы можем идти…
И снова господин суперинтендант с реверансами и сожалениями объяснил, почему невозможно вынести записки из здания «Ла Фениче». Выслушав его витиеватые извинения, Джан-Марко потёр подбородок.
– Ладно, – решился он. – Выделите нам какую-нибудь тихую комнату, часок я могу урвать от дел.
Взвесив на руке тетрадь, Лавиния тихонько хмыкнула, но возражать не стала. Кавальери выдвинул ящик стола, достал оттуда ключ, снабжённый загадочной биркой «худ. маст.» и распахнул дверь.
Вновь они шли по узким коридорам, поднимались и спускались по лестницам, пока, наконец, госпожа Редфилд не уверилась окончательно в том, что без посторонней помощи она не выберется на улицу никогда. Ну, разве что проломит стену или откроет портал неизвестно куда, искажённый водой каналов. Наконец синьор Кавальери подошёл к двери, примечательной тем, что она была, во-первых, вдвое шире обычной, а во-вторых, на ней широкими мазками был нарисован знаменитый крылатый лев с раскрытой книгой. Лев был зелёный, крылья – нежно розовые, а книга алая. Покрутив ключом в скважине, суперинтендант распахнул правую створку и сказал:
– Вот, господа, здесь никто вам не помешает. Вон те два кресла очень удобные, не смотрите, что такие страшненькие.
Кивком поблагодарив, Лавиния вошла и осмотрелась. Загадочная надпись на ключе стала понятной: вокруг стояли несколько мольбертов, множество картонов, как чистых или загрунтованных, так и с начатыми картинами. Пахло скипидаром и чем-то ещё, неуловимым, но не противным.
– Наш художник уехал на две недели, – развёл руками Кавальери. – Сказал, за вдохновением, будто ему в Венеции вдохновения мало. Когда захотите уйти, дверь заприте, вот ключ, а дневники положите вот сюда.
И он поставил на стол невесть откуда взявшуюся шкатулку.
– И не запирать? – поинтересовался Торнабуони.
– Просто захлопните крышку, – толстяк уже пошёл к выходу, потом остановился, хлопнул себя по лбу и добавил. – Да, забыл сказать: на обратном пути Бартоло вас проводит.
И в самом деле: серый кот потёрся о ноги госпожи Редфилд. Понюхал пальцы протянутой к нему руки Джан-Марко, мурлыкнул и вспрыгнул на стул, где и улёгся, свернувшись калачиком.
Почерк у господина суперинтенданта оказался чёткий и разборчивый, но легче от этого не было. Синьор Кавальери вовсю пользовался сокращениями и аббревиатурами, а вместо имён всюду указывал инициалы. И всё же госпожа коммандер продиралась сквозь этот тёмный лес, время от времени что-то выписывая на листок бумаги. В какой-то момент она остановилась, перевернула страницу назад, вчиталась и подняла глаза на Торнабуони.