Ты умрешь следующей

Никто не видит, как Джованна начинает ползком перемещаться, никто не видит, как кто-то наклоняется над ней, и вдруг упавший человек замирает и больше не двигается.

Через некоторое время на светлой поверхности, усыпанной гравием, рядом с бассейном, ничего нет, даже огромной лужи, которая вначале казалась темным пятном. Кто-то позаботился о том, чтобы от него и следа не осталось, предусмотрительно надев на руки перчатки.

Окровавленный гравий собран и отнесен в контейнер для мусора, завален упаковочной бумагой и кожурой от фруктов.

Оставшаяся кровь под гравием очень скоро впитается в землю, образовавшуюся оголенную поверхность чья-то нога очень быстрым движением заполняет гравием с соседних участков. И вот больше нет никаких следов того, что произошло. Нет больше и Джованны.

Тошнотворный привкус во рту, обложенный язык. Глаза с трудом переносят дневной свет, лучше их не открывать.

Все остальное вроде как в порядке, разве что боль в голове такая, будто бы кто-то вбивает гвозди в черепную коробку.

Обхватив голову руками, Мария-Луиза свешивает ноги с кровати и сидит на краешке, ожидая, когда все вокруг перестанет кружиться.

Тутти забыла закрыть одну из занавесок на окне, и дневной свет разбудил ее слишком рано. Мария-Луиза вспомнила вечер накануне и застонала.

Бесполезно сидеть и терзаться воспоминаниями о вчерашнем, нужно встретиться с остальными и покончить с этими размышлениями. К тому же хуже ведь уже не будет?

А ведь, едва вернувшись домой, они это всем расскажут. Распустят слухи среди всех подруг. Ты знаешь, что Мария-Луиза, Мария-Луиза Скарелла, ты это знаешь? Неужели она так вела себя? Она пьет. Да, она пьет, напилась во время встречи с подругами и совсем слетела с катушек. Да что ты?! Что это ты мне такое говоришь! Хотя, я припоминаю, как однажды…

А Дэда? Она бы понимающе улыбнулась, положив свою изящную руку ей на плечо:

«Самое время, моя дорогая, заняться решением этой маленькой проблемы, пока она не станет неразрешимой…»

Мария-Луиза залезла под душ и стояла под горячей водой, пока кожа не просто покраснела, а стала бесчувственной. Потом повернула кран с холодной водой, и, стиснув зубы, простояла под почти ледяными струями, считая до ста.

После этого она почувствовала себя лучше, тщательно просушила голову полотенцем, оделась: фирменные джинсы с розой на кармане и цветная шелковая рубашка, сапожки с не очень длинным вытянутым носочком.

Макияж спокойный, но тщательный: подводка вокруг глаз, чтобы сделать их выразительнее, светлые тени на веках, розовая губная помада и слегка припудренное лицо. Пара капель духов, в ушах — хорошенькие сережки с жемчугом. Все — к бою готова.

В коридоре никого не было, Мария-Луиза постучала в дверь комнаты Дэды, просто так, и так же беспечно заглянула внутрь комнаты.

Внутри никого не было, она и не надеялась кого-либо увидеть здесь.

Также тихо было, когда она спускалась по поскрипывающим ступенькам. Только подходя к кухне, она услышала голоса подруг. Мария-Луиза вошла, расправив плечи. Все посмотрели на нее: Аманда, Лючия и Тутти, лица у них были тревожные, бледные, без макияжа. Наконец Лючия произнесла:

— A-а, это ты? — на ее лице промелькнуло разочарование, и она уткнулась носом в огромную чашку с кофе с молоком.

— Извините за то, что я еще существую. И что? — воинственно сказала Мария-Луиза.

— Да, нет, дело не в тебе, мы думали, что, может, Джованна вернулась, — сказала Аманда.

— Я заходила проведать тебя сегодня ранним утром, ты спокойно спала, поэтому о тебе мы не беспокоились. Кофе? — заботливо спросила Тутти, протягивая ей чашечку с кофе.

— А ты лихо справилась с похмельем, — произнесла Лючия, глядя в чашку, но сказала это таким дружелюбным тоном, что Мария-Луиза не смогла обидеться.

— Откуда она должна вернуться? Куда ушла Джованна?

— Если бы мы это знали, то не сидели бы сейчас здесь и не переживали бы за нее, — рассудительно ответила Аманда. — Сегодня рано утром я зашла к ней, чтобы попросить таблетку, и увидела разобранную постель, открытое окно, в комнате холодно, все вещи на месте, а ее и след простыл, как и в случае с Дэдой.

— Но Дэда не исчезла. Она просто уехала, — заметила Мария-Луиза, а в ее голове завертелась единственная мысль: они обо мне не думают, они обо мне не думают, они обо мне не думают.

— А ты, что ты об этом знаешь? — неприветливо спросила Лючия. — Они исчезли без всякого объяснения, а если вдаваться в подробности, то получается, и Пьера тоже исчезла. Вы задавались вопросом, куда подевалась Пьера?

— Но она же оставила записку! О смерти тети Эдвины, не помните? Мне об этом Дэда сказала!

— Ах да, верно. Ладно, Пьера не в счет, но то, что касается Дэды и Джованны, — это все-таки непонятно. Куда они подевались? — Лючия посмотрела вокруг, рассуждая и вопрошая одновременно. «Кто знает, может, она представила, что в этот момент участвует в конкурсном испытании, чтобы получить должность судьи», — подумала Мария-Луиза восхищенно. Как замечательно: все знать и быть готовой объяснить это другим.

— Всему этому, девочки, есть разумное объяснение, — сказала Тутти, но ее слов никто не услышал, потому что откуда-то с первого этажа послышался шум.

Ты не насытилась ими даже сейчас. Для тебя они все еще живы, так же как и эти, остальные.

Твои подруги наконец-то собрались все вместе.

— Жаль, но это действительно было замечательно, — сказала, вздохнув Аманда.

— Уходят всегда самые лучшие! — как эхо, вторила ей Лючия, а потом хитро посмотрела вокруг: — Извините, но так говорят, когда священником становится приличный человек!

Несмотря ни на что, все покатились от хохота, глядя на упавшую и разбитую вдребезги великолепную люстру большой гостиной, ту, что была триумфом работы мастеров из Мурано — с разноцветными роскошными фруктами.

— Я думаю, она была очень старинная. И, без сомнения, стоила кучу денег, — с сожалением заметила Тутти.

— Начало девятнадцатого века, не раньше, да, сей шедевр стоил, наверное, дорого. — Аманда присела и взяла в руки два осколка — красного и фиолетового цвета.

— Извините, девочки, но я не думаю, что это наша проблема, — как всегда, благоразумно заметила Лючия. — Крепление, на котором она висела, протерлось от времени, и люстра выбрала именно время нашего пребывания на уик-энде, чтобы упасть и разбиться, к тому же мы очень рисковали. Представьте только, что случилось бы, если бы кто-то из нас проходил под ней всего пять минут назад.

Все закивали с едва заметным радостным чувством облегчения. А Тутти побежала за метлой и совком. Они собрали разбросанные по полу осколки разноцветных хрустальных стекол, вытаскивая их из-под кресел, а потом разбрелись по гостиной, не переставая возбужденно разговаривать.

Последней из гостиной вышла Мария-Луиза. Выходя, она бросила взгляд на крепление, на котором была подвешена люстра, и, что странно, оно ей совсем не показалось изношенным.

Скорее ровно подрезанным опытной рукой, так, чтобы осталась только одна хлипкая веревочка, чтобы люстра могла оборваться в любой момент.

Ступеньки, ступеньки, как их много повсюду, иной раз даже там, где они вовсе не нужны; ступеньки в переходе из гостиной в гостиную, между спальней и ванной, между кухней и помещением перед кухней, ступеньки разных размеров, у некоторых от времени скошены углы, ступеньки встречаются так неожиданно, что нужно постоянно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться. Ковры тоже повсюду, это восточные ковры, потертые от времени, когда-то они были яркими, но теперь немного поблекли от времени.

А еще столики, повсюду маленькие столики, на трех ножках, иногда на пяти, заставленные безделушками и различными коллекциями. Вот на резном удивительно красивом столике лежит восемь ножей для винограда фирмы Sheffield.