Страница 29 из 38
— Если хочешь, я возьму у тебя кровь, — предлагает доктор Боховиц.
— Конечно. — Я следую за ним в комнату для осмотра, мое тело расслабляется, когда угроза неминуемой смерти миновала. Напряжение быстро возвращается, когда вижу выражение беспокойства на лице Боховица. Выражение его лица, обычно безмятежное и ничем не тронутое, задумчиво хмурится. Он скрещивает руки на груди, как только я сажусь.
— Что? В чем дело?
— Ты хорошо рассмотрела тело девушки?
— Что ты имеешь в виду? Я видела волдыри на ее грудной клетке и подняла тревогу.
— У Наннет на боку была надпись. Я обнаружил ее, когда проводил вскрытие.
Меня пронзает тошнотворное чувство страха. То, что он обнаружил, не может быть хорошей новостью, если он так суров. Доктор Боховиц достает из кармана телефон и нажимая кнопки, пока не находит то, что хотел мне показать. Он протягивает мне устройство, чтобы я могла видеть экран, и внезапно мне кажется, что мой желудок пытается вырваться из моего тела через рот.
«Собственность доктора Слоан Ромера».
Буквы нанесены косыми, беспорядочными каракулями на бледной коже, чем-то похожим на маркер. Как, бл*дь, я это пропустила? И зачем? Зачем кому-то это делать? Мое имя? На моем пациенте? В моей больнице? Боже ты мой.
— Надпись относительно свежая, — говорит мне Боховиц. — Обычно пот или естественное отслоение кожи способствует тому, что такие вещи исчезают довольно быстро, но чернила на Наннетт еще заметны, это означает, что они нанесены совсем недавно.
— Было ли… — Я сглатываю, чувствуя, как желчь поднимается к горлу. — Было ли что-нибудь еще?
Рот Боховица кривится, он почесывает белокурые бакенбарды.
— Если не считать очень личную бирку, на которой жертва отмечена как твоя собственность? Нет. Нет, пока я не нашел другой зацепки относительно того, почему Наннетт стала целью этого нападения. Или что-нибудь, что подтвердит нападение. Я просто увидел метку и подумал, что лучше сначала рассказать тебе, прежде чем показывать кому-то еще.
Я закрываю глаза, пытаясь осознать это. Женщина. Незнакомая женщина, умирающая на улице. У меня кружится голова, когда думаю о жизни этой женщины. Ее жених во Флориде, до сих пор не знает, что она мертва. Дети, которые у них могли быть. Карьера, ради которой Наннетт так много трудилась. Есть ли у нее родители, которые будут убиты горем из-за ее смерти. Каждая новая мысль поражает меня, как череда бомб, взрывающихся в моей голове. Я с тошнотворной уверенностью могу сказать: ее смерть связана с моими отношениями с Зетом. Должно быть. До того, как я начала проводить с ним время, мне не доставляли тел с личной меткой. Втягиваю в легкие как можно больше воздуха.
— Ты уже передал эту информацию копам? — спрашиваю я.
— Наши системы связаны друг с другом. Мне необходимо спуститься вниз и предоставить свои выводы. Многие люди ждут эту информацию, Слоан. Я сомневаюсь, что пройдет много времени, прежде чем они начнут тебя искать.
Я киваю, по-прежнему, с закрытыми глазами.
— Они захотят допросить тебя, ты понимаешь?
— Знаю.
Я делаю еще один глубокий вдох. Открываю глаза. Лицо Боховица смягчилось от беспокойства. Он протягивает руку и кладет ее мне на плечо.
— Поразительно, что можно узнать о происходящем с моего скромного подвального наблюдательного пункта, — тихо говорит он. — Я могу быть вне поля зрения, Слоан, но я многое вижу. И много слышу. Ты отсутствовала, и у тебя были проблемы. Понятия не имею, какие осложнения могут повлиять на твою жизнь, дорогая девочка, но на горизонте есть и другие проблемы. Я надеюсь…
Он вздыхает с легким сожалением. Как будто все обречено.
— Надеюсь, ты готова. И я надеюсь, что ты в безопасности.
Бедный Боховиц. Я хочу сказать ему, что все в порядке, но, честно говоря, последнее, что сейчас чувствую, это безопасность.
Глава 13
Зет
— Я больше не хочу видеть доктора Ньюан.
Лейси сидит на диване, теребя в пальцах «колыбель для кошки» (прим. пер.: Колыбель для кошки — захватывающая игра, в которую могут играть два и более человек. Для этой игры используется веревочка, которую надевают на пальцы играющих, которые стараются сложить разные узоры из нее). Она настояла, чтобы телевизор был включен все утро, хотя не смотрела его; расхаживаю по складу, не в силах избавиться от ощущения, будто я загнанное животное, запертое в гр*баной клетке. Даже если эта клетка — мой собственный уютный дом. Я хочу вырваться.
— Думал, тебе нравится Ньюан?
Я почесываю щетину на подбородке, потягиваясь. У меня болит не только чертов живот, куда меня пырнули ножом, но и все тело. Мне необходимо отлежаться в постели, но знаю себя и знаю, что мне нужно: бросить вызов, чтобы прийти в себя. Слишком долго был неподвижен. Я привык тренироваться каждый день. Доводить свое тело до предела. Быть обессиленным лихорадкой и лежать на спине в течение четырех дней за*бало меня.
Лейси протягивает мне «колыбель для кошки», нить которой обвивается вокруг ее пальцев, и выжидающе смотрит на меня. Я хмурю брови, глядя на эту штуку сверху вниз.
— Серьезно?
— Серьезно, — отвечает она.
Ее упрямое выражение лица дает мне понять, что могу либо согласиться на ее требование, либо справиться с последствиями. Я, бл*дь, не хочу иметь дело с Лейси, которую сегодня утром практически довели до крайности. Фыркаю, сжимаю натянутые линии пальцами и складываю их вокруг и под, подталкивая вверх так, что нить переходит к моим рукам в новом узоре.
Удивление озаряет ее лицо.
— Откуда ты знаешь, как это делается? — смеясь, спрашивает она.
Я подумываю сказать ей, чтобы она не лезла не в свое дело, но потом понимаю, что это бесполезно.
— Моя мама любила играть в это со мной, — говорю я.
Ее улыбка исчезает.
— Ты помнишь ее?
— Помню, — подтверждаю я. — Частично. Обрывки воспоминаний. Как это. — Я протягиваю ей «колыбель для кошки», чтобы она могла создать свой узор. — Но эти воспоминания не являются целым человеком.
Теперь очередь Лейси. Она смотрит на игру, в которую мы играем, закручивая и оборачивая вокруг своих пальцев создавая узор, и выглядит... невероятно грустной.
— Она была красива? — спрашивает она. — Твоя мама. Она была красива?
Я прочищаю горло, борясь с желанием замолчать или избежать вопроса.
— Да. Да, так и было.
— У тебя... — Она колеблется, как будто не уверена, стоит ли ей задавать этот вопрос. — У тебя есть ее фотографии? Я бы хотела увидеть ее.
Ее интерес понятен, учитывая, что я никогда не упоминал о своей матери и вдруг заговорил о ней. Лейси, вероятно, заинтригована замечанием Ньюан о ней... «И, конечно, история с твоей матерью». История, о которой не намерен говорить открыто. Я бы показал Лейс фотографию, у меня есть одна фотография женщины, которая иногда снится мне. Я прятал ее много лет, и, хотя не смотрю на нее, мысль о том, что она у меня есть, на этом складе, чертовски мучительна. Не могу смотреть на ее лицо, не испытывая безумной ярости, которая поглощает меня в течение многих лет, поэтому я, на хр*н, забочусь о себе, а не о любопытстве Лейси.
— Нет. Я бы хотел, но нет.
Лейси кивает. Она сжимает руки в кулаки, ослабляя нити и давая понять, что игра окончена.
Я снова расхаживаю по комнате.
Мне нужно вернуться в гр*баную игру. Мне столько всего нужно сделать, и травма не входила в мои планы. Мне нужно выяснить, где сейчас Чарли. Я был в бешенстве, с тех пор как узнал, что он подставил меня и отправил в Чино, я мечтал о расплате. И чтобы Слоан была в безопасности, подумывал, что самая лучшая расплата — смерть этого ублюдка. Тогда у него не было бы шансов, снова подвергнуть ее опасности, но, в то время как это решение привлекает мою более прагматичную сторону, злая сторона меня хочет, чтобы Чарли страдал.
В Чино было сложно. Чарли убил одного из моих самых близких друзей — из-за этого я оказался в тюрьме. Ложь, обман, слежка, колоссальное ощущение полного предательства. Ни одно из этих преступлений не будет раскрыто быстрой и кровавой кончиной Чарли. Нет, он заслуживает чего-то более... подходящего.