Страница 67 из 68
Я серьёзно посмотрел ему в глаза: - ну, допрыгался? Дохорохорился? Как ты только дошёл, а? Аллочка велела тебе передать: в тайгу ты больше не вернёшься, понял?
- Да понял я, понял. - Прохор тяжело вздохнул, - а делать-то что я буду у вас, а? Не привык я без дела сидеть, да в стенку глядеть!
- А ты в телевизор гляди, а не на пустую стенку, - усмехнулся я. - Найдёшь себе занятие, не беспокойся. Но в лес ты больше не пойдёшь, это я тебе твёрдо обещаю.
Долго засиживаться у постели больного мне не позволили, и я вернулся домой. По пути заскочил к Айку, рассказал ему о разговоре с Прохором. Он задумался:
- действительно, не тот он человек, чтобы без дела сидеть. Надо подумать, чем мы его займём, а то опять в тайгу сбежит.
Прохор боролся и победил. Мы забрали его из больницы и привезли к себе домой. Мне было тяжело видеть, как этот мощный, самоуверенный старик неловко топчется у порога, не решаясь ступить на ковёр в гостиной. Осторожно, с опаской садится в глубокое мягкое кресло и с любопытством рассматривает Тёмку, который, слегка хвастаясь, обернулся неуклюжим крупным волчонком с густой белой шёрсткой и толстыми заплетающимися лапами. Украдкой наблюдая за ними, я увидел, как Прохор, сидя в кресле, слегка наклонился и погладил нашего младшенького по спинке. Шалун, улыбаясь во всю пасть, подпрыгнул и лизнул старика прямо в губы. Размякший Прохор засмеялся. Вытирая липкую слюнку, он, не церемонясь, подхватил щенка под толстенькое брюшко и поднял к себе на колени. Что и требовалось малолетнему хулигану! Топоча лапами по коленям, он принялся вертеться, обнюхивать Прохора и совать нос в карманы старого ветхого пиджака, в который тот был одет.
***
Таёжному отшельнику пришлось смириться со своей участью. Он остался жить у нас. Аллочка выделила ему большую светлую комнату, уговорив Пола переехать к Тёмке. Наш старший, умница, всё понял и не возражал, а мы пообещали, что обязательно что-нибудь придумаем. Думать пришлось так и так, потому что мы знали: старому человеку, перенёсшему инсульт, привыкшему к тишине глухой тайги приходится несладко среди громких разговоров, смеха, беготни и возни ребятишек. Моя громкоголосая Радость старалась сдерживаться, но порой забывалась, и тогда её призыв: “Олежек, иди сюда!” слышали все соседи в ближайших домах.
К нашему тайному удивлению, дети полюбили его и он отвечал им взаимностью, хотя всё время ворчал на них.
По вечерам они чинно рассаживались на полу его комнаты и, раскрыв рты, с горящими глазёнками слушали рассказы Прохора про повадки лис, кабанов, медведей и росомах. Даже Пол частенько заглядывал к старику после ужина. Но настоящим любимцем был, конечно, Тёмка. У меня даже появилось какое-то ревнивое чувство, когда я увидел, как наш щенок вскарабкался на колени к Прохору, а тот обнял его и ласково прижал к себе.
Но однажды позвонил Айк и велел явиться нам с Аллочкой на Совет Стаи. Удивлённые, мы отправились, как только наступило время. Оказалось, что на Совете принято решение: перевезти избушку Прохора в Междуреченск. Я покачал головой, представляя объём предстоящей работы:
- может, лучше построить ему новый дом? Небольшой, такой же, как был у него?
- Ничего ты не понимаешь, - буркнул Кытах Арбай, - та-то изба ему родная, обжитая. А новая будет чужой, неуютной. - Он хлопнул ладонью по столу: - ну? Ты не возражаешь, если мы поставим её у тебя в саду?
Ошарашенный, я кивнул, а Аллочка засмеялась: - точно! У нас участок большой, мы в дальний конец редко и ходим! Там скоро настоящий лес вырастет! Поставим там его избушку! И деду спокойно, и нам недалеко сбегать, посмотреть, что и как.
Помимо дома, мне пришлось заниматься пенсией Прохора, которую он не получал много лет. Когда вопрос, наконец, решился, он признался мне, что очень переживал из-за того, что пришлось стать нахлебником.
Избушку перевезли и собрали в дальнем конце нашего сада, заросшего черёмухой, берёзами и молодым сосновым подростом.
Множество людей хотели поучаствовать в устройстве Прохора Селивёрстова на новом месте. Он оказался очень уважаемым человеком в нашем городке. Приезжал народ и из Малой Ветлуги, предлагал свою помощь.
Когда избу, наконец, собрали, навесили дверь и очистили небольшую полянку от мусора и сломанных веток, Прохор прослезился. Отворачиваясь и неловко сморкаясь, он сказал:
- ну, уважили старика, теперь и умирать в своей-то избе не страшно!
Моя Радость, не церемонясь, обняла его, поцеловала в морщинистую щёку: - не надо умирать, дедушка! Ты нам с Олегом второй отец!
Он заморгал. Махнув рукой вошёл в избушку и захлопнул дверь. Мы все: я с Аллочкой, парни, которые участвовали в строительстве, двое ветлужских мужиков и подъехавший Айк остались стоять на поляне.
- Ну что же, - усмехнулся вожак, - на новоселье нас не пригласили, так что идём в гости к вам, Одинцовы. - Что все и сделали.
***
Идея с перевозкой избы из тайги оказалась замечательной. Старый отшельник воспрял духом, повеселел, а потом попросил меня купить ему телевизор. Он подолгу копался в саду и постепенно привёл его в порядок. Ребятишки старались улучить каждую свободную минутку, чтобы сбежать к нему.
Однажды, подходя к избушке, я услышал голоса и смех. В открытое окно я увидел сидящего на скамье Прохора, а напротив него - бабушку Софьи, Прасковью Агафоновну. На столе между ними стоял самовар и пахло мятой и мёдом. Я тихо повернулся и скользнул в ближайшие кусты. Зачем людям мешать? Им и без меня хорошо.
***
Как-то вечером мы с Аллочкой решили наведаться в ресторан. Такое с нами случалось нечасто, потому что жили мы, всё же, небогато. Но моя красавица-жена, после долгих раздумий, решилась купить себе обновку и долго вертелась перед зеркалом, так и эдак поворачивая головку и оглаживая шелковистую ткань платья. Вот тут-то я и объявил, что нам просто необходимо выйти в люди. Она с радостью согласилась и даже не хмурила гладкий лоб, подсчитывая грядущие расходы. Поцеловав, Аллочка вытолкала меня из спальни и принялась наводить красоту. Я не уставал ей удивляться, о чём не раз говорил. Такой красавицы, как моя Радость, ещё поискать, но она всё равно что-то рисовала на своём лице: какие-то тени, помада, тушь. В общем, с этим я давно смирился и терпеливо ждал, сидя на кухне.
Наконец мои ожидания закончились, и придирчиво оглядев меня с головы до ног, жена вышла на улицу, где и подхватила под руку. В ресторан мы отправились пешком, потому что был тёплый летний субботний вечер, народ лениво прогуливался по тротуарам, останавливаясь перед киосками с мороженым, улыбаясь знакомым, окликая ребятишек и поглядывая на темнеющее небо во всполохах далёкой грозы.
Внезапно нас окликнули: с другой стороны улицы нам улыбался Алёшка. Рядом с ним, держа его под руку, закусив губу и неуверенно глядя на нас, стояла Нора. Она пополнела, округлилась. Трое их щенков, две девочки и мальчик, крутились тут же, беспокойные и озорные, как и все волчата. Я знал, что только мальчик пошёл в отца и был обычным сибирским волком. Обе девочки родились полярными волчицами.
Я потянул Аллочку через дорогу, и она спокойно пошла навстречу бывшей ненавистной сопернице.
Улыбающийся Алёшка что-то спрашивал, я ему отвечал, но краем глаза наблюдал за женщинами. Они молчали, глядя друг на друга, а потом моя Радость протянула Норе руку, и они улыбнулись друг другу. Я с гордостью подумал, что моя жена - большая умница. Впрочем, я знал это и раньше.