Страница 8 из 11
– Кончилась твоя батрачина, – сказал Сереге Антон, когда они закончили, – Собирайся. Скоро на берег.
Вышли на палубу. Земля была недалеко, километрах в пяти.
– Ну вот она, твоя родина, Серега, – Антон хлопнул Серегу по плечу, – Вон там, слева – Адлер. Полчаса на попутке.
– Спасибо тебе. Я…
– Погоди, – Антон как будто что-то услышал, повернул голову, на секунду замер, разглядывая спокойное взморье и вдруг громко закричал, – Полундра!
На крик из рубки выскочил капитан.
– Бугель справа! – Антон вскинул руку, – Запеленговали, суки.
– Да, это пограничники, – капитан прищурился, всматриваясь в приближающуюся серую точку, – Катер… Все по местам! А ты, – кивнул он Сереге, – за мной в рубку.
– Бурхан! Право на борт! – капитан заговорил по-английски, – Видишь катер? Поворачивай на него. Как в прошлом году.
– Сделаю, капитан, – Бурхан крутанул штурвал, и сейнер с креном стал поворачивать вправо, навстречу катеру.
– Значит, так, – Кан посмотрел на Серегу, – Иди на корму. Как только повернем, прыгай в кильватер и сразу ныряй. Держись под водой сколько можешь. Как отойдем, плыви к берегу. Вещи не бери, утонешь.
– А как же вы?
– Нормально. До грузинской границы миля. Не стой! Давай, шуруй!
Серега выскочил на палубу, добежал до кормы, скинул кроссовки, стянул с себя джинсы и с разбегу прыгнул в бурлящий пенистый след сейнера.
В прыжке Серега сильным вдохом набрал в легкие воздуха и, войдя в воду, поплыл.
Первая мысль, которая прорвалась сквозь бешеное волнение, была о белом конверте, зашитом в днище его старого кожаного рюкзака. Две пачки по пять тысяч долларов уплывали от него в каюте сейнера без названия и опознавательных знаков.
Воздух кончился. Нужно было всплывать. Серега рванул наверх и тут же почувствовал резкую боль в руке.
– Э, ты чего это, Петрович? – услышал Орлашин сзади.
– Ослеп, – прошептал Павел Петрович, – Ослеп вчистую, твою мать. Ничего не вижу…
Орлашин стал оседать, но его подхватили, поставили на ноги.
– Петрович… Слышь? На, хлебни, – Орлашин почувствовал губами горлышко, схватил бутылку, отпил и закашлялся.
Водка обожгла горло.
– Это от перепада давления.
– От какого нахер перепада давления? Ты что ему дал, Захаров?
– Воду.
– Какую нахер воду? Ты думаешь я запах не чувствую?! Ты его убить что ли хочешь?! Он же не пьет! Орлашин, ты как?
– Нормально, – Орлашин поднял голову, увидел гофрированный потолок авиационного ангара.
– Не хватает мощности из-за этой дурацкой бронеплиты, – неожиданно для самого себя сказал он, – Или убирайте нахрен, или делайте что-то с движком. Скороподъемность никакая. Тяжелый он. Пятнадцать миллиметров стали, Саша! Плюс девятимиллиметровая бронеспинка. Танковая броня! Зачем? Объясни. Двести кило лишнего веса.
– Это распоряжение Паннвица. Реальный бой, Паша.
– Я все равно не понимаю. Почему тогда не кевлар, он легче. Ты знаешь взлетную массу Як-9? Три тонны. Три! Короче, или будет все, как раньше, или я завтра не полечу.
– Не полетишь – не заплатят. Тебе что важнее, деньги получить или сбить этого Карлоса Маркса?
– А тебе, Шмелев, совсем, я вижу, похер? Мы же, мать твою, русские!
– Русские-то мы русские, а дома жрать нечего! Что я скажу Паннвицу?
– Ты меня услышал.
– Ладно, черт с тобой. Под твою ответственность. Егорыч, снимай.
– Так как же я ее сниму? Она же весит как жопа моей тещи.
– Как ставил, так и снимай. Попроси ребят с лебедкой. Этого, как его… приятеля твоего…
– Лукаса.
– Во! Денег дай. Что, мне тебя учить что ли, старшина?
– Не было печали, купила баба порося, – Захаров махнул рукой и пошел к самолету.
В центре ангара стоял Як-9. Новенький, окрашенный в двухцветный – темно-зеленый и зеленый с оливковым оттенком – камуфляж, со светло-голубым подбрюшьем, белой семеркой и звездами на фюзеляже.
– Русос?
В воротах ангара остановился молодой черноволосый парень:
– Ола. Сой асистенте дель сеньор Паннвиц. Эстой бускандо а Александр Шмелев. Сой Раймон.
– Чего хочет? – повернулся Орлашин к Шмелеву.
– Говорит, что он помощник Паннвица, и что его зовут Раймон… Мы русос! Сой Шмелев.
Раймон подошел. Шмелев пожал ему руку:
– Ола. Абла русо?
– Поко-поко, – покачал ладонью Раймон, – Учился в универсидад. Литература руса. Толстой, Достоевский.
Шмелев понимающе улыбнулся, но тему развивать не стал:
– Ке кьерер синьор Паннвиц?
– Мне нужно вопрос, – Раймон посмотрел на Орлашина, – Записать мой блокнот. Кто ви… – тут он запнулся, – Тус филас милитарес.
– Наши воинские звания, – подсказал Шмелев.
– Си. И лос номбрес.
– Имена… Пишите. Старшина Захаров, майор Орлашин, капитан Шмелев.
– Са-ха-ров, – по слогам повторил Раймон, вписывая старшину.
– Не Сахаров, а Захаров. Дайте я сам.
Раймон протянул блокнот Шмелеву.
– Ну, вот… Шме-ли-ов… Вот как пишутся номбрес русос.
– Спасибо, досвиданья, – Раймон взял блокнот и махнул им в сторону Як-а, – Эрмосо авион.
– Что там с носом? – спросил Орлашин, глядя в спину удаляющемуся помощнику Паннвица.
– С каким носом? А-а, – улыбнулся Шмелев, – Эрмосо. Красивый. Говорит, красивый самолет… Интересно, где они взяли чертежи.
– Так это ж немцы. Они во время войны не такое тырили.
– Эти уже не немцы. Это их папаши были немцами, а они архентинос. Между прочим, папашку нашего Паннвица сбил такой вот Як.
– Да, я помню. Скажи лучше, что будешь делать со своей машиной?
– Так я же начинал в ДОСААФ, Паша. Там те же яшки, только сбоку… Мне плюс-минус не проблема. Всяко легче, чем наши с тобой МиГ-и.
– Ну, смотри.
– Мы вроде как гладиаторы, Паша. За такие деньжищи чего же не рискнуть? А, майор? Накрутим хвоста этим паннвицовским асес.
– Посмотрим.
– Ехай, давай, в гостиницу. Отоспись. А завтра вечером пойдем в Дом Культуры. Ты знаешь, что у них есть свой Дом Культуры? Ей Богу. Каса де ля культура. И пивка попьем в “Фонтане”. Фабрика де сервеза артесаналь. Как звучит! А переводится – пивоваренный завод.
– Да уж, пивка тут будет, хоть залейся.
– Ну так Октоберфест. Давай я тебе вызову машину.
– Не надо. Я пройдусь. Проследи, пожалуйста. С плитой.
– Сделаем в лучшем виде. Я буду через час. На ужин тебя будить?
– Как хочешь, – Орлашин пошел к выходу.
– А ты знал, что здесь после войны жил Курт Танк? – крикнул вдогон Орлашину Шмелев.
– Это который делал “Фоке-Вульфы”?
– Он самый.
– Вот и посмотрим, как они летают.
На улице справа от ангара стоял шмелевский Як. Точно такой же, только с номером восемь на камуфляжном боку. Орлашин глянул на него, повернул налево и пошел по прогретому весенним октябрьским солнцем летному полю. Уходить не хотелось. Соседний ангар был закрыт, зато из третьего – с надписью “Aero Club Villa General Belgrano” – выглядывал белый нос “цесны”. “Наверное, Паннвица”, – подумал Орлашин, но из ангара вышел плотный кучерявый гаучо, и по тому, как он погладил пропеллер, посмотрел в вечереющее небо, стало понятно, чья эта белая птичка с красными, как кровь, крыльями. Орлашин сбавил шаг и, кивнув улыбнувшемуся аргентинцу, показал на “цесну” и оттопырил вверх большой палец. Гаучо улыбнулся шире, показал на ангар, в котором стоял орлашинский Як, потом на Орлашина и тоже вытянул большой палец вверх. “Надо было все-таки взять с собой Наташу,” – подумал Орлашин.
Когда месяц тому назад Сашка пришел к ним на ужин, вернее, на кастрюлю щей из собранного Наташей щавеля и пары куриных ног, перепавших семейству по бушевскому ленд-лизу, заговорили о том, как жить дальше. Разговор затеял Шмелев, а когда они вышли с Орлашиным покурить, предложил “полетать за бугром за хорошие деньги”. Через полчаса оказалось, что “полетать” – означало участие в самом настоящем воздушном бою.
– Два Як-а против двух Фоке-Вульфов. Представляешь?! Историческая реконструкция.