Страница 8 из 12
– Ф-фу! – Катя с силой выдохнула, избавляясь от неприятного запаха, и решительно направилась по дорожке к центральному входу трехэтажного здания.
– Куды?… – раздался грозный окрик откуда-то сбоку.
"… прешь!" – мысленно закончила недосказанную фразу Катя и обернулась.
Она уже занесла ногу на первую ступеньку широкого крыльца.
Из-за кустов вышел колоритный мужичок с метлой. У него было все, что полагается иметь добропорядочному московскому дворнику: фуражка с козырьком, торчащее пузо под серым фартуком и борода лопатой. Классическому образу дворника не хватало только богатырского роста. Неспешно подходивший к ней человек едва дотягивал верхней точкой своей кепки до Катиных ста шестидесяти сантиметров.
– Куды? – повторил он, подойдя почти вплотную, и сурово нахмурился.
– К главному врачу, – отчеканила девушка и собралась двигаться дальше.
– Угу, – буркнул-хмыкнул дворник.
Он махнул метлой в сторону массивной входной двери и нахмурился еще больше.
– Ну и куды?
– К главному врачу! – прокричала Катя, наклонившись к самому его уху.
Она решила, что мужичок плохо слышит.
– Чего орешь? – сморщился дворник как от зубной боли.
Он сунул толстый грязный палец в оглушенное ухо и энергично потряс его. Фуражка от этой тряски съехала на затылок.
– Не видишь что ли, закрыто, – он еще раз указал метлой на входную дверь.
Ни замка, ни засова на двери не было, и понять, что дверь заперта можно было только подергав ручку, но дворника это не смущало. Он-то знал, что здесь закрыто.
– Туда иди! – раздалось из-под бороды.
Метла переместилась влево. Катя проследила за ней взглядом и увидела небольшую дверь в левом крыле здания. Из нее только что вышли две худенькие девушки в одинаковых белых халатах.
– Спасибо, – вежливо поблагодарила Катя.
Она поспешила в указанном направлении, про себя поразившись, как мало больничные привычки меняются со временем. Ей еще ни разу в жизни не встречалась клиника, в которую можно было бы войти с парадного входа, поскольку он неизменно оказывался закрыт из каких-то неведомых хозяйственно-стратегических соображений. Персоналу и посетителям полагалось попадать внутрь через скромные боковые двери или подвалы, минуя множество неудобных ступенек, поворотов, закоулков и других препятствий.
Пара уточняющих вопросов встреченным людям – и вот Катя уже стоит перед дверью главного врача. Она сверилась с часами и облегченно улыбнулась – ура, не опоздала! – и решительно толкнула толстую дверь, выкрашенную белой краской.
– Можно? – запоздало спросила она, оказавшись внутри.
– Мммм?.. – широкоплечий коротко стриженый мужчина в белом халате продолжал писать, не отрывая взгляд от бумаг перед собой.
– Николай Иванович? – бодро спросила Катя, шагая вперед, хотя и так знала, что это он. Семен Степанович показывал его фотографию в числе прочих.
– Да? – главный врач поднял голову.
– Я – Подольская, Екатерина Игоревна, – быстро проговорила она заученный текст, стараясь безмятежно улыбаться. – Вам насчет меня звонили из районного здравотдела.
– Конечно. Да. Помню, – раздельно произнес доктор и тоже улыбнулся. – Рад. Очень рад!
Он вышел из-за стола и направился к Кате, на ходу протягивая левую руку. Когда он встал, девушка увидела, что вместо правой руки у него пустой рукав, заправленный в карман халата.
"Семен Степанович не говорил, что он однорукий, – мелькнула тревожная мысль, но она постаралась себя успокоить. – Не говорил – значит не важно. Может, он сам не знал. Меня сюда за этим и послали – собирать информацию.”
Катя и сама не поняла, почему открытие, что у главного врача роддома всего одна рука так ее взволновало, но нервно-приподнятое настроение, не покидавшее ее все утро, исчезло. Она протянула Николаю Ивановичу папку со "своими" документами правой рукой, одновременно вытянула вперед левую для приветственного рукопожатия и окончательно смешалась, осознав, что Николай Иванович сделать того же не сможет.
Не долго думая, она схватила его протянутую ладонь и дружески потрясла ее, а папку точным броском швырнула на край стола. Бумаги главного врача при этом слегка подлетели в воздух и опустились обратно, почти не нарушив первоначальный порядок.
Николай Иванович проводил пролетевшую папку серьезным взглядом.
– Молодец, Екатерина Игоревна, – негромко произнес он без тени улыбки. – Если лечить будешь так же хорошо, как бумажки кидаешь, сработаемся.
Катя смутилась еще больше и покраснела. Наверное Изольда права, она везде устраивает цирк. Могла ведь протянуть ему руку и папку по очереди, или просто придержать бумаги локтем, пока главврач закончит с рукопожатием. Так нет! Ей приспичило заняться прицельным метанием. Она быстро взглянула на стол и поежилась. Хорошо хоть попала, а ведь могла бы промахнуться и снести на пол вон ту банку с чем-то мутным.
Николай Иванович тем временем подошел к двери и крикнул в коридор:
– Тоня! Зиночку ко мне отправь!
Он снова повернулся к девушке, улыбнулся и повторил:
– Очень рад. Мне на этой неделе везет. Вас, вот, прислали, а завтра еще один доктор должен прибыть. Если так и дальше пойдет, глядишь, и штат укомплектую!
"Знал бы ты, кто к тебе завтра прибудет – небось не так бы радовался,” – внутренне вздрогнула Катя, улыбаясь и кивая в ответ.
Дверь отворилась, и в кабинет вошла крупная женщина в белом халате. Халат был так щедро накрахмален, что стоял торчком и громко шуршал при малейшем движении.
– Звали, Николай Иванович? – спросила она низким хриплым голосом.
– Звал, звал, Зиночка. Знакомьтесь, наш новый педиатр, Екатерина Игоревна Подольская, а это – Зинаида Михайловна, главная медсестра роддома. Она вам все покажет и расскажет.
Мощная Зиночка смерила Катю оценивающим взглядом. Взгляд был красноречивым, и девушка поняла, что по пятибалльной шкале она в глазах главной медсестры с трудом тянула на тройку с минусом. Зинаида Михайловна кивнула, слегка махнула рукой – пошли, мол, за мной – и вышла, не говоря больше ни слова.
– До свидания, Николай Иванович, спасибо, – торопливо попрощалась с врачом Катя и поспешила за Зиночкой, большим белым кораблем рассекавшей коридор уже далеко впереди.
Ночью Катя беспокойно ворочалась во сне на скрипящей кушетке. Остаток дня в роддоме пролетел быстро, заполненный получением медицинской униформы, знакомством с новыми коллегами, заполнением каких-то бумажек, из которых девушка запомнила только одну – "правила противопожарной безопасности", и прочей необходимой суетой, связанной с обустройством на новом месте.
Заведующий педиатрическим отделением, Олег Маркович Рогожский, худой, высокий, с крючковатыми пальцами и густой шевелюрой, на которую не лезла ни одна медицинская шапочка, неприветливо поздоровался с новой сотрудницей и сразу же огорошил ее вопросом:
– Беременна? Рожать не собираешься?
Узнав, что Катя не собирается рожать, он слегка подобрел и пояснил:
– Не успеют новую докторшу на работу принять, как она мигом в декрет сбегает. Беда с этими молодыми девицами, не правда ли, Нина Осиповна?
Женщина, к которой были обращены его слова, понимающе усмехнулась и кивнула.
– И не говорите, Олег Маркович, – поддакнула она.
После такого приема заведующий Кате, естественно, не понравился, но стоило ей увидеть его глаза и руки во время обхода, как она переменила свое мнение.
Волосатые и кривые пальцы Рогожского превращались в мягкий и нежный инструмент, когда он прикасался к орущим или, наоборот, мирно спящим младенцам, а лицо озарялось или хмурилось в зависимости от результатов осмотра. Сразу было видно, что доктор – настоящий профессионал.
Второй доктор отделения, Татьяна Сергеевна, смешливая толстушка чуть старше самой Кати, явно обожала своего начальника. Она тихонько поведала девушке, что чудом уцелевший в лагерях Олег Маркович теперь выхаживает самых слабых и безнадежных новорожденных, словно хочет каждую смерть, случившуюся там, заменить новой жизнью.