Страница 10 из 18
У Наташи выбор был небогатый – либо сидеть дома одной и упиваться отчаянием, либо сходить в кино с Пашей, а там видно будет.
Возвращалась она домой в полупустой маршрутке, наблюдала в окно за яркими сияющими витринами торговых комплексов, которыми был напичкан весь город, за желто-оранжевыми фонарями, спешащими машинами, транслирующими рекламу экранами, меняющими цвета светофорами... И так грустно ей было.
И слезы опять наворачивались на глаза.
И в ответ на это едва слышное, но упрямое: «Не люблю...»
Ей казалось, что она справилась. Но, едва перешагнув порог квартиры, заварив чаю и услышав мамин вопрос:
О чае забыли. Давно остыл в чайнике. Поставили греться заново. И всё говорили, говорили.
Она знала примеры, когда дети и родители не находили общего языка, обижали друг друга и обижались, таили секреты. А Наташа не понимала – если не маме, кому рассказать? На чьем плече плакать? Кто поймет лучше ее душевные терзания, ее боль, ее бесчисленные сомнения?
- Пойми, Наташенька, бескорыстная и безусловная любовь может быть только к родным людям – родителям, детям, - когда ты привязан к ним с детства, когда по-другому уже и не представляешь. А отношения между мужчиной и женщиной такими быть и не могут. Это ведь две разные, уже более-менее состоявшиеся личности. То, что ты подразумеваешь сейчас под любовью – это влюбленность. Бывает страсть – это физическая влюбленность. Ты ведь ровным счетом ничего и не знаешь о личности, но ты ослеплен, и все вещи предстают в другом свете. До поры, до времени. Может, и хорошо, что у тебя пока этого нет. Ты можешь узнать его как человека. А там будет видно. Никто же тебя не торопит.
- А была ли открыта эта дверь?
- Он всем хорош. Но есть у него один большой недостаток, который перекрывает все его достоинства.
А мама взяла и обрубила:
Наташа вскинула на нее свой взгляд, молчаливо давая согласие.
- А с Пашей? Что меня с ним ждет? – не заметив, что повысила тон, закричала Наташа. От отчаяния и боли. Мама всё понимала. – Мы просто поменяемся ролями, и здесь терпеть и смиряться будет он. А я – принимать его чувства. Мы обзаведемся привычками, заменяющими счастье. Родим детей, и в серой руине будней о любви и романтике мне думать будет некогда. Только лет в шестьдесят вздохну, что так и не узнала любовь. Не почувствовала. Это жизнь? Это счастье? То, о чем все кричат на каждом углу?
Всё она понимала. Но понять и принять – разные вещи. И как ни тверди себе, что синица в руках – тоже неплохо, а глаза всё равно стремятся отыскать журавля в ясном небе.
«Ну что мне, сердце себе вырвать, чтобы забыть о нем?» - думала со скрытой злостью, стирая слезы тыльной стороной ладони.
- Только как прежде любя я отпускаю тебя... Оставь меня, Марк. И будь счастлив. И я тебя оставляю. И любовь свою оставляю. Нет, отпускаю. На волю. Пусть летит странницей. Пусть защищает тебя от бед. Но у нас с тобой разные пути. И за два года безответной любви – стоит уже смириться.
В ней неожиданно взыграло желание что-то изменить и в себе внешней, безвольно отдаться любым неожиданностям – пусть с ней делают всё, что захотят.
Волосы, конечно, не сердце. Но связь все-таки есть. По крайней мере какое-то время ей и впрямь кажется, что она освободилась от этой зависимости. Зависимости... А что же это еще, если один любит, а другой – нет?
Но пока-то, сейчас, она точно свободна. И наслаждается жизнью.
Оглядев себя в большое зеркало в пол, Наташа довольно улыбается себе новой. Вот теперь это та девушка, в которую можно влюбиться. И она готова влюблять и очаровывать. Готова шагать вперед. И быть счастливой. Может быть, именно этого качества ей прежде и не хватало? Быть счастливой, невзирая на обстоятельства.