Страница 3 из 9
Начался новый учебный год. Зимой мы удили рыбу навагу, чтобы заработать денег. Мама пообещала мне, что если я наловлю и сдам столько рыбы, чтобы хватило на валенки, то она мне их купит. Месяц или больше я старался, чтобы выполнить этот уговор, и чтобы у меня появились валенки. Ловил столько, что даже нам самим на пропитание оставалось. Валенки я честно заработал, но мама мне их так и не купила, деньги она израсходовала на питание. Сколько я тогда пролил слез по этому поводу!
5. Конец войне, или Послевоенное детство
Закончилась война. Кто-то вернулся, кто-то нет. Многие пропали без вести. Жизнь стала налаживаться. В третьем классе меня приняли в пионеры и назначили старостой класса: теперь у меня хранились учебники в одном экземпляре на весь класс. Домашнее задание выполняли группой или по очереди. Как-то по моей вине несколько дней класс занимался вовсе без учебника. Я подрался с двоюродным братом Федором (по прозвищу Баркас) – сыном моей тети Надежды. Разбил ему нос. Зная, что за это мне от мамы попадет, домой после занятий не пошел, а сумку с учебниками оставил в сенях под сеном. Назавтра все сено перерыл, но сумки не нашел. Обнаружил ее случайно. Возвращаясь домой, заметил лямку от нее в окошечке хлева, из которого мама навоз выбрасывает. Оказалось, мама в темноте бросила корове вместе с сеном и сумку, которая замерзла в навозной жиже на сорокаградусном морозе. Пришлось потихоньку, топориком, которым мясо в тундре добывал, вырубать сумку и доставать книги. Получилось. Достал. Книги оттаяли, но приобрели стойкий запах и характерный цвет навоза. И наш класс весь год учился по таким учебникам.
Когда мне исполнилось десять лет, у нас впервые появился и заговорил круглый бумажный репродуктор. Радости нашей не было предела! Я как-то дождался, когда останусь дома один, разобрал репродуктор в надежде отыскать в нем маленьких человечков. Но так и не нашел, а за сломанный прибор мне досталось на орехи.
Перешел я в четвертый класс, брат Федя – во второй. Нам, старшим, доставалось больше. Многое нужно было сделать, везде успеть. Да и со сверстниками пообщаться хотелось. Я очень любил читать. Помнится, электричества не было, на улице темно, а читать хотелось, особенно если книга интересная. Бывало, прижимался почти к самому стеклу, покрытому слоем льда, у окошка, дул на него, чтобы оно оттаяло и светлее было. Мама, видев это, вырывала у меня книгу со словами «Книга-то тебя накормит!» и посылала на работу. Тогда я брал книгу, лучше старую и потрепанную, по листочку вкладывал ее в учебник и читал, делая вид, будто готовлю домашнее задание. Но и эту мою хитрость вскоре раскрыли. Несмотря на это, пристрастие к чтению у меня осталось до сих пор.
6. Пастбище
Два года в 11-12 лет я с одногодкой Саней Бутариной пас коров. Жители поселка доверили нам ответственное и очень хлопотное дело. От пастуха зависело, сколько молока корова принесет домой. А как известно, у коровы молоко на языке.
Рано утром по холодку, когда меньше гнуса, комаров, слепней и оводов, мы гнали коров на пастбище. Чем дальше их угонишь, тем дольше они, может быть, задержатся.
Дело в том, что ближе к обеду теплеет, вся живность «насекомая» оживает и становится злой, беспощадно кусает коров, особенно вымя. Коровы становятся дикими, разбегаются в кустарник, воду, болотную топь. Было у нас два случая, когда коровы не могли самостоятельно выбраться из болота без помощи взрослых сельчан. За всем этим нам надо было следить, и отвечать в случае чего – хоть мы и были детьми, ответственность с нас не снималась. А если коровы рано придут домой, молока у них будет мало. В таких случаях хозяйки скотины были недовольны…
В те времена не было осеменаторов. Колхоз держал своего быка. А тот был очень злой, бросался на людей. И повинны в этом были мы, дети, которые хвастались друг перед другом, дразнили его, злили из-за укрытия.
Однажды произошел случай, который чуть не закончился трагедией.
Отогнав коров за Вотяков ручей (с крутыми берегами, коровы с трудом преодолевали его), мы успокоились. У Сани была привычка сидеть на корточках, раскачиваясь, и тихо петь. А я невдалеке рассматривал кресты на ненецком кладбище и интересовался растениями.
Откуда взялся бык, мы не заметили. Он побежал к моей качающейся напарнице. Услышав, как сзади приближался бык, она с визгом побежала под гору, но не успела.
Погода была прохладная. Девчонка была одета в родительскую фуфайку (не по росту), опоясанную отцовским ремнем с петлей сзади. Бык догнал несчастную и сзади поддел за ремень на рога.
Брызжа слюной, с закрытыми глазами он пытался стряхнуть ненавистную ему ношу. Я схватил часть старого повалившегося креста и стал лупить быка по заду. Он еще больше рассвирепел, подался вперед и кубарем покатился по крутой песчаной горе вниз метров на 30. Ноша с его рогов слетела. Насмерть перепуганной, на время обезноженной и поцарапанной подруге я помог забраться на гору.
Забыв о быке и коровах, мы пришли в поселок одни. Животное потом увезли в Н. Пешу на мясо. Пока искали замену, коровам было тяжко, они прыгали друг на друга, плохо ели, давали мало молока, некоторые повреждали соски на вымени. Природа требовала своего.
До начала учебного года я продолжал пасти коров. Впереди были интернат, пятый класс…
7. Интернат
После окончания четвертого класса с грамотой и свидетельством об окончании начальной школы поехал в интернат в Нижнюю Пешу. Вот там-то я добрался до чтения, потому что никто не мешал. Те первые книги, прочитанные мною в Волонге («Георгий Саакадзе», «Иван Грозный», «Суворов», «Даурия», книги Джека Лондона и другие), останутся в памяти на всю жизнь.
В интернате о хлебе насущном думать было не надо. Худо– бедно кормили три раза в день, а плюс к этому еще и булочка в большую перемену. Душа болела о младших братьях, о маме. Все думалось, как они там. В интернате я учился хуже, чем дома. Особенно трудно мне давался немецкий язык, да и по русскому выше тройки я не получал. На учебу не было времени. Даже домашние задания выполнял на перемене, сколько успею. После школы меня ждала работа. Кому-то дров напилить, наколоть и в костер уложить. И туалеты чистил. До боли в ногтях и пальцах теребил перо с куропаток. Но самым любимым моим занятием уже тогда было общение с природой. С сентября и до заморозков ловил в капканы кротов и сдавал в заготпункт. За одну шкурку первого сорта давали 25 копеек. Удавалось поймать до десяти кротов за один выход. Но как я ни старался, первого сорта никак не получалось. Процесс поимки крота очень интересен. Капканы я ставил там, где была свежая земля у норы. По ходу норы вырывал широкое отверстие, ставил капкан вплотную у самой норы, настраивал его так, чтобы он сработал от малейшего прикосновения. Затем очень осторожно зарывал его этой же землей. Вскоре приходил крот, чтобы зарыть открытый выход норы, и попадался. Тут же, пока он теплый, осторожно, чтобы не повредить шкурку, снимал ее. В интернате кровати были железные, лежанка из досок. На эти доски вверх мездрой, вниз мехом прибивал в обтянутом виде шкурки для сушки в надежде, что из-под меня их не украдут менее удачливые, ленивые и завистливые интернатские ребята. Хотя и это не всегда срабатывало. То ли на перемене из другого класса, а бывало, и ночью шкурки, чаще полностью высохшие, готовые к сдаче, исчезали. До слез было обидно! Видно, в крови у нас, русских, воровство.
Зимой силками ловил куропаток. Для этого приходилось часто проверять ловушки. Если этого не делать, на месте лова можно увидеть только перья и следы горностая или лисицы. За куропатку, зайца, тем более за горностая платили по тем временам неплохо. На эти деньги я сам одевался, да еще и домой посылал.
8. Приключение в весенние каникулы
Однажды по какой-то причине в весенние каникулы за нами из Волонги не приехали ни лошади, ни олени, как это было обычно. А домой очень хотелось! Тогда я решил идти один на лыжах. А это 20 километров до поселка Белужье, 20 до Прещатинницы и еще 20 до Волонги. Солнце припекало, но снег еще не таял. По наезженной дороге путь был короче, но дорога неровная. Решил идти по реке Пеше. Снег был твердый, ровный, идти легко. Прошел уже больше половины пути. Впереди меня ждал узкий, густо заросший ивняком островок длиной до километра. Уже почти миновав его, я услышал какой-то треск. Подумав, что заросли сейчас закончатся, и я увижу попутчика, с которым дальнейший путь будет веселее, я прибавил шагу. Но неожиданно увидел большую серую собаку. Я остановился. Собака тоже остановилась, присела на задние лапы, подняла голову вверх и взвыла. Я отродясь не видел таких больших собак. Но в интернате слышал разговор о том, что в Белужье райрыбинспектор Бурков привез немецкую овчарку из Архангельска на самолете. Подошел к ней поближе, а она зигзагами пятится от меня и зубы скалит. Тут меня словно током ударило! Это не собака, а волк! В момент я взобрался по отвесному ледяному берегу на гору, потеряв при этом одну лыжную палку. Откуда только такая прыть взялась! Я удирал от волка, а волк в это же самое время удирал от меня.