Страница 10 из 17
Доброе всё же сердце у моей жены.
Кто Ленского убил?
История, такая вот интересная, произошла в одном приятном приморском городе Хайфа.
Жил да был там один алкаш и наркоман (что бывает не очень часто) по фамилии Ленский (что случается ещё реже). И вот как-то раз полиция, патрулирующая какой-то скверик, находит там хладный труп господина Ленского. Что там случилось с ним – перепился ли он или перекурился – мы не знаем. Но полиции почему-то всегда хочется это узнать. Причём всегда они подозревают самое худшее. А вдруг это какая-то "нечестная игра" – мокруха в переводе. Посматривают, кто там возле этого самого наркомана Ленского в последнее время крутился. И прихватывают одного паренька, который, кстати говоря, знал этого самого Ленского лишь по имени, да по подзаборной кличке. Приводят его в полицейский участок. Просто на беседу. Садят напротив следователя. Следователь достаёт листок бумаги, ручку и начинает такой неспешный допрос, заходя издалека.
– Ты вот, парень, Ленского знаешь?
Паренёк слегка подивился любознательности следователя, но вздохнул с облегчением. Вроде не про его последние "гастроли".
– Конечно, знаю! – отчеканил парнишка.
– А что с ним случилось? – продолжает следователь. – Не знаешь?
– Так убили ж его! – отвечает парнишка.
У следователя в груди начинает бурлить гордость. Класс! Значит, интуиция его не подвела. Но, сдержав эмоции, он невзначай задаёт следующий вопрос, впрочем, уверенный в том, что ответа он не получит.
– А может, ты знаешь, кто его убил?
– Конечно, знаю, – отвечает паренёк, всё ещё никак не понимая, куда же этот следователь клонит и зачем ему понадобилась русская классическая литература.
«Если русский книжный магазин грабанули, – думает парнишка, – то я тут ни при чём. Буду говорить, что знаю».
Следователь же, получив ответ, сообразив, что парень что-то знает, тут же резко, с напором, как учили его, чтоб не успел передумать, кричит на парня:
– Кто? Говори!
– Как кто? – пугается парень. – Онегин убил его.
– Так, значит, Онегин, – говорит следователь и записывает фамилию на бумажку. Поскольку с гласными в иврите плохо, а информация крайне важная, он даже дублирует фамилию на английском. Далее, уже смягчившись, чтоб не спугнуть, задаёт следующий вопрос таким мягким отеческим тоном.
– А откуда ты знаешь, что Онегин его убил?
– Так это ж все знают! – отвечает парень.
– Ну что значит "все"? – говорит следователь. – Вот тебе конкретно кто сказал?
– Мне? – удивляется парень.
– Тебе, тебе! – указывает следователь.
– Пушкин!
– Пушкин, – повторяет следователь и записывает имя уже на иврите, потому что фамилия лёгкая.
В груди у следователя уже начинает учащённо биться сердце. Начальство непременно отметит благодарностью. Преступление раскрыто.
– Хорошо, – говорит следователь и решает далее зайти издалека.
– Ну, а Пушкин где? Не случилось ли с ним чего?
– Пушкин? – удивляется парень. – Так убили ж его.
– Убили! – охнул следователь, понимая, что у него в руках ниточка от этого преступного клубка.
– А кто убил? Знаешь?
– Знаю! – отвечает парень. – Дантес убил!
– Дантес! – удивляется следователь. – Имя какое-то странное.
– Не имя, а фамилия! – поправляет парень. – Нормальная французская фамилия.
– Так он, значит, француз? – удивляется следователь.
– Француз, – подтверждает парень.
– И где же убили, этого Пучкина? В Париже?
– Не Пучкина, а Пушкина, – обижается парень. – И убили его в России.
Тут следователь, наконец, понимает, что это вот всё даже не преступный клубок, а настоящая международная преступная группировка. И он имеет все шансы эту группировку раскрыть. Он прямо-таки плечами чувствует тяжесть новеньких звёздочек на погонах.
– А где же убили этого Пушкина? В Москве?
– Нет, в Санкт-Петербурге, – отвечает парень, решив больше не удивляться этому странному допросу.
– А точнее можешь сказать?
– По-моему, где-то на Чёрной речке. Я могу уточнить, – сообщает парень.
– Потом! Потом! – радостно откликается следователь и начинает со всей возможной скоростью строчить на листике, пытаясь не упустить ни одного слова.
«Зря я магнитофон не включил, – думает следователь. – Не ожидал такой информации. Но теперь уж поздно. Колоть надо парня, пока он не передумал».
– Так! – наконец-то сказал следователь, вперив глаза в преступника. – А когда ж произошло это убийство?
– М-м-м, – задумался парень. – Так число вспомнить трудно.
– Ну хоть примерно, – просит следователь.
– Примерно, – соглашается парень. – Ну так лет 150 назад.
– Чего? – слегка удивляется следователь. Но решив, что этот эмигрант слегка путает слова иврита, уточняет: -150 часов назад?
– Да вы что? – удивляется парень. -150 лет назад, или 160!
– Ты о ком мне сейчас говоришь? – со злостью спрашивает следователь, видя, как дело разваливается на глазах.
– О Пушкине, поэте, классике мировой литературы, – отвечает парень.
– А Ленский кто?
– Ленский – это персонаж его поэмы.
– А другого Ленского ты не знаешь?
– Какого ещё другого? – удивляется парень.
– Ладно, иди, – сообщает следователь.
– Это всё? – удивляется парень.
– Всё!
– Ну тогда я пошёл.
В дверях он лишь обернулся и опять же удивлённо сообщил:
– Если хотите, могу принести Пушкина. Почитаете на досуге.
– Не нужно, – со вздохом откликнулся следователь, комкая листок с "признанием", – найду в библиотеке.
Извращенец
В детстве я очень любил читать. Собственно, иных культурных способов проведения досуга и не было. В ту пору никто особенно не рассуждал, как отвлечь внимание ребёнка от телевизора. На телевидении было всего две программы. Причём трансляция утренних программ заканчивалась в 12. Затем следовал перерыв часиков до пяти. Затем трансляция возобновлялась по обыкновению новостями о достижениях животноводов. Изредка мультфильмы минут на десять. Ну, а потом с новой силой политические новости, плавка стали, удои молока, свинарники и коровники, птицефермы и свинофермы. Так что, хочешь не хочешь, а ищи, что хочешь, дабы занять свой досуг. Чтение книг, например. Ну, а книги у нас дома были. Полный шкаф. Даром, что я вырос в семье медицинских работников, где вопрос с алкоголизмом и прочим, ему сопутствующим, не стоял.
Книг в шкафу было много. И детских, и юношеских, и взрослых, и сугубо профессиональных. К сожалению, книг с картинками было мало. Детские, само собой, которые вскоре надоели. Была превосходная книга о вкусной и здоровой пище. Та самая, ещё сталинского издания. Выпущенная, даже не знаю, с какой целью, потому что рецепты там содержались совершенно удивительные. Например, рагу из рябчиков. Книга тоже в конце концов надоела. Я перебирал, искал и неожиданно совершил открытие в виде Большой Медицинской Энциклопедии, пылящейся на верхней полке книжного шкафа. Там я обнаружил огромное число разнообразных цветных и чёрно-белых картинок, выполненных на великолепной глянцевой бумаге. Потом я стал потихоньку почитывать подписи под картинками, а потом и целиком статьи, посвящённые этим картинкам.
Содержание этих статей откладывалось в голове, и потому к двенадцати годам я стал большим специалистом, накопив огромные знания по медицине. Я знал о существовании массы инфекционных болезней, лихорадок и симптомы, их сопровождающие. Оспа, чума, малярия особенно нравились и привлекали своей таинственностью. Да и во всех прочих болезнях я был, безусловно, силён. Приведи ко мне любого пациента, и я, пожалуй, просто глядя на него, мог бы со 100 % вероятностью поставить правильный диагноз.
Родители к моему странному пристрастию относились с удивлением, но в общем-то не препятствовали, вероятно, полагая, что я в конце концов стану светилом советской медицины. Ну, а светиле, видимо, лучше всего начинать в детском возрасте со штудирования Большой Медицинской Энциклопедии (БМЭ).