Страница 3 из 18
– Обождите малость. Сейчас только выйду из этой детективноприключенческой ситуации … Да и зачем она мне? Я ведь не какая-нибудь Агата Маринина.
Что такое коллекционер?
Ил. 2. Во-первых, он интеллектуал… Вы же видите…
Коллекционер – несчастнейший из людей. Ступив однажды на путь собирательства, этот человек на всю жизнь становится рабом своей коллекции, и нет такой силы, которая смогла бы избавить его от постоянного чувства экспонатного голода. Ему всегда мало, и чем больше он имеет, тем больше ему не достаёт. Понаблюдайте за коллекционером, «взявшим след». В такие мгновения он производит удручающее впечатление: ни минуты на месте, в глазах нездоровый блеск, руки мокрые, глотка пересохшая, голос дрожит.
Но (!) – когда предмет, который он жаждет приобщить к своей коллекции, уже принадлежит ему – этого ещё совсем недавно несчастного человека не узнать. Теперь он способен даже слегка подтрунивать над собственными слабостями. Его сердце и, конечно, коллекция открыты каждому. Похвалите новый экспонат – и вы лучший друг дома. Коллекционер – счастливейший из людей!
Чтобы добиться успеха на этом поприще, необходимо сочетать в себе обходительность дипломата с железной хваткой дельца, цинизм торговца с плаксивостью ребёнка, нюх сыщика с выносливостью гончей, ловкость карманника с напористостью носорога, расчётливость домушника с озарением ясновидящего…
Обсудим некоторые из перечисленных качеств и назовём эту главку так:
О технике пополнения коллекций
1. Обходительность дипломата.
Однажды в Венеции оказался я в Архиве известного композитора-авангардиста Луиджи Ноно.
– Так это тот самый Луиджи Ноно (или просто Джиджи), когда-то одаривший Вас, Марк Ильич, маленькой коллекцией инструментов? – спросите вы меня.
– Да, – отвечу я, но об этом немного погодя. А сейчас несколько слов о даме, которая меня принимала: Нурия Ноно, вдова знаменитого итальянца собственной персоной. До замужества её называли Нурией Шёнберг – по имени отца, великого «нововенца» Арнольда Шёнберга, – так что правильнее было бы называть её Нурией Ноно-Шёнберг. После смерти своего мужа она возглавила созданный ею архив, в котором собиралось всё, что каким-то образом было связано с творчеством и жизнью Ноно.
А пригласили меня туда, чтобы я рассказал, как мы познакомились с Луиджи. Особый смысл заключался для меня в том, что в Архиве хранилась рукопись партитуры Музыки для 12 инструментов князя Андрея Волконского, которую он прислал Ноно в 1958 году. Самым пикантным было то, что со дня написания этого произведения никто не видел ни партитуры, ни копии, ни, тем более, голосов, так как автор редко сохранял черновики или, не доведи господи, второй экземпляр. Мало того – Волконский, скорее всего, просто забыл о существовании Музыки, и думаю я так потому, что во время многочасовых бесед, предшествовавших написанию мною книги Назад к Волконскому вперёд, Андрей ни разу не упомянул об этом произведении. Конечно же, я решил добыть копию партитуры для моей коллекции.
Меня предупредили о некоторой прижимистости хозяйки Архива, но шансы на успех всё-таки имелись, и путь к сердцу архивариуса пролегал, как мне опять же шепнули, через обольщение… Нет, нет, не подумайте ничего такого: я попросту должен был убедить пожилую даму в своём полном бескорыстии, в исторической важности возвращения произведения в Россию и т.д., и т.п.
Прибыв в Архив и вдоволь полюбовавшись, поулыбавшись, я расположился перед кинокамерой и почти слово в слово принялся излагать мою Правдивую историю (с которой вы, вскоре, надеюсь, ознакомитесь). По ходу рассказа обраруживались некоторые до того неведомые свойства моего голоса. «Металлом» ваял я историю о концерте Ансамбля ударных в Западном Берлине в 1986 году в зале Академии искусств, где среди слушателей оказался Ноно. В более высокой тесситуре с лёгким вибрато звучали жалобы на незавидное положение моего инструментария. В бархатные оттенки было окрашено описание внешности Луиджи Ноно и повествование о знакомстве с ним…
Наконец мой фонтан иссяк, и казахская студентка, обучавшаяся вокалу в Венецианской консерватории имени Бенедетто Марчелло, перевела на итальянский последнюю мою фразу. Слегка остыв от лицедейства, я взглянул на слушательницу и понял, что фокус вроде бы удался: на челе синьоры блуждала счастливая улыбка, глаза сияли и источали волны доброты. Насладившись послевкусием от услышанного, хозяйка Архива мечтательно посмотрела на потолок, на меня и молвила: «Во время вашего рассказа мне иногда казалось, что я понимаю по-русски…» Тут я решил, что наступило время воспользоваться другим качеством коллекционера, названного нами так:
2. Напористость носорога.
– Хочу иметь копию партитуры Волконского, – отчеканил я. Но мой оппонент, как оказалось, имел богатый опыт профессиональной скаредности: «О, Луиджи всегда помогал молодым композиторам из Восточной Европы», – начала венецианская вдова свой рассказ и продолжала в том же духе минут двадцать. Дождавшись паузы, я повторил свою просьбу. – «Да, Луиджи побывал и в СССР», – не сморгнув глазом, продолжила синьора Нурия, и следующие двадцать минут были посвящены вновь возникшей теме. Но я опять был непреклонен: «Хочу устроить мировую премьеру произведения князя Волконского на его второй Родине, в Москве!» Тут глаза собеседницы остановились, и немного подумав она сказала: «Я дам Вам копию партитуры. Думаю, Луиджи одобрил бы моё решение…»
Премьера произведения Андрея Волконского Музыка для 12 инструментов состоялась в Москве на Декабрьских вечерах Святослава Рихтера[1] в 2013 году, спустя 56 лет после его написания.
3. Ловкость карманника.
Поехали мы как-то с Андреем Михайловичем Волконским в путешествие по Армении собирать образцы народного пения. Первая встреча с автором проекта, секретарём Союза композиторов Армении Эдуардом Михайловичем Мирзояном состоялась в его ереванской квартире, где мы провели несколько первых ночей. Это был Дом композиторов, из его окон, как на ладони, был виден Арарат, точнее, два Арарата: Малый и Большой – по-армянски Сис и Масис. Мне не спалось, и я решил полюбоваться с балкона национальным достоянием, находившимся, кстати говоря, на территории Турции. Вид был потрясающий, но хотелось увидеть ещё и луну, скрытую одной из гор. Я поднялся на последний этаж, где располагалась нотная библиотека Союза композиторов. Дверь была приоткрыта, я заглянул внутрь и понял, что мало кто пользовался услугами хранилища: пыль на нотах и книгах была если не вековой, то вполне взрослой. Присев перед полками, я начал глазеть и ахнул: буквально под рукой оказался предмет моего давнишнего вожделения – толстенный том Бейкеровского биографического справочника музыкантов[2] пятого издания под редакцией Николаса Слонимского, американского дяди композитора Сергея Слонимского. Тут же скучала маленькая кучка партитур американского композитора Алана Хованесса, которую тот привёз год-два назад на родину предков.
Решение возникло вмиг, но одновременно с ним пришла и лёгкая тяжесть под ложечкой. Должно быть, это «под ложечкой» было местом жительства той самой совести, о которой мы так часто вспоминаем, когда дело касается кого угодно, только не нас. На сей раз против всяких ожиданий г-жа Совесть занудливо начала бубнить мне на ухо всякие разные слова, что-то вроде: «кража», «порядочность», «стыдно»… Однако, выслушав сомнительные соображения о порядочности, краже и т.д., я предложил ей в довольно резкой форме отвернуться и не приставать. Позднее Совесть всё-таки образумилась и сдалась: «Ты сделал доброе дело, исполнив эту музыку на публике и записав её на радио и на диск!» – «Мало того, – поддержал я её, – одна из этих музык, Октябрьская гора и сейчас в моём репертуаре!» … Что же до Бейкеровского справочника, то я пользуюсь им постоянно, в том числе, и в этой книге.
1
Международный фестиваль Декабрьские вечера Святослава Рихтера проводится ежегодно, начиная с 1981 года, в Государственном музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина.
2
Bakers Biographical Dictionary of Musicians. New York, 1958.