Лабиринт для Минотавра

11. Нить

Ночью коридоры Санаториума патрулировались гипостазисом Послушания, как объяснял Минотавру Вергилий. Поэтому любой, кому всплывет в беспамятную голову предпринять неурочную прогулку, да еще без сопровождающего, поздно, а скорее всего рано наткнется на одно из его проявлений и вернется в кубрик, снедаемый муками совести. Может, именно поэтому Нить вела Минотавра столь загадочно – короткие перебежки перемежались остановками, словно кого-то пропуская, хотя как Минотавр не прислушивался, ничьих шагов расслышать не мог.

Нить уверенно выбирала коридоры и колодцы, несколько раз приходилось нырять, и отпрыск, к удивлению Минотавра, весьма ловко справлялся, несмотря на громоздкий, обвисший складками скафандр с выцветшими оранжевыми полосами. Он думал, что придется ее подталкивать, но под водой Нить двигалась даже увереннее. Она позволяла себе подшучивать над неповоротливым, по ее мнению, Минотавром, который давно лишился того инстинктивного навыка передвижения в водной стихии, что хранится в мышцах рук, ног, тела отпрысков. Нелепой рыбкой она кружилась вокруг Минотавра, поддразнивала, смеялась широко разинутым ртом, пуская воздушные пузыри.

Минотавр старался не обращать на проказы Нити внимания, сосредоточенно греб руками и ногами, держал дыхание, и в очередной раз задавался мыслью – не сон ли это, уж слишком легко он согласился последовать за бедовым отпрыском. Нить не вызывала в нем ничего, кроме желания сцапать ее за ногу во время очередного проплыва вокруг него и наподдать, дабы неповадно было выкидывать шуточки со взрослым.

Раздражала она его, а не отцовские инстинкты будила, из чего Минотавр предположил – в предыдущей жизни отпрысками не обзавелся. И даже смутные предания о первоводных временах, когда жившие на материнских болотах племена в особо голодные периоды не брезгали пожиранием себе подобных, в основном, конечно, потомства, не казались Минотавру столь уж жуткими, он вполне допускал, как при определенных обстоятельствах подобный акт может стать родом гипостазиса милосердия, дабы отпрыски не мучились голодом, а взрослые восполняли силы для охоты и защиты племени.

Несколько раз им попадались иллюминаторы – редкость для Санаториума. Минотавр не преминул в них заглянуть, но не увидел ни звездного неба, ни светила, ни планетоидов, ни Пояса астероидов, а встретил его пейзаж побережья, где темные волны накатывали на черный песок, оттуда торчали камни. Чем-то знакомым сквозило от запечатывающей иллюминаторы картины, а то, что это проекция, сомневаться вряд ли приходилось, иначе следовало предположить, будто Санаториум находился не в космическом пространстве, а покоился на поверхности какого-то планетоида.

– Быстрее, быстрее, – поторапливала Нить. Они выныривали из наполненного водой отсека и продолжали путь по сухим переходам, не удосужившись воспользоваться сушильней, за ними тянулась цепочка лужиц, выдавая их путь преследователю, если бы таковой отыскался и взялся вернуть злостных нарушителей режима Санаториума на предписанные им места. – Сюда, сюда, ты разве не видишь?! Тут проход!

Эти слова Нити внезапно заставили Минотавра сделать малоприятное для собственного самолюбия открытие – за время пребывания в Санаториуме он не замечал, в общем-то, очевидного – коридорами и отсеками напоминавший лабиринт Санаториум таковым и являлся. Кроме непостижимой логики ветвления переходов он обладал частью, ловко замаскированной от возвращенных, поскольку именно на них и рассчитаны подобные иллюзии. Когда Нить шагнула в сторону и исчезла в стене, Минотавр замер на месте, пытаясь сообразить – является ли исчезновение отпрыска доказательством, что происходящее – всего лишь достоверный, но все же сон, или в совершенно гладкой и непроницаемой на вид стене, покрытой бурыми разводами, имеется скрытое отверстие.

Даже когда Минотавр подошел к месту исчезновения Нити и внимательно осмотрел его, никакого люка, отверстия и даже трещины не обнаружил. Стандартно литая поверхность, протяни руку и ощутишь кончиками пальцев надежность, воплощенную в ней конструкторами, инженерами, монтажниками. Тут не только Нить не проскользнет, космическая волна с большим трудом преодолеет окружающие станцию защитные поля и вот этот антирадиационный монолит.

Так утверждали глаза, но протянутая рука опровергала достоверность виденного. Иллюзия, сотворенная настолько ловко, что поневоле возникало чувство обиды – кто не пожалел сил, чтобы возвращенный по имени Минотавр стоял перед открывшимся проходом, мучительно соображая даже не о том, куда исчезла Нить, а сколько подобных иллюзий он принял за нечто достоверное, не пытаясь ни разу свернуть с путей, которыми водил его ловкач Вергилий.

– Ну, ты что? – Нить возникла из переборки, словно обрезанная наполовину, но тем самым еще больше нанося ущерб иллюзии, и Минотавр окончательно проник в нехитрую механику чуда, где задняя стена прохода, облитая пятнистой краской, сливалась с краями переборок, и там крылось отверстие. – Сюда! За мной!

Минотавр протянул ручища, сгреб ее за плечи, притянул, и как можно свирепее прорычал в лицо:

– Куда ты меня ведешь?!

Он понимал – вряд ли она испугается, не на ту напал, да и не страха Минотавр добивался, а желал показать бедовому отпрыску – недооцениваешь, с кем имеешь дело, любые шуточки и штучки будут немедленно пресекаться им, Минотавром, который таких, как она, на обед щелкает как устриц.

– В отсек номер четыре, – показала Нить. Минотавр отодвинул ее в сторону и шагнул к массивному люку. Но прежде чем толкнуть его, спросил:

– Что там? Очередная каверза? Дурацкая шуточка? Учти, я шкуру спускаю тем, кто пытается меня обмануть!

– Даже Вергилию? – как можно беззаботнее поинтересовалась Нить, тем самым уев Минотавра, и ему осталось скривить рот в усмешке, мол, доберутся руки и до лоцмана, после чего толкнуть люк.

12. Четвертый отсек

То, что он узрел, заставило позабыть о Нити, о своих обещаниях, о злости на Вергилия, и вообще обо всем, что с ним произошло после возвращения. Он стоял на пороге невообразимо огромного… – отсеком и не назвать. Подобное или близкое размером вместилище вопиющим образом противоречило конструкционным стандартам космических станций – в нештатной ситуации герметизация подобных объемов невозможна. Те, кто в них оказывался, обречен пасть жертвой шальных метеоритов, случайного столкновения и миллиона иных событий, на которые столь изобретателен космос. Минотавр стоял у распахнутого люка и тщился разобраться в открывшейся картине. Жалкий обрывок памяти пасовал подыскать более адекватный термин для огромной емкости, нежели «отсек». Первое, что всплыло в глаза, как наиболее знакомая в его теперешнем состоянии деталь, так это ряды и ярусы гамаков. В каждом лежали возвращенные, что, учитывая бортовое время, не должно вызывать удивления, если бы не количество гамаков, а следовательно, и количество возвращенных, их занимавших. Их бесконечные ряды, словно слагаемые функционального ряда, чья сумма, будь она исчислена, даст точный эквивалент той живой функции, которую подвергли разложению.

Не утонул ли он, Минотавр, в очередной иллюзии ловкой системы отражений? Она зеркалами увеличивала до невероятных размеров вполне себе скромный кубрик с теми, кто, в отличие от него, не поддался на призыв отпрыска прервать сон и отправиться неведомо куда неведомо с какой целью. Но он движением руки отогнал подобную мысль, сложно вообразить – кто мог затратить столько усилий и пойти на столько ухищрений ради создания подобной иллюзии. Неизвестно, сколько бы он стоял на пороге, разглядывая таинственное пристанище, если бы Нить вновь не возникла почти чудесным образом перед Минотавром. Она помахала руками, привлекая внимание, и сделала движение, какие делают в обучающих фильмах дежурные стартово-посадочных площадок, указуя капсулам место приземления.

– Они мне напоминают разбитые корабли, примары их собирают на поверхности Венеры, – прошептала Нить, и вновь Минотавр ничего не понял – что за корабли, какие примары и какое отношение они имеют к Венере?