Страница 13 из 21
О дальнейших процедурах он не имел представления – подробности реабилитации возвращенцев его никогда не интересовали. Хотя они и составляли основную движущую волну терраформовки. Но, в любом случае, нужно сделать все, чтобы покинуть Санаториум в ближайшее время.
И тут его осенило. Как до сих пор не приходило это в голову!
Время!
Время, которое он пребывал по ту сторону жизни!
Сколько минуло с той поры?
Телониус обошел кубрик, но не отыскал ни единой клепсидры. Пусто. Будто кто-то заранее позаботился лишить возвращенцев каких-либо временных ориентиров. Тогда он, получив не то чтобы оправдание, но объяснение поступку подобного рода, тщательно обыскал стоящие около кроватей емкости для вещей. Впрочем, столь же безрезультатно – все они оказались почти пусты, словно Телониус – первый и последний возвращенец во всем Санаториуме. Все чисто и пусто, что разительно отличалось от кубриков, в которых проживали возвращенцы на… на… Лапуте! Пара вещей все же нашлась – ящичек со смехом, их таскают с собой экспедиционные партии, чтобы в конце цикла, когда сил не остается даже на самую обезвоженную шутку, открыть нелепое устройство и выпустить из него волны смеха – искусственного, синтезированного, с шуршанием и лязгом. Необходимый эффект был, так как голодающий не привередничает над миской сырой хлореллы. А еще обнаружилась модель десантного модуля «Циклоп». Он, судя по всему, оказался в любознательных, но безжалостных руках, скорее всего отпрыска, изломавшего игрушку до степени, будто она и в самом деле побывала в тяжелейшей посадочной передряге. Казалось, эти вещи не имеют к Телониусу никакого отношения, но пока он их разглядывал и ощупывал, нечто колыхнулось в памяти. Подобные модули входили в игрушечный набор «Покори планетоид», где кроме кораблей имелись: рельефная карта поверхности и набор самодвижущихся фигурок. С их помощью и предстояло завоевать планетоид, то есть развернуть базу, оборудовать космодром, провести первичную разведку полезных ископаемых, принять вторую волну освоения. Найдись такая игра здесь, он бы не отказался в нее сыграть.
Воспоминание накатило легко и как бы между делом – Телониусу не пришлось напрягать ни единой мыслительной мышцы. Перед внутренним взором всплыли слегка размытые очертания небесного острова, дрейфующего в атмосфере Венеры огромным пузырем, и к острову он, Телониус, имел весьма важное отношение.
Тут, увы, вновь опустилась непроницаемая завеса забвения, но она не вызывала ни отчаяния, ни злобы, лишь досаду, заминку. Телониус прекратил обыск, вглядываясь в мысленную картину иных кубриков – не только обжитых, но и, можно сказать, обжитых с лихвой, переполненных метами неряшливого общежития, придававших им сродство с мусорными емкостями, опорожнявшимися лишь тогда, когда масса отходов достигала критической. В тех кубриках Телониус был незваным гостем, а когда там появлялся, то не считал нужным делать какие-либо замечания, в отличие от Брута…
Брут!
Тело, словно собранное из шаров различных объемов. Как те клайменоли, что выстукивали его напоминаниями дышать, двигаться, смотреть, слушать. Шар – голова. Шар – левый бицепс, шар – правый бицепс. Глаза – шары поменьше. И нечто связано у Телониуса с Брутом, неприятное, в обрывочных мысленных картинах он хватает его за шевроны на куртке и отрывает их.
– Почему ты меня предал, Брут? Ты, кого я сотворил… – Телониус сжимал в кулаке шеврон, на нем выцветала надпись «ТФ Венера», обнажая грубую строчку основы, читаемой «ИО», ничего не обозначающей в мироздании.
– Каждое творение имеет право восстать против тирании творца, – ответил Брут, – разве не о том говорит благовесть?
– Я не понимаю, Брут, ведь ты был одним из первых… ты был лучший!
Рябь воспоминаний складывалась, но, как понял Телониус, в обратном порядке, хотя имелось досадное, а может – как знать? – щадящее исключение.
Он не мог восстановить обстоятельства собственной смерти. Лишь некие тени проплывали по мысленному экрану, какие-то багровые кольца, пылающие пятерни, то ли приветливо, то ли угрожающе помахивающие из пределов забытья, дырчатые кубики. Смутные детали отказывались сливаться во вразумительное и логически последовательное течение. Парадокс? Но возвращенного интересовала не жизнь новообретенная, а событие, вырвавшее его из мира первоживущих и низвергнувшее в возвращенца.
3. Вергилий
– Это скоро пройдет, – пообещали ему. Телониус резко повернулся туда, откуда излился мягкий голос внезапного гостя, несомненно сотрудника Санаториума, хотя облекал его не форменный комбинезон, а свободная хламида, скрывающая подробности тела. Лишь голова выставлена напоказ, полированная до блеска от макушки до скошенного назад подбородка.
– Я о вашей памяти, возвращенный Телониус. Это моя благая весть для вас, демиург. Ничто не теряется в мироздании, даже у светил своя память, она навсегда переживает их. Так и ваши воспоминания – блуждают по лабиринту мироздания, благо оно у нас небольшое… Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу! Говоря откровенно, мы имеем некий набор средств, сокращающих период посттравматической амнезии, но предпочитаем естественное наполнение сосуда памяти. Только так болезненный процесс обретения былого Я происходит наиболее щадящим образом.
– Кто вы? – буркнул Телониус.
– О, мы с вами хорошо знакомы, Телониус. Я был вашими клайменолями, теперь же меня зовут Вергилий, – представился возникший ниоткуда в хламиде, Телониус так и не обнаружил в кубрике ни единого отверстия. Лишь гладкие желтоватые стены повсюду. Зато сонм клайменолей, к ним он привык настолько, что не обращал внимания, привычно подчиняясь командам, действительно исчез, растворился, а может, если Вергилий не шутил, и впрямь слился в него.
– Вы захотели, и я появился – ваш лоцман в пределах Санаториума, – добавил Вергилий. – Если может быть божественная комедия, то почему не быть божественному шуту? Вы время даром не теряли. – Он кивнул на разобранный игрушечный «Циклоп», лежащий на столе в таком виде, словно Телониус готовился устроить ему генеральную починку. – Что есть игра, как не творение новых, небывалых миров по установленным правилам?
Заметив, что Телониус собирается возразить, Вергилий умиротворяюще поднял руки:
– Да, да, да, я прекрасно отдаю себе отчет – вы взрослый, самостоятельный и, невзирая на привходящие обстоятельства, вполне способны позаботиться о себе. Более того – возможно, не нуждаетесь в лоцмане, вовсе не собираетесь тратить здесь время, твердо решив побыстрее отправиться восвояси и не злоупотреблять нашим гостеприимством. – Речь Вергилия лилась настолько широко и свободно, что Телониус не находил в ней ни единого островка. Не за что уцепиться, чтобы бросить ракушку ответной реплики. Пришлось дослушать вдохновенное речение до того, как иссякнет полноводный источник, и произнести:
– Где выход?
Смиренным ответом подопечный ухитрился выразить, что готов принять Вергилия как лоцмана, но сохраняет право на стремление к свободе. Вергилий, не ожидавший подобного, слегка поперхнулся, но тут же широко улыбнулся, ткнул пальцем под ноги, где возникло отверстие.
– Часть отсеков Санаториума заполнена водой, часть – газом. Сделано это по рекомендации социопсихологов, полагающих, что именно такая конструкция обеспечит лучшую адаптацию возвращенных, – пояснил Вергилий. – Поэтому небольшое наставление – если не находите выход в стене, ищите в полу, вполне вероятно, он скрывается за неприметным люком дренажной системы. Только хочу предупредить – Санаториум сродни лабиринту, в нем очень легко заплутать. Кое-где протянуты направляющие нити, но лучше держитесь меня. Я – ваша самая надежная нить, Телониус. Ну, готовы? – Вергилий протянул руку, предлагая ухватиться за нее, как отпрыску, сделал шаг и без всплеска погрузился в воду.
Телониус последовал за ним. Он было решил, что за время, проведенное на Венере, утратил навыки столь архаичного способа передвижения, но руки и ноги двигались нужным образом. Телониус сделал несколько мощных гребков, осмотрелся, выискивая Вергилия. Тот ожидал его, ухватившись за страховочную скобу одной рукой, а другой делая непонятный жест. Телониус сразу не понял, и лишь взглянув на демонстративно широко открытый рот лоцмана, сообразил: Вергилий предлагал ему дышать.