Лабиринт для Минотавра

Назойливый писк предупреждал о чудовищной утечке энергии. Ариадна с ужасом и ненавистью ждала – вот-вот включится режим принудительного сбережения, иначе сдохнут фильтрация кислорода и терморегуляция. Но не сбавляла ход, точно безмозглый планктон, устремленный к свету.

– Стой! Нельзя! Опасность! – В наушниках скрежетал механический глас Пана. Он следовал за Ариадной, но где громоздкому роботу за ней угнаться!

Огненная длань неотвратимо опускалась. Нить внезапно остановилась, обернулась, и Ариадна ясно разглядела ее смеющееся лицо. Вдруг пронзила жуткая мысль: что-то связанное с ловушкой, с рефлексом спасать из беды, а еще о непонятном равнодушии Минотавра к присутствию на борту «Циклопа» воспитанницы.

Огневик перехватил Ариадну в прыжке, стиснул, облил нестерпимым жаром и потащил к бурлящей лаве Красного кольца.

Далеко внизу смеялась Нить, откинув колпак скафандра, наматывая прядку волос на пальчик. Ей были нипочем ни чудовищная температура, ни отсутствие кислорода, ни соседство Красного кольца.

Книга III. Феодоровский процесс

1. Санаториум

Телониус открыл глаза и обнаружил себя в потоке света. И в это мгновение вспомнил: именно так и представлял смерть – переход из одного физического состояния к иному физическому состоянию. И если о первом каждый имел хоть и субъективное, но весьма практическое представление, то второе оставалось до последнего времени загадочным, но не потому, что непонятно в общем, а потому, что трудно представить то, чего не знаешь. Ведь оттуда, до появления Феодоровского процесса, никто не возвращался.

«Теперь я узнаю все», – подумал Телониус, не испытав, однако, ни единой положительной эмоции. Он не полагал, что столь скоро попадет в когорту посвященных в подробности посмертного существования, а рассчитывал прожить если не длинную и счастливую жизнь, то, по крайней мере, такой протяженности, чтобы хватило завершить все дела.

«Или все так и случилось?» – спросил он себя. Его память не сохранила картину триумфального завершения проекта терраформовки Венеры, хотя это вполне могло произойти, но оказалось стертым в процессе умирания. Однако Телониусу не верилось. И более того, он не ощущал себя преступившим порог смерти, как предпочитали называть данное состояние те, кто при жизни боялся смотреть правде в глаза. Что требовать от них, когда телесная оболочка – сморщенная или, того хуже, изрядно потрепанная невзгодами и несчастными случаями – осталась там, а ментальная матрица, в полном соответствии с законами сохранения, перешла в иное – посмертное состояние? Ну нет! Ощутив себя мертвым, он бы честно признался себе, что отныне представляет собой не единство тела физического и тела ментального, а лишь сгусток, какое-то время помнящий о своем предыдущем существовании в некоем мире, где его звали имярек, а занимался он тем-то и тем. Возможно, что через некоторый промежуток времени (хотя существует ли он во времени – еще один вопрос без ответа) и эта память исчезнет, как исчезают жабры и хвост у особи, готовой родиться по-настоящему.

– Вы меня слышите? – Телониус наконец-то уловил смысл фразы, надоедливо звучавшей на разные лады. Он размышлял о многом, размышлять оказалось неожиданно интересно, чего не замечал в бытность свою демиургом самого масштабного проекта Системы. Да и размышляет ли о подобном существо его положения и власти. Вопрос раздражал, но за ним крылась возможность узнать нечто о другом мире. В тот мир его забросил чудовищный Огневик, в его объятиях он вспыхнул, невзирая на все усилия брони высшей защиты сохранить ему жизнь. Жизнь за жизнь…

Телониус осмотрелся. Он плавал в водяном пузыре, опутанный нитями, соединявшими его с аппаратурой, часть ее была погружена в воду, а другая – с управляющими панелями – выступала в сухую часть отсека. Как раз за ней-то обнаружилась фигура с выпученными глазами и медленно артикулирующим безгубым ртом. Телониус энергично задвигал конечностями, как попавший в паутину водяного паука тритон, но нити держали крепко.

– Не торопитесь, – предупредила фигура, увидев его безуспешные попытки освободиться. – Процесс регенерации не завершен. Не хотелось бы оставить вас с одним легким или половиной печени. Потерпите до полного восполнения. Провода отсоединятся сами. – Фигура говорила неторопливо, обстоятельно жестикулируя, в чем ощущался недюжинный опыт и вышколенность, доказующие – Телониус не первый и далеко не последний, кому она дает пояснения.

Ариадна могла бы это подтвердить, мелькнуло у него, вызвав еще вопросы: кто такая Ариадна? Почему она могла подтвердить? Телониус не выносил вопросы без ответов. Ответы на эти вопросы плавали на расстоянии вытянутой руки, но попробуй вытяни, когда опутан проводами, скрючен в пронизанной светом капле, а если все же слегка повернуть голову, то увидишь такое, что захватывает даже его мятежный дух.

Европа! Да, в черной бездне плыла Европа, облитая пеленой облаков, просвечивал океан с густой прозеленью обитаемых островов.

Лучший из миров…

Кто сказал? Впрочем, неважно. Пока надо смириться с раздражающей частичной амнезией и потерпеть до обещанного пучеглазым существом «полного восполнения».

И в награду за столь непросто достигнутое смирение провода стали отсоединяться от тела, порождая неприятный зуд, будто Телониус вновь переживал родовой метаморфоз. Когда отскочил последний, торчавший в основании черепа, в капле возникла упругая волна. Его понесло сквозь приливы света и вытолкнуло – мягко, почти нежно – на металлическую кювету, где Телониуса подхватили заботливые руки, удерживая от случайных движений, пока вода стекала в дренаж, а из нависающих сопел дул теплый ветерок.

2. Восстановление

Их оказалось двое – обладателей заботливых рук и приветливых взглядов. Затянутые в полосатые комбинезоны, в перчатках с удлиненными пальцами и перепонками они походили на тритонов. Тот, что возвышался слева от него, произнес торжественно-трубно:

– С возвращением, Телониус! Персонал Санаториума приветствует тебя!

Откашливая воду, Телониус оттолкнул придерживающие его руки и сел. Получилось вполне сносно. Мышцы слушались, крошечные отверстия, усеивающие грудь и живот, толчками выплескивали струйки жидкости. Тритоны выдернули из тела остатки нитей, окончательно прервав связь с анклавом. Отсюда, из внешнего мира, он выглядел крошечным. Даже не верилось, как он вмещал хоть одно тело. Он походил не столько на машину возвращения, сколько на гипостазис. Телониус захотел рассмотреть анклав подробнее, но тритоны заслонили его.

– Не беспокойтесь, – сказал тот, что справа. – Истечение жидкости и затягивание дренажа завершится в течение стандартного оборота. Вам будет выдан комбинезон с влагопоглощающим слоем…

– Чтобы я под себя ходить мог? – осведомился Телониус. Переход из статуса погибшего демиурга в статус возвращенца выглядел унизительным.

– Не переживайте, Телониус, – произнес левый. – Неустойчивость эмоциональной сферы – ожидаемый побочный результат Феодоровского процесса, но мы располагаем эффективным арсеналом психолого-терапевтических инструментов… Также хочу предупредить, что восстановленный организм не сразу возвращается к привычным физиологическим реакциям, а потому забота о вас на первых порах будет поручена клайменолям. Мы бы не хотели, если бы вы вдруг забыли дышать и пострадали от асфиксии. – Тритон щелкнул пальцами, и вокруг Телониуса закрутились шарики, мягко ударяя по грудной клетке, по ушам, призывая внимательно слушать, по губам – заставляя сохранять молчание.

«Смерти все равно нет, – подумал Телониус. – Умершие воскрешаются как цивилизации…»

Телониус, убаюканный клайменолями, заснул, а когда открыл глаза, то обнаружил себя на койке в кубрике. Судя по числу двухъярусных лежбищ, там могли одновременно размещаться четыре четверки возвращенцев. Но сейчас Телониус пребывал в одиночестве. Тело стягивал обещанный комбинезон белесого цвета, и пришлось несколько раз энергично пошевелиться, убеждаясь, что одеяние не стесняет движений. А раз так, решил Телониус, то хватит лежать, как скат.