Отпусти меня

— Ты знал, что я — твой пациент? Опять, — добавила я невольно.

Миша кивнул:

— Конечно, у меня мелькала мысль, что ты — не единственная Сергеева Мария Андреевна в этом городе, но твоя история болезни расставила всё по местам. Как я уже говорил раньше, воспаление лимфоузлов кишечника — довольно редкое заболевание.

— Почему ты не отказался? Или не передал меня другому врачу? Да и вообще — какого чёрта ты работаешь именно здесь?

Вопросы продолжали сыпаться из меня, как горох — из порванного мешка. Во мне в этот момент жили два человека — журналист, который всегда и везде хотел быть в курсе событий. И женщина, которую действительно удалось застать врасплох.

— А зачем мне передавать тебя другому? — пожал плечами Павлов, — Я прекрасно знаю твою историю болезни, а моему коллеге пришлось бы вникать во всё с нуля. А по поводу того, что я здесь делаю — я ведь уже говорил тебе, что сменил клинику и работаю с другом.

— Хочешь сказать, — недоверчиво протянула я, — Что это — клиника Смыка?

Мужчина кивнул:

— И его жены. Семейный бизнес, все дела. Ты хорошо выглядишь, — в своей излюбленной манере, без перехода заявил доктор.

Если бы в этот момент у меня было что-то в руках — я бы точно это выронила нафиг, настолько его слова выбили из-под меня почву. А в груди что-то противно заскреблось, словно просясь наружу. Но я не была бы собой, если бы не смогла сдержать сей порыв. Так что, поправив длинные, чуть завитые на концах медные локоны, я заявила:

— Так я выгляжу всегда. Док, давай без вот этого всего. Делайте свою работу — и разойдёмся, как в море корабли.

Странно, наверное, что хирург не резал меня, а всего лишь хотел изучить результаты моих анализов? Меня это тоже первое время удивляло, пока Миша не объяснил мне, что был, во-первых, многопрофильным специалистом, а во-вторых — любил вести своего пациента с самого начала, а не только встречаться с ним на операционном столе. Хотя, судя по отзывал, скальпелем Павлов владел профессионально, но также, по словам пациентов, он обладал кое чем еще, чего медикам часто не доставало. У него была душа, что выгодно отличало его от других представителей этой довольно жестокой и кровожадной профессии.

Жаль, что это касалось только его работы, а не личной жизни.

Выслушав моё пожелание с самым что ни на есть серьёзным видом, Миша кивнул:

— Конечно. Если ты всё же передашь мне результаты своих анализов, то дело пойдёт куда быстрее.

Хмыкнув, я потянулась к своей сумке. Которая, выскользнув из моих рук, с глухим стуком упала на пол. Чертыхнувшись, я наклонилась, чтобы поднять баульчик, волосы полезли мне в лицо, и я с лёгким раздражением откинула их назад. В тот день вся Вселенная, кажется, была настроена против меня.

Сев, наконец, прямо, я подняла взгляд на Мишу. Который наблюдал за мной с неподдельным интересом.

— Что? — спросила я нервно.

— Ты сделала тату? — поинтересовался доктор.

Я на это только хмыкнула, мысленно проклиная свои треклятые волосы. Идея забить своё тело пришла мне в голову спонтанно. Но постепенно она крепчала, и однажды я твёрдо решила, что да, я это сделаю. Аккурат на полгода с тех пор, как мы расстались.

В тату салон меня привёз Денис. Я сказала ему, что хочу это сделать, и мужчина тут же нашёл мне мастера, который предложил эскиз, идеально отражающий мою задумку. Мой директор и в течение всего сеанса тоже просидел рядом, наблюдая за тем, как специальная машинка протыкала мою кожу.

Идея была простая, но вместе с тем очень символичная лично для меня. Я захотела набить мандариновую дольку, запечатанную в кубике льда. Улавливаете связь? Да, это была я. Но лёд не означал, что я впала в анабиоз или что-то подобное. Это было скорее что-то вроде брони, под которой я хотела спрятать свои чувства. Почти похоронить. Заморозить.

Был у этого еще один смысл, о котором я потом призналась Карине, которая мою идею, мягко говоря, не оценила. Я хотела помнить. Всё, что было у нас с Мишей. Не только потому, что со временем поняла, насколько потрясающими и нежными были наши отношения. Я сделала это для того, что помнить, и впредь не допускать такой же ошибки. Не подпускать никого настолько близко, не растворяться в человеке. Не любить.

Денис после сеанса со смешком говорил, что ждал от меня криков, слёз — хоть какого-то намёка на то, что мне было больно. Но мне не было. Честно — я не почувствовала ничего. Колоть было решено на шее — прямо за ухом. Не знаю, почему — мне просто понравилось это место. Я думала, что это будет похоже на агонию и даже подумывала об анестезии, но мастер сказал, что от этого картинка может получиться не такой яркой, и я передумала.

Вся правда в том, что мне понравилось. Было действительно не больно — в какой-то степени это было даже приятно. Видимо, поэтому, ни один мускул на моем лице не дрогнул за время двухчасового сеанса. Я сидела, полностью растворившись в своих мыслях. И видела не сидевшего напротив Дениса — нет, рядом со мной стоял он. Миша. Я чувствовала малейшее движение иглы, и с каждой линией, что появлялась на моей коже, я ощущала, как воспоминания словно запечатываются. Каждое прикосновение, слово, жест, поцелуй, каждая наша ночь, свидание, признание, обещание — всё это вместе с краской входило под мою кожу, чтобы остаться там навсегда. Как горящее клеймо, говорящее о том, насколько болезненной может быть любовь. Как сильно могут ранить даже самые, казалось бы, близкие люди. И как важно не позволять себе погружаться полностью в другого человека. Что нужно уметь вовремя сказать себе «стоп».

Сфокусировав взгляд на Мише, я пожала плечами:

— Как видишь.

— Мандаринка во льду. Интересное решение, — задумчиво протянул доктор.

— И весьма символичное, — прохладным тоном отозвалась я.

— Да, я это почувствовал.

Затем мы, наконец-то, перешли к делу. Изучив все бумажки, что я щедро предоставила, Павлов похвалил меня и сказал, что в целом, волноваться не о чем, и я могу себе иногда позволять отклоняться от диеты. Без фанатизма, разумеется.

— Раз в неделю ты можешь даже картошку фри со своим любимым горчичным соусом есть, — заметил Миша, записывая что-то в моей карте, — Двойным, — чуть подумав, добавил он.

Моя идеально нарисованная бровь взлетела вверх:

— Удивлена, что ты помнишь.

— Обижаешь, — улыбнулся мужчина, — Я ведь привозил её тебе из Макдональдса, когда тебе было лень готовить. С клубничным молочным коктейлем.

— Это не объясняет тот факт, что ты не выбросил это из своей головы, — парировала я, добавив с гаденькой интонацией, — Как, например, меня.

Вздохнув, Миша поднял на меня взгляд:

— Маша…

Но я не дала ему закончить мысль, поднявшись на ноги:

— Не надо ничего говорить. Я переборщила, знаю. Если мы закончили — я бы хотела уйти.

Кивнув, мужчина кивнул мне на дверь и вышел вслед за мной. Он был настолько галантен, что даже проводил меня до стойки регистрации, где сидела и улыбалась своими наверняка ненастоящими, идеально белыми зубами, Виктория.

Павлов передал девушке какие-то бумажки, а затем повернулся ко мне, протянув справку:

— В целом, вы здоровы, Мария Андреевна, но я бы хотел, чтобы вы прошли еще пару обследований уже здесь, у нас.

— Что-то не так? — уточнила я, убирая бумажку в сумку.

— Состояние среды удовлетворительное, но не идеальное, — объяснил мужчина, — Вы ни на какую диету не садились?

Я пожала плечами:

— Вроде бы нет. Разве что от мяса отказалась. Это могло повлиять?

— Вполне, — кивнул Миша, — Точно скажу после обследования.

— Ладно, — махнула я рукой, решив, что хуже уже всё равно не будет, — Мой номер у вас записан, доктор?

Услышав эти мои слова, Вика, которая до этого была словно погружена в свой собственный мир, встрепенулась. Подняв на меня свои глаза-блюдца, она прощебетала:

— Ой, а что, вас должны вызвать? Мне нужно куда-то вас записать?

Прежде чем я ответила, Миша покачал головой и мягким тоном заметил: