Лучник

— Угу, и амулет правды серой стражи обойти нет ну никакой возможности…. — в голосе мага прозвучала ирония.

Гайру невыносимо хотелось кричать.

Всё, что говорил маг, было правдой. Вот только до этого момента он не видел этого. Или — не хотел видеть.

Внутри неожиданно стало очень пусто и тоскливо. Он вдруг с отчётливостью понял, что всё, что он делал последние сутки, было напрасной суетой. Что его дети, и так потерявшие мать, вырастут без отца. Он не увидит, как они получат взрослые имена, не будет делать вид, что не знает о самоволках сына, не пообещает дочери хранить в секрете её первую влюблённость…

Смерть, видевшаяся ему самопожертвованием во имя тех, кто ему дорог, оказалась бессмысленным, никому не нужным самоубийством.

«Что ж, дураку — дурацкая смерть», — с горькой самоиронией произнёс он, изо всех сил стараясь, чтобы маг не услышал, насколько больно ему, на самом деле, осознавать всё, что он потерял.

Всё, что он мог натворить, если бы Ниари и его странный учитель так вовремя не приехали в башню Третьей Стражи.

Он изо всех сил сжал раздирающую сознание боль, не позволяя её вырваться наружу словами или образами. И, раздельно, старательно вкладывая в свой мысленный голос всю признательность, которую испытывал к так вовремя появившемуся гостю, произнёс:

«Господин маг. Я благодарен вам за всё, что вы для меня сделали. Вы не только спасли моих детей — от смерти и, возможно, от чего-то ещё более страшного. Не только позволили мне умереть без мучений и позора. Своим вмешательством в судьбу Иллара и Тилле вы избавили меня от необходимости убивать человека, которого я люблю, как мог бы любить родного отца… если бы он у меня был. Я был готов отравить его, если придётся. Но рад, что смог уйти, не утащив за собой и его тоже».

А потом боль и горечь осознания бессмысленности жертвы всё-таки захлестнули целиком, и он, чувствуя, как теряет контроль над своими мыслями, безнадёжно засмеялся, надеясь лишь, что делает это достаточно тихо, чтобы не донимать мага «криком в мозг».

— Ох, дети… С вами порой так тяжело… — усмехнулся маг какой-то своей странной улыбкой. — И выпороть охота, и нельзя: обидитесь, ещё больше дел натворите… Помнишь, что я тебе сказал там, в камере?

Гайр с трудом взял себя в… во что может взять себя лишённая тела душа?

«Помню. Что вы отвечаете за свои поступки и за свои ошибки. Не волнуйтесь, господин маг. Я тоже считаю, что за свои ошибки надо отвечать. И винить в своей не собираюсь никого».

— Не то я тебе говорил. Точнее не о том спрашиваю.

Бывший мастер Защиты задумался. Прокрутил в памяти короткий разговор.

«Сказали, что мои дети не в крепости и лишь вы знаете, как к ним попасть. Сказали, что говорить будете вы, а я только слушать. Сказали, что постараетесь сделать так, чтобы я получил то, что хочу по-настоящему».

Он осёкся.

«Вы говорили об этом? В разговоре с господином Третьим Стражем и матушкой Элари вы упоминали, что собираетесь разоблачить заговорщиков. Вы действительно сможете это сделать? Сможете защитить мою семью?»

— Сам защитишь, я им нянька, что ли? — фыркнул в ответ маг. — А заговорщиков найду, куда ж мне теперь деваться. Наставник я или кто…

«Хорошо, что не нянька…» — эхом откликнулся Гайр. На душе, наконец, впервые за последние лучины стало почти спокойно.

И ещё эта оговорка про «сам защитишь»… Мгновенный страх прошёл, сменившись задумчивым, напряжённым интересом. Похоже, сказки об артефактах-хранителях, сердцем которых была заключённая в них живая душа, всё-таки были не совсем сказками… и не садистскими экспериментами безумцев. Увидев всё то, что можно было считать чудом и что с такой лёгкостью делал этот странный маг, Гайр был готов поверить, что тому известен истинный способ создания таких артефактов. Не та судьба, о которой он мечтал… Но разве это не лучше, чем навсегда оставить своих родных, бросив их, возможно, под ударом очередных помешанных на власти подонков?

«Я понял», — лаконично откликнулся он после короткой паузы. — «Что я должен делать?»

— Понял, говоришь? — маг кажется прищурился. — Ну, ну… Знаешь, парень, для хорошего артефактора ты всё-таки редкостный балбес… Ладно, хватит трепаться, у меня ещё слишком много дел. Сиди тихо и не мешай пока.

С этими словами, Эран развернулся и направился прямиком в тюремную часть башни

А Гайр остался осмысливать своё нынешнее странное существование.

…И пытаться понять, что именно он сказал не так.

Глава 11 Страшные сны

Спустя пару десятков щепок Эран, успешно разобравшийся с памятью палача, вернулся в белую комнату.

Здесь, несмотря на то, что в обычном мире уже начиналось время Пса, всё оставалось по-прежнему. Если не считать того, что Элари оставила своё место на кровати, вместо этого пересев в поставленное вплотную к ней кресло и неторопливо перебирая одной рукой волосы Тилле, а другой — Иллара. Глаза её всё ещё были покрасневшие, но следы слёз с её щёк исчезли. По её бледным губам скользила призрачная, горькая и одновременно очень нежная улыбка.

Третий Страж, всё ещё, судя по всему, находящийся в опале, молча сидел на краю носилок рядом с сыном, с какой-то немой тоской глядя на жену, что-то тихо нашёптывающую внукам. Кажется, то была какая-то сказка из тех, что рассказывают детям перед тем, как отправить их спать.

Стоило Эрану появиться в комнате, как супруги синхронно вскинули головы, переводя взгляд на мага.

Третий Страж даже успел открыть рот для какого-то вопроса…

А миг спустя тишину вдруг разорвал дикий, полный ужаса и отчаяния вопль. И неподвижно лежащий на носилках Ниари вдруг забился, словно пытаясь вырваться из невидимых пут и безотчётно хватаясь руками за пробитую совсем недавно грудь.

Маг оказался у кровати в один миг. Раньше даже, чем успел склониться к сыну Третий Страж. Короткий взгляд на мальчишку, потом на разом побледневших родителей.

— Всё в порядке, ему ничего не угрожает. Помогите жене, нельзя, чтобы дети проснулись от испуга. Здесь я разберусь.

Наилир, не задавая больше вопросов, опрометью бросился к супруге. Почти упал на кровать рядом с ней, в изголовье внучки, и взяв её маленькую ладошку в руки, принялся что-то едва слышно говорить. Элари, торопливо кивнув ему, с облегчением склонилась над мальчиком.

Ниари же, словно утратив все силы в первой вспышке, замолчал, и теперь лишь тяжело дышал, молча, потерянно метаясь на носилках. Глаза его были плотно зажмурены, на лице застыл ужас.

Неуловимым движением, маг поднял сферу безмолвия. После чего положил руку на плечо мальчишке.

— Проснись, — не громко, но властно прошептал в самое ухо.

Ниари крупно вздрогнул всем телом.

И открыл глаза. В них, медленно отступая, колыхался мутный туман паники.

— Что? — судорожно вскрикнул он хриплым голосом и дёрнулся, пытаясь подняться. Потом разглядел склонившегося над ним наставника. И с облегчённым вздохом упал обратно. — Мастер…

— Дыши. Медленно, глубоко.

Мальчишка молча хватанул воздух ртом. Медленно не получилось, вздох получился коротким и прерывистым. Однако во всё ещё расширенные зрачки уже потихоньку возвращался разум.

Чуть не захлебнувшись первым вдохом, Ниари закашлялся, вдохнул ещё раз — на этот раз, как и требовал наставник. Грудь, ходящая ходуном, стала подниматься реже, лицо, всё ещё смертельно бледное, наконец утратило гримасу смертельного страха.

Он набрал воздуха ещё раз, глубоко, с облегчением.

И, наконец, начал успокаиваться.

— Молодец. — Маг протянул мальчику стакан воды и помог напиться. — Хочешь рассказать?

Тот вздрогнул и замотал головой. Потом замер… Лицо исказилось, словно от боли. Он изо всех сил зажмурился.

— Родители не должны знать, — почти беззвучно, сотрясаясь и от ещё не отпустившего до конца кошмара, и от немых рыданий, выдохнул он.

— Тебя слышу только я, — качнул головой маг.

Ниари облегчённо откинулся обратно на подушку и долго, прерывисто выдохнул.