Страница 10 из 10
А я и была как зверек — напряглась, прижалась спиной к стене, и, обхватив колени руками, мрачно таращилась на гостей. Несколько желаний боролись во мне. Я хотела выйти из этой холодной комнаты и была согласна подчиняться, и в то же время хотела сохранить свою гордость и не выпрашивать послаблений.
Наконец, Шариан, на чьей голове была повязка (так тебе и надо!) проговорил с наигранной приветливостью:
— Ви здраво, Ирина.
Фу-ты, ну-ты, какой добрый дяденька! Его ласковый тон меня не обманул; я видела, что он по-прежнему меня побаивается и кожей ощущала его враждебность. Возможно, зря я тогда над ним посмеялась…
— Здраво, — ответила я после паузы.
Мужчины переглянулись, и пожилой вышел вперед. Он был хорошо одет, но не так, как Шариан. Одежда на вид казалась добротной и чистой, но отсутствие декоративных элементов и коротко постриженные седые волосы дали мне понять, что незнакомец не ровня Шариану по положению. Невысокий, худощавый, этот мужчина оставался красив даже в свои почтенные года; его светлые ясные глаза светились умом. Голос у него оказался под стать внешности — приятный и тихий.
Представившись как «Кирил», он смахнул со стола крошки, оставшиеся после завтрака, и выложил на него дощечку, футляр и книгу. Открыв футляр, он взял из него мел и, подойдя к стене, начал расписывать символы, в некоторых из которых я узнала буквы греческого алфавита.
Вот оно что! Меня хотят учить языку!
Я воодушевилась, но с кровати не слезла; в присутствии Шариана я была слишком напряжена. Поняв это, зеленоглазый ушел, перед этим выразительно поглядев на Кирила; тот уже закончил выписывать алфавит.
Я слезла с кровати, подошла к стене, и, показав Кирилу улыбкой, что против его общества ничего не имею против, указала на знакомые буквы на стене и назвала их. Брови мужчины приподнялись; обрадовавшись, он указал на первую букву и жестом велел назвать ее.
Я не смогла, и тогда он сделал это за меня.
С этого и началась моя учеба. То утро мы работали над алфавитом; в руках у меня была та самая дощечка с мягкой поверхностью, на которой я могла рисовать буквы острой палочкой, а потом стирать написанное тупым концом палочки. Кирил был очень доволен тем, что я быстро запомнила и воспроизвела на письме буквы.
Он раскрыл книгу, которую принес, и стал показывать на картинки, называя изображенные на них предметы, создания и объекты по слогам. Конечно, в первую очередь меня заинтересовало не содержимое книги, а сама книга с ее шероховатыми желтоватыми страницами и кожаным тяжелым переплетом. Я проводила пальцами по страницам, повторяла за Кирилом слоги, и, отдаваясь изучению слов, отгоняла звучащие фоном мысли о том, что будет дальше, как я буду жить в этом мире, где сейчас Лена, как там моя семья…
Мой словарный запас быстро увеличивался; делу способствовало то, что многие слова и выражения были похожи на выражения русского языка или идентичны им.
У меня не было цели правильно говорить на их языке — целью было понимать его и изъясняться на нем, пусть и не очень понятно. Кирил был заинтересован в том, чтобы как можно быстрее научить меня языку, так что первое время мы проводили вместе практически целые дни и только и делали, что говорили, писали на стенах мелом или работали с книгой. Вечерами нам приносили свечи или лампу (но на ночь их всегда забирали), а также ужин — уже на двоих.
Я не замечала, как день сменяет день, и жадно поглощала новые знания. Знания, кстати, я черпала не только от Кирила. О многом говорила одежда, что я носила, еда, которую я ела, напитки, которые пила. Я потихоньку изучала, как здесь все устроено, подмечала детали, но, по сути, ничего по-настоящему экзотического, кроме той пернатый твари, съевшей при нас мужика, и дворца, пока еще не видела.
Шариан периодически являлся меня проведать. Его очень интересовало мое здоровье и мой внешний вид. Он отслеживал, как заживают синяки на моем теле, смотрел зубы, уши, изучал глаза… Кстати о глазах. Линзы я сняла, когда пошла четвертая неделя моего пребывания в этом мире; больше тянуть я не могла.
Глаза болели, я волновалась уже не из-за того, как буду жить без очков, а о состоянии роговицы. На следующий день я сказала Кирилу, что у меня перед глазами появилась какая-то муть, из-за которой я плохо вижу. Кирил позвал Шариана, и тот после тщательного осмотра ушел озадаченный. Впрочем, скоро он вернулся со скляночками. Несколько дней он промывал мои глаза каким-то отваром, и, вроде бы, ничего ужасного с ними не произошло, если, конечно, не брать во внимание факт того, что само по себе мое зрение ужасно.
Проблема с глазами затруднила учебный процесс, но не остановила. Мне приходилось близко подходить к стене и приближать предметы к лицу, чтобы разобрать нарисованное и написанное. Кирил цокал языком и жалел меня, добавляя, что нынче многие стали глазами слабы, потому что работают в полумраке, экономя свечи, и про себя добавлял, что его зрение тоже совсем не то, что в молодости. Я врала, что у меня всегда было хорошее зрение, но почему-то резко испортилось за последнее время. Зачем врала? Чтобы Шариан, которому Кирил все обо мне докладывал, счел мою полуслепоту приобретенной, а не врожденной.
Очки в этом мире тоже изготовляли, но так как это искусство здесь было не так уж развито, то очки считались предметом роскоши, так что мне бесполезно было надеяться получить их. Приходилось привыкать к новому нечеткому существованию…
Шариан о-о-очень осторожничал со мной, несмотря на мое беспомощное положение. Да, я была в его власти, жила под охраной, но каждый раз, когда он заходил, в комнате возникала особая напряженность, и я переставала ощущать себя слабовидящей зависимой девчонкой. И он, и я хорошо помнили, как я нарушила его мысленный приказ повиноваться и оттолкнула.
Несмотря на это, Шариан все равно делал для меня послабления. Меня постепенно стали выводить на прогулку во внутренний дворик, где я, увы, мало что могла разглядеть, кроме угрюмых стен дома, увядающей зелени да голубого неба. Когда меня водили по дому, я замечала мужчин-слуг, и тех, кто выполнял его поручения в городе, раза два видела Зена, но ни разу — светловолосую красавицу и Лену.
Меня перевели в другую комнату, более уютную и теплую, но тоже без нормального окна и источников света. Я объясняла Кирилу, что не собираюсь ни на кого нападать, устраивать пожары и сбегать, но мой пожилой учитель вздыхал и повторял одно: таков приказ хозяина…
Зато на вопросы о мироустройстве он отвечал охотно и очень подробно, зачастую иллюстрируя рассказы схематичными рисунками мелом на стене, или приносил другие книги, такие же огромные, тяжелые и, несомненно, очень дорогие.
Постепенно история этого мира вырисовалась для меня в целостную картину. Картину, в которой женщинам выделено особое место…
Глава 5
Мир, в котором мы с Леной неведомо как очутились, мог предложить нам две судьбы на выбор: хорошую и плохую.
Мы оказались в лесах двенадцатого ов-вена империи Ниэрад. Ниэрад считается самым развитым государством на материке, называемом «Цита», и стремится расширить свое влияние и на других континентах, когда не занято войной с другой развитой страной — Мэзавой, лежащей за горной грядой, начинающейся сразу за лесами двенадцатого ов-вена.
Конец ознакомительного фрагмента.